Мари - Хаггард Генри Райдер - Страница 12
- Предыдущая
- 12/67
- Следующая
Утром после этого разговора меня разрешили вынести на веранду перед домом, где уложили на примитивную кушетку, завернув в грязное шерстяное одеяло. Когда я удовлетворил свое первое наслаждение, увидев солнце и надышавшись свежим воздухом, я начал внимательно изучать все окружавшее меня. Перед домом, или скорее перед тем, что от дома осталось, были укрепления, чтобы не рухнула веранда, вокруг дугой стояли фургоны, расположенные так, как в окруженном повозками лагере, причем снизу, для лучшей надежности охраны, они были завалены землей и колючими сучьями мимозы. В настоящее время эти фургоны, в которых ночью спала охрана из буров и вооруженных туземцев, оставшихся здесь, были расставлены так, чтобы лучше обороняться при возможном нападении.
Однако, в дневное время центральный фургон был немного оттянут в сторону, создавая подобие ворот. Через это отверстие я видел длинную стену, также полукруглую, построенную снаружи фургонов, охватывающую пространство, достаточное для того, чтобы содержать там ночью скот и лошадей, оставшихся у Анри Марэ вместе с животными его друзей. Буры, понятно, не допускали мысли, что их быки могут исчезнуть в горах. В середине этого импровизированного крааля виднелась длинная низкая насыпь, в которой, как я узнал потом, были зарыты павшие в бою во время нападения на дом. Два раба, убитые во время обороны, были похоронены в маленьком саду, созданном Мари, а обезглавленный труп Леблана — в небольшом огражденном месте направо от веранды, где покоились некоторые бывшие владельцы этой фермы и один или два родственника хеера Марэ, включая его жену…
В то время, когда я обращал внимание на все эти детали, в конце веранды показалась Мари, сопровождаемая Эрнаном Перейрой. Увидев меня, она побежала к моей кушетке с распростертыми руками, словно собираясь обнять меня. Затем, казалось, вспомнив о чем-то, она внезапно остановилась возле меня, покраснела до корней волос и сказала смущенным голосом:
— О, хеер Аллан, — она никогда в жизни не обращалась ко мне до этого так. — Как я рада видеть вас вне дома! Как вы себя чувствуете?
— Очень хорошо, благодарю вас, — ответил я, кусая губы, — и поскольку вам это стало известно, вы, очевидно, и пришли проведать меня?…
Уже в следующее мгновение я пожалел об этих словах, ибо заметил, что глаза Мари наполнились слезами, а грудь задрожала от чего-то, подобного рыданию. Однако, прозвучал ответ не Мари, а Перейры, потому что в тот момент я понял, что говорить она была не в состоянии.
— Мой славный мальчик, — сказал он напыщенным, покровительственным тоном по-английски, — а этот язык он, очевидно, знал превосходно, — я полагаю, что у моей кузины было множество различных дел на протяжении последних дней, чтобы еще бегать смотреть на царапину на вашей ноге… Однако, я был рад услышать от вашего достойного отца, что с царапиной уже почти все хорошо и вы вскоре будете способны опять играть в игры, свойственные детям вашего возраста…
Теперь пришел мой черед лишиться способности говорить и наполнить глаза слезами, слезами ярости при одной только мысли, что я еще так слаб… Но за меня ответила Мари.
— Да, кузен Эрнан, — сказала она холодным тоном, — благодарение Богу, хеер Аллан Квотермейн скоро опять сможет играть в игры, такие кровавые игры, как оборона Марэсфонтейна с восемью людьми против всей орды Кваби. Тогда пусть небеса помогут тем, кто станет перед дулом его ружья, — и она бросила многозначительный взгляд на насыпь, покрывавшую убитых кафров, многих из которых, — и это факт, — убил именно я…
— О! Никакой обиды, никакой обиды, Мари, — сказал Перейра своим спокойным, красивым голосом. — Я не хотел посмеяться над вашим юным другом, который несомненно такой же храбрый, как и все англичане и который хорошо дрался, когда ему представилась счастливая возможность защищать вас, моя дорогая кузина. Но между прочим, да будет вам известно, он не единственный, кто может правильно держать ружье, как, видимо, думаете вы, и я буду счастлив доказать ему это в дружеской манере, когда он будет чувствовать себя более сильным.
При этих словах он выступил вперед на шаг и посмотрел сверху вниз на меня, а затем добавил с улыбкой:
— Всемогущий! Я боюсь, что этого теперь никогда не будет, ведь этот парень выглядит так, что его любой мог бы одним дуновением поднять в воздух, как перышко…
Я ничего не сказал в ответ, а лишь полчаса смотрел на этого высокого, красивого мужчину, стоявшего надо мной в своем изящном костюме, — а надо сказать, что он был пышно одет по последней моде, — с его прекрасным цветом лица, широкими плечами и пышущей здоровьем и энергией физиономией. Мысленно я сравнивал его с собой, каким я стал после потери крови и горячки, несчастным, похожим на крысу парнем, со щетинистыми бурыми волосами на голове и жидким мохом только на подбородке, с руками как щепки и грязным одеялом вместо одежды. Как мог я равняться с ним в любом отношении? Какие шансы были у меня против этого богатого хвастуна, который ненавидел меня и всю мою расу, и в чьих глазах даже после выздоровления я буду ничем иным, как лишь ребенком?
И, однако… и, однако, когда я лежал там, униженный и осмеянный, ответ сам пришел в мой мозг и я почувствовал, что какой бы ни была моя внешность, — духом, решимостью, смелостью и ловкостью, короче, всем тем, что создает мужчину, я был выше, чем Перейра. Да, и с помощью этих качеств, пусть я и кажусь несчастным и хилым, в конце концов я побью его и завоюю любовь Мари!
Таковы были пробегавшие в моем мозгу мысли и, я думаю, что кое-что из их течения связывалось с мыслями Мари, которая часто могла прочесть то, что творилось в моем сердце до того, как мои губы скажут это… Во всяком случае ее поведение претерпело изменение. Она как-то подтянулась. Ее тонкие ноздри расширились, а черные глаза приобрели гордое выражение, когда она склонила ко мне голову и прошептала таким низким голосом, что, пожалуй, лишь я один уловил ее слова:
— Да, да, не бойся, Аллан…
Перейра снова заговорил (в этот момент он отвернулся и стучал огнивом, чтобы раскурить свою большую трубку).
— Между прочим, хеер Аллан, — сказал он, — у вас очень хорошая кобыла. Она, говорят, преодолела расстояние между миссией и Марэсфонтейном в удивительно короткое время, что, оказывается, совершил также и ваш чалый. Я вчера опробовал ее и после галопа делал с ней некоторые упражнения. Хоть я и не уверен, что она соответствует моему весу, все же я куплю ее…
— Кобыла не продается, хеер Перейра, — ответил я, — и я что-то не припоминаю, чтобы я давал кому-нибудь разрешение упражняться на ней.
— Нет, разрешил ваш отец, или этот безобразный готтентот дал такое разрешение. Я уже забыл — кто. А что касается того, что она не продается, то почему же?… В этом мире все продается за соответствующую цену… Я дам вам… послушайте, что значат деньги, когда их много? Я дам вам сто английских фунтов за кобылу, но не считайте меня дураком! Я имею в виду получить их назад и даже больше, отправив ее на скачки на Юге. Ну, что вы скажете теперь?
— Я скажу, что кобыла не продается, хеер Перейра…
Затем у меня мелькнула мысль, навеянная каким-то вдохновением, и, что соответствует моему характеру, я действовал моментально.
— Но, — добавил я медленно, — если хотите, то когда я немного окрепну, я предлагаю вам состязание в стрельбе: вы ставите ваши сто фунтов, а я ставлю кобылу!
Перейра разразился хохотом.
— Вот, друзья, — крикнул он нескольким бурам, прогуливавшимся возле дома перед утренним кофе. — Этот маленький англичанин хочет состязаться со мной в стрельбе, выставляя свою прекрасную кобылу против ста британских фунтов, со мной, Эрнандо Перейрой, который выигрывал все призы по стрельбе в состязаниях, где когда-либо принимал участие. Нет, нет, друг Аллан, я не вор, я не украду у вас вашу кобылу…
Как раз в этот момент среди буров оказался знаменитый Питер Ретиф, очень хороший человек, с сильным характером, тогда во цвете лет, по происхождению гугенот, подобно хееру Марэ. Он был назначен правительством одним из пограничных комендантов, но из-за ссоры с губернатором провинции сэром Эндрю Стокенстроном недавно отказался от этого поста и в тот период занимался организацией переселения буров из колонии. Сейчас я видел Ретифа в первый раз и, увы, тогда я и не предполагал, где мне доведется увидеть его в последний раз. Но это уже является темой истории, о которой я расскажу позже.
- Предыдущая
- 12/67
- Следующая