Аристос - Роговская Наталия Феликсовна - Страница 49

• Предыдущая
• 49/53
• Следующая

55. Из-за того, что мы в целом подходим к искусствам и развлечениям извне, из-за того, что мы к искусству идем, мы рассматриваем его как нечто внешнее по отношению к основной части нашей жизни. Мы идем в театр, в кино, в оперу, балет; в музеи; на стадионы (в чем-то все великие спортивные игры — такое же искусство, как драматический театр или балет). Даже чтение выходит за рамки наших основных повседневных дел; и даже то искусство, которое поставляется нам прямо в дом, поступает, по нашим ощущениям, откуда-то извне. Это дистанцирование от искусства, это постоянное стороннее наблюдение глубоко порочно.

56. Положение усугубляется еще одним фактором — нынешней общедоступностью репродуцированных произведений искусства; все реже и реже рядовой человек вступает в непосредственный контакт как с художниками, так и с их творениями. Звукозапись и радио узурпировали опыт восприятия живой музыки, репродукции и статьи в журналах — опыт восприятия настоящей живописи. Может показаться, что уж по крайней мере литературу невозможно воспринять в каком-то от нее отдалении; но все больше людей предпочитают усваивать романы в форме телеспектаклей или кинофильмов — и то же касается театральных пьес. Только поэтическое произведение, видимо, по самой своей природе священно и неприкосновенно; и не потому ли поэзия в наше время превратилась в искусство такого ничтожного меньшинства?

57. Если мы отправляем искусство прозябать на отдаленных задворках досуга, где-то на внешней периферии нашей жизни, и даже там воспринимаем его по преимуществу в какой-то опосредованной форме, то оно становится одним из компонентов достатка — то есть чем-то из области фактов, а не чувств; чем-то, что можно отнести к той или иной эпохе или направлению, на чем можно продемонстрировать свои познания в культуре, что можно идентифицировать и коллекционировать. Короче говоря, это приводит к полной неспособности видеть вещи сами по себе и к потребности, граничащей с одержимостью, всенепременно помещать их в тот или иной социальный, снобистский или новомодный контекст. Мода (то есть последний по времени стиль) становится аспектом общей социально-экономической потребности в быстром, одноразовом, использовании.

58. И это тоже — быть может, даже сильнее всего остального — растлевает художника. И это создает типичную атмосферу рококо, в которой тихо увядает все современное искусство. Искусство рококо восемнадцатого века отмечено выдающимися достижениями в двух областях — изобразительном искусстве и музыке; стиль отличался исключительной легкостью, желанием ублажить пресыщенное нёбо, позабавить не столько содержанием, сколько декоративностью, — от серьезного содержания шарахались, как от огня. И в нашем модернистском искусстве мы видим все те же старые уловки в новых одежках — со всеми их изумительно бессмысленными диалогами, с их живейшими описаниями того, что описывать не стоит вовсе, с их элегантной пустотой, с их очарованностью всем искусственным и с их отвращением ко всему естественному.

59. Современный мир и современная восприимчивость усложняется с каждым днем; но усложнять сложности — отнюдь не функция художника; если на то пошло, ему скорее следовало бы прояснять их. В наши дни для многих критерием считается не смысл, но умение исподволь намекнуть на возможно скрытые смыслы. Любой приличный компьютер справится с такой задачей куда лучше человека.

60. Само понятие гения возникло, и это неудивительно, вместе с романтизмом; и поскольку это направление было прежде всего бунтом индивида против машины во всех ее формах (включая разум), можно ли было не превозносить до небес сверхиндивида — Наполеона, Бетховена, Гёте?

61. Творения гения всегда отмечены богатым гуманистическим содержанием, во имя которого он создает новые образы, изобретает новую технику и новые стили. Он сам видит себя одиноким огнедышащим вулканом посреди пустыни банальности. Он сам ощущает себя таинственным образом вдохновленным и одержимым. Ремесленник, напротив, довольствуется в своей работе традиционными материалами и методами. Чем лучше он владеет собой, в противоположность одержимости гения, тем больших высот достигнет он в своем ремесле. Мастерство исполнения — вот в чем его удовольствие. Его весьма заботит успех у современников, рыночная стоимость его продукции. Если в моде какие-то социальные или политические веяния, он вполне может их разделять; но если моды нет — нет и убеждений. Гений, разумеется, по большому счету равнодушен к прижизненному успеху; и его приверженность идеалам, как художественным, так и политическим, по-байроновски независима от их сиюминутной популярности у современников.

62. Нам всем понятно, что быть гением — прекрасный рецепт для победы над чувством немо; и потому большинство современных художников втихаря мечтают быть гениями, а не ремесленниками. Вероятно, разборчивому критику совершенно ясно — и вероятно, даже им самим это ясно, — что они никакие не гении; но широкая публика с большой готовностью принимает художника так, как он себя преподносит. И мы оказываемся в ситуации, когда всякое экспериментаторство считается достойным восхищения (ведь изобретение новой техники и материалов — само по себе акт гениальности, и неважно, что подлинных гениев на подобные изобретения побуждает потребность выразить некое новое содержание), а любое ремесленное мастерство — чем-то «академическим» и более или менее презренным.

63. Конечно, настоящие гении совершенно необходимы нам и нашему искусству; однако сомнительно, чтобы навязчивая идея непременно быть гением представляла хоть какую-то ценность для художника рангом пониже. Если ни на что другое, кроме участия в скачках на приз «Великого гения», он не согласен, тогда мы вынуждены отчасти признать справедливость постоянного недовольства обывателей эгоистичной непонятностью и технической скудостью современного искусства. Впрочем, в любом случае эта проблема, того и гляди, осложнится еще одним, совершенно новым фактором.

64. Кибернетическая революция сулит нам ощутимую прибавку досуга; и одним из способов заполнить досуг должно стать занятие искусством. Само собой разумеется, мы не можем претендовать на гениальность; и так же разумеется, что мы должны отбросить присущую нам ныне высокомерную презрительность по отношению к ремесленному аспекту искусства.

65. Отнюдь не только «гениальность», но и «ремесленничество» — вот чем будут заполнены бездны и океаны досуга в грядущем мире; вот то, что будет развивать и подвергать анализу наше «я»; вот то, чем оно утешится. Сплошь и рядом ремесленник будет существовать бок о бок с гением, и более того — им становиться. Ибо здесь нет непреодолимых барьеров; никто не ведает, пока не пустится в путь, где кончается одно и начинается другое; их может разделять вечность, а может мгновение — то самое мгновение, когда к настоящему поэту приходит подлинная строка, к художнику — прозрение, к композитору — нужный звук; та самая сила мгновения, которая «через зеленый фитиль выгоняет цветок»[20].

• Предыдущая
• 49/53
• Следующая