Утренняя песня - Кейтс Кимберли - Страница 13
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая
– Пип... он не привык к незнакомым людям.
Данте рассмеялся.
– Думаю, вы ошибаетесь, мисс Грейстон. Я только этим утром вспомнил о существовании мальчика. И был очень удивлен, когда принес вас в постель и увидел его.
– Это вы... вы...
Ханна была в шоке. Надменный хозяин Рейвенскара несет ее по лестнице и укрывает одеялом?!
Тревога охватила ее с еще большей силой, когда она вспомнила расстегнутое платье.
Неужели это он расстегнул платье?
– Мисс Грейстон, судя по вашему виду, вы не просто бродили вокруг в поисках работы, когда оказались у меня на пороге. Вы были в отчаянии. Просто чудо, что вы могли ходить, когда у вас ноги покрыты волдырями.
Какое унижение! Он видел ее ноги.
– У нас неделями не было ни приюта, ни еды, – призналась Ханна.
– Неудивительно. Никто не может так исхудать и изголодаться, как беглец.
– Почему вы думаете, что я бежала? – спросила она, стараясь говорить спокойно.
– По некоторым признакам, они мне слишком хорошо известны. Кроме того, вы разговаривали во сне, прежде чем я успел положить вас на кровать.
Что же такое она сказала? В голове промелькнуло несколько сцен – яркие пятна, отражавшие самые ужасные из ее опасений. Неужели она выдала какую-то часть правды?
– Что я... сказала?
– Вы сказали мальчику, что он не должен бояться, – мягко произнес Остен. – Что его никто не обидит, Ханна.
Он назвал ее по имени. Сердце девушки взволнованно забилось.
– Кого вы боитесь?
– Никого! Наверное, я болтала во сне. Со мной это бывает.
– Вы не боитесь, потому что находитесь в безопасности, пока остаетесь в стенах Рейвенскар-Хауса.
На мгновение она задумалась: каково это – снова чувствовать себя в безопасности, хоть ненадолго разделяя с кем-то груз забот и тайны?
Она, наверное, сошла с ума. Неужели она не знает по собственному опыту, как рискованно доверять кому-то сильному, обладающему властью? Будучи таким безрассудным, вспыльчивым и раздражительным, он представляет собой опасность для нее и... для Пипа тоже. Ни на минуту нельзя об этом забывать.
– Я очень благодарна за ваше предложение, сэр, но мы с Пипом привыкли заботиться о себе сами.
– В таком случае вы очень плохо с этим справлялись. Ханне показалось, что она получила пощечину.
– У мальчика была лихорадка, когда вы сюда пришли, – с укором сказал Данте. – Вы умирали с голоду. Не протянули бы и трех дней, если бы я не совершил глупость и не впустил вас в дом.
Это была жестокая правда, и Ханна изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Я бы что-нибудь придумала, – заявила она.
– Неужели? Я не привык к неповиновению, мисс Грейстон. Я задал вам вопрос. Кого вы боитесь? Отца мальчика?
Ханна с ужасом посмотрела на него.
– Ради Бога, скажите правду. Иначе я не смогу вам помочь.
Остену Данте невозможно отказать. Но всю правду она не расскажет. Только часть, чтобы ненадолго удовлетворить его любопытство.
– Хотите знать, почему Пип такой пугливый? Сейчас объясню. Его отец самый жестокий человек из тех, кого я когда-либо знала. Ему доставляло удовольствие мучить тех, кто слабее его.
– Он мучил мальчика?
– Я не буду вдаваться в подробности, но Пип стал пугливым не без причины. Это вошло в его плоть и кровь.
– А вы, Ханна? Этот садист мучил и вас?
– Так, что не было сил терпеть! – выпалила она и покраснела, пожалев о сказанном, когда заметила, как пристально смотрит на нее Данте. – Что произошло между мной и отцом Пипа, вас не касается. У вас достаточно своих проблем, – попыталась она исправить положение.
– И что же это за проблемы?
– Семейные. В этом смысле вас не назовешь образцом для подражания.
Глаза его гневно блеснули.
– Мисс Грейстон, вы ничего не знаете о моей семье.
– Знаю. На вашем письменном столе целая гора писем от вашей матери и сестер, но вы даже не потрудились их распечатать.
Данте побагровел.
– Последнее время я был очень занят. Едва ли они ждут от меня ответа.
– Уверена, что ждут с нетерпением. Вы хоть представляете себе, как вам повезло? Родные вас любят, скучают по вас.
– Мадам, вы забываетесь.
– Нет. Это вы их забыли. Должно быть, они каждый день бегают на почту в надежде получить от вас весточку.
Он замер на мгновение, а потом лениво пожал плечами.
– Если дело обстоит именно так, значит, они – единственные оптимисты в Норфолке. Разумеется, надежда умирает последней. Летти ее еще не потеряла. Девочке всегда не хватало здравого смысла.
Он улыбнулся.
– Ах, мисс Грейстон, я даже на расстоянии слышу, как вы скрежещете зубами. Уж лучше выкладывайте все, чтобы не взорваться.
– Мне нечего сказать. Это не мое дело.
– Может быть, и не ваше, но готов поспорить, что вам есть что сказать. Вы невысокого мнения обо мне, не так ли? Вы – женщина с интуицией.
– Я вообще о вас не думаю.
– Ну же, мисс Грейстон, – подзадоривал ее Данте. – Говорите начистоту. Ведь вы не трусиха.
– Я рано научилась не судить о подарке по обертке, пусть даже самой красивой. Значение имеет то, что находится внутри.
Данте рассмеялся.
– Как вы думаете, что у меня внутри, мисс Грейстон?
– Меня это не касается.
– Я вам приказываю, говорите правду. Так получай же!
– Вы высокомерны, слишком равнодушны, чтобы щадить чувства других, и еще вы тщеславны. Иногда вы бываете великодушным, но не это главное. Вы как камень на дне реки, который ни на что не годится.
– Это беспощадная характеристика, мадам.
– Вы приказали мне говорить правду. Вы эгоистичны. У вас есть все – деньги, положение, власть. Вы даже не утруждаете себя тем, чтобы прочитать письма от вашей семьи.
– Опять вы о том же?
Ханну снедали боль и чувство утраты, она представляла себе сестер – малышку Теофанию с деревянным мечом и спутанными волосами, Харриет, вечно таскающую с собой набор для рисования и мечтающую поучиться у французского графика, Элизабет – красивую, румяную и упрямую. Если бы у нее в кармане лежало хоть несколько писем от них, она перечитывала бы их снова и снова, когда тоска по дому будет невыносимой.
Но у нее нет такого сокровища, так же как нет и надежды когда-нибудь увидеть любимые лица.
– Ничто не вечно, сэр. А вдруг вам перестанут писать? Вы захотите ответить, а будет некому. Тогда, уверяю вас, вы пожалеете, что оставляли все письма без ответа.
– Мое время принадлежит мне, мисс Грейстон. Я нанял вас для записи музыки, а не для того, чтобы вы вмешивались в мои дела.
Он отвернулся и пожал плечами.
– Однако, если вас так волнует содержание этих писем, вы можете прочитать мне их. Боюсь, мои глаза слишком утомлены после сочинения музыки по ночам.
Благодаря Бога за то, что ей удалось отвлечь его внимание от ее прошлого, Ханна подошла к письменному столу и взяла пачку писем.
Она сломала печать и поднесла письмо к свету. Оно пахло розами, почерк был женский.
– «Дорогой Остен, даже слов не нахожу, как ты груб! Ты должен приехать ко мне на свадьбу. Мое счастье не может быть полным без того, чтобы меня не поддразнивал мой любимый, мой самый чудесный на свете брат. Я вне себя от счастья, а мама занята подготовкой самой красивой свадьбы, которую здесь когда-либо праздновали. Она ничего не говорит, но я знаю, что она скучает по тебе гораздо сильнее, чем я. Иногда даже плачет.
Может, и не стоило тебе об этом писать, но клянусь, что готова на все, только бы увидеть тебя. Пожалуйста, Остен, приезжай!»
У Ханны болезненно сжалось сердце. Она подняла на него глаза. Он сидел на стуле, положив скрещенные ноги на стол, придавив каблуками громоздившиеся горой письма.
Он спокойно разглядывал картину с изображением охотничьих собак, никак не отреагировав на письмо, которое Ханна прочла ему.
– Летти склонна драматизировать события. Если с этим Фицхербертом у нее ничего не получится, она может стать неплохой актрисой. А теперь, раз уж вы начали, читайте дальше. По крайней мере я смогу сжечь все эти письма и убрать на столе.
- Предыдущая
- 13/54
- Следующая