Дьявольский вальс - Келлерман Джонатан - Страница 70

• Предыдущая
• 70/107
• Следующая

– Она врет, – заявил он. – Подлая сука.

– Она внесла за тебя залог.

– Она была должна мне. Она и сейчас мне должна.

– Забудь об этом, Роберт. И думай о письмах.

– Ага, – отозвался Гэбрей, притопывая ногой. – Все, как вы захотите. Насчет этого я спокоен. У меня в жизни правильная позиция.

Когда мы выехали из лабиринта улиц и вновь оказались на дороге в Сан-Педро, Майло включил свой фонарик и стал изучать составленный портрет.

– Думаешь, на него можно положиться? – спросил я.

– Не очень. Но если вдруг появится реальный подозреваемый – что маловероятно, – это может помочь.

Я остановился на красный свет и посмотрел на портрет.

– Не слишком характерная внешность.

– Да.

Я наклонился и присмотрелся повнимательнее.

– Похож на Хененгарда, только без усов.

– В самом деле?

– Хененгард моложе, чем тот тип, которого описал Гэбрей, лет тридцати с небольшим, и у него лицо пополнее. Но он тоже плотного телосложения, и прическа похожа на эту. А усы с марта могли отрасти. Даже если не так, они очень слабо видны – их, наверное, трудно разглядеть на расстоянии. И ты сам говорил, что он мог сидеть в тюрьме.

– Гм-м.

Зажегся зеленый свет, и я опять сосредоточился на шоссе.

Майло прыснул.

– Что?

– Просто думаю. Если я когда-нибудь разберусь с Херберт, мои неприятности только начнутся. Вытащил ее дело. Влез на территорию Центрального отделения, предложил защиту Гэбрею, на которую не имею полномочий. Для управления я всего-навсего паршивый маленький чиновник.

– Неужели раскрытие убийства не окажет благотворного действия на отношение управления?

– Не настолько, чтобы подтвердить звание. Но, черт возьми, думаю, что смогу добиться кое-чего, если уж дойдет до дела. Преподнесу подарок Гомесу и Уикеру, пусть пользуются славой и надеются на половинку золотой звездочки. Конечно, Гэбрей сможет пострадать при этом... Черт, он не виновен. Если его информация окажется правдивой, то, возможно, с ним будет все о'кей. – Майло закрыл коробку и положил ее на пол. – Только послушай меня, – вздохнул он, – разболтался, как проклятый политик.

Я въехал на взгорье. Все полосы были пусты, и шоссе казалось гигантским рулоном бумаги.

– Лишить нескольких проходимцев возможности действовать, – продолжал Майло, – должно бы само по себе быть достаточным удовлетворением. Согласен? То, что вы, психологи, называете внутренним побуждением.

– Конечно, – согласился я. – Будь добр ради самого Добра, и Санта Клаус не забудет тебя.

Мы вернулись ко мне домой вскоре после трех. Майло уехал на своем «порше», а я прокрался в постель, пытаясь сделать это тихо. Робин все равно проснулась и взяла меня за руку. Мы сжали пальцы и заснули.

Она встала и исчезла, прежде чем я продрал глаза. Подсушенная английская булочка и сок ожидали меня на кухонном столе. Я разделался с ними, пока планировал свой день.

Во второй половине дня я у Джонсов.

Утро на телефоне.

Но телефон зазвонил раньше, чем я добрался до него.

– Алекс, – приветствовал меня Лу Сестер, – все эти твои интересные вопросы. Ты что, решил заняться банковскими инвестициями?

– Пока нет. Как ваш поход?

– Очень длинный. Я все думал, что мой малец устанет, но ему хотелось изображать Эдмунда Хиллари[51]. Почему ты хочешь знать о Чаке Джонсе?

– Он председатель правления больницы, где я когда-то работал. Кроме того, он распоряжается ее финансами. Я все еще нахожусь у них в штате и чувствую некоторую привязанность к этому месту. В финансовом отношении их дела идут плохо, говорят, что Джонс умышленно разоряет больницу, для того чтобы в конце концов снести здания и продать землю.

– Это не в его стиле.

– Ты знаком с ним?

– Встречал пару раз в обществе. «Здравствуйте» и «до свидания» на ходу. Он меня не помнит. Но я знаком с его стилем.

– А именно?

– Созидание, а не разрушение. Он один из крупнейших нынешних денежных заправил, Алекс. Не обращает внимания на то, что делают другие, и скупает солидные компании по пониженным ценам. Честные и выгодные сделки. Покупает ценные бумаги, о которых все мечтают. Но ему успешнее, чем другим, удается разыскивать их.

– Каким образом?

– Он знает, как точно установить, в каком состоянии находятся дела компании. А это значит, что нужно знать значительно больше, чем ежеквартальные отчеты. Как только ему удается разнюхать, что низко оцененные фонды готовы лопнуть, он их скупает, выжидает, продает, повторяет этот процесс. Его способность угадывать подходящее время безукоризненна.

– Вынюхивая то, что ему нужно, он пользуется информацией для служебного пользования?

Пауза.

– Такой ранний час, а ты уже говоришь о грязных делах.

– Так же, как и он.

– Алекс, все эти разговоры о служебной информации были раздуты сверх всякой меры. Что касается меня, то я ни разу не столкнулся с мало-мальски точным определением.

– Не увиливай, Лу.

– А тебе пришлось иметь с этим дело?

– Конечно, – ответил я. – Использование сведений, недоступных простым смертным, для того чтобы принять решение о покупке или продаже.

– Ну хорошо. Тогда что ты скажешь об инвесторе, который поит вином и угощает обедом для того, чтобы узнать, правильно ли компания ведет свои дела? О том, кто действительно пытается проникнуть в суть всех операций, проводимых компанией. Как ты это назовешь: коррупция или простая предусмотрительность?

– Если в этом деле участвует взятка, это коррупция.

– Что, угостить вином и обедом? Чем этот человек отличается от журналиста, который подмасливает свой источник информации? Или от полицейского, который подбадривает свидетеля бубликом и чашкой кофе? Я не знаю ни одного закона, по которому обед между двумя бизнесменами считался бы чем-то предосудительным. Теоретически это дозволено каждому, если они желают устранить напряжение. Но об этом никто никогда не беспокоится, Алекс. Вот в чем дело. Даже профессиональные исследователи обычно полагаются на графики, карты и цифры, которые им предоставляет компания. Та компания, которую они проверяют.

– Мне кажется, это зависит от того, что именно узнает инвестор за вином и обедом.

– Совершенно верно. Служащий компании рассказывает ему, что кто-то тогда-то и тогда-то намерен сделать серьезную попытку завладеть контрольным пакетом акций. Это незаконно. Но если этот самый служащий скажет, что финансовое положение компании таково, что она созрела для перекупки контрольного пакета, эта информация законна. Как видишь, здесь очень тонкая грань. Понимаешь, о чем я говорю? Чак Джонс просто основательно готовится, вот и все. Он настоящий бульдог.

– А какое у него образование?

– Не думаю, что он когда-либо учился в колледже. Мы имеем дело со случаем восхождения от бедности к богатству. Мне кажется, он в юности подковывал лошадей или занимался чем-то в этом роде. Разве это не взывает к твоей чувствительности? Этот парень вышел из «черного понедельника» героем, потому что он распродал свои акции за месяц до краха и переключился на государственные казначейские билеты и металлы. Несмотря на то что стоимость его акций быстро росла. Если бы кому-нибудь это стало известно, они бы подумали, что у него начался старческий маразм. Но когда на рынке разразился кризис, он вступил в игру, вновь скупал акции и сколотил еще одно состояние.

– Почему об этом никто не знал?

– Он помешан на секретности. Вся его стратегия зависит от нее. Он постоянно покупает и продает, избегает крупных торговых сделок и сторонится компьютеризованной торговли. Прошли месяцы после краха, прежде чем я сам узнал обо всем этом.

– А как ты узнал?

– Понял задним умом, когда мы все зализывали свои раны.

– Как он смог предвидеть крах?

– Это чутье. Лучшие игроки обладают этим качеством. Сочетание огромного запаса информации и экстрасенсорного восприятия, которое предопределяется длительным участием в этой игре. Я раньше думал, что обладаю им, но был наказан – не велика потеря. Жизнь становилась скучной, а возрождение приносит больше радости, чем простое хождение по воде. Но у Чака Джонса есть эта способность. Я не говорю, что он никогда не проигрывает. Это бывает со всеми. Но выигрывает он намного чаще.

• Предыдущая
• 70/107
• Следующая