Аристос - Роговская Наталия Феликсовна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая

45. Мы часто забываем о том, до какой степени Ренессанс, со всеми его достижениями, обязан своим возникновением именно возврату к древнегреческой системе. Взаимосвязь между язычеством и свободомыслием давно установлена и не нуждается в доказательствах; а все монотеистические религии в известном смысле окрашены в пуританские тона: сама их природа деспотическая и фашистская. Величайшие научные свершения древних греков — их логика, демократия, искусство — все это было возможным благодаря их очень приблизительным, зыбким представлениям о божественной сущности; то же справедливо и в отношении последних ста лет в истории человечества.

46. Но эта оппозиция, разумеется, не так проста, чтобы сводиться к противопоставлению «либерального» политеизма и «нелиберального» монотеизма. Религия всегда была для человека сферой его кровных интересов; и ясно, что сторговаться со многими богами или слепо верить им затруднительно — с одним куда как проще. Известная доля скептицизма и агностицизма, столь характерная для лучших образцов древнегреческой мысли, — естественный продукт политеизма; точно так же, как эмоциональный накал и мистическое горение рождаются на противоположном конце оппозиции. Конфликт между скептицизмом и мистицизмом возник задолго до эры христианства.

47. Подобно современным гуманистам, жители древнего Милета[11] не верили ни в загробную жизнь, ни в бога. Но в VII–VIII веках до н. э. случилось вторжение «возрожденцев»-орфиков, состряпавших «ирландское рагу» из искупления, спасения души и предначертанной благодати, да еще с ядреной приправой из экстатических мистерий. К V веку противоборство между орфическим мистицизмом и исконно милетским скептицизмом приобрело перманентный характер. С тех пор между Дионисом и Аполлоном мира не было — и никогда не будет.

48. Тем не менее время от времени в истории случаются такие периоды, когда становится как будто бы совершенно ясно, какая из двух противоположностей лучше отвечает общей потребности. Монотеизм служил опорой человеку на протяжении темных веков, наступивших вслед за падением Римской империи; но сегодня в нашей нынешней ситуации лучше подходит, по-видимому, беззлобный скептицизм гуманизма. Очевидно одно: нелепо рассматривать это противостояние как борьбу или схватку, в которой одна сторона должна потерпеть поражение, а другая одержать победу; его надо рассматривать как саму природу человеческого политического устройства, как sine qua non[12] существования в обществе и в эволюции.

49. Христианин говорит: «Если бы все были добродетельны, все были бы счастливы». Социалист говорит: «Если бы все были счастливы, добро бы восторжествовало». Фашист говорит: «Если бы все подчинились воле государства, восторжествовало бы и добро, и счастье». Лама говорит: «Если бы все были как я, добро и счастье не имели бы значения». Гуманист говорит: «Нужно еще как следует разобраться, что есть счастье и что есть добро». На последнее из утверждений возразить труднее всего.

50. Наполеон как-то сказал: «Общество не может существовать без имущественного неравенства, а имущественное неравенство не может существовать без религии». Он говорил, конечно же, не как историк-теоретик: просто оправдывал свой конкордат с Ватиканом; однако в этом вполне макиавеллиевском утверждении великолепно обозначены как цели социализма, так и трудности на его пути.

51. Социализм-коммунизм — это попытка переиначить и перетолковать христианство. Но среди прочих особенностей христианства, которые он отправил на гильотину, была одна самая существенная: тайна. Христианство разлагается, потому что силится сохранить лжетайну; социализм не избежит разложения, потому что силится искоренить тайну истинную.

52. Как и христианство, он слишком долго тащил за собой пусковой механизм — когда запуск уже был произведен. Дабы достичь социальной справедливости в как можно большем объеме, первые социалисты энергично распространяли всевозможные эффектные, но вульгарные теории равенства, материализма, истории; они идеализировали пролетариат и очерняли то, что не пролетариат. Они сделали из социализма дубинку, устроили большой тарарам. Большой тарарам нам сейчас вовсе не нужен. Нам нужно меньше силы и больше мысли; меньше доктринерства и больше взвешенности.

53. Вопреки всей его ярой враждебности по отношению к былым религиям, социализм сам религия; и ни в чем это не проявляется с такой очевидностью, как в его ненависти к ереси, к любой критике, которая отказывается принимать определенные положения догмы как неоспоримые критерии реальности. Приятие догмы становится главным доказательством веры в учение. И это тотчас же ведет к окостенению.

54. Главная, ключевая проблема социализма заключается в следующем: для того, чтобы сделать социальную справедливость уделом многих, лидеры социализма обязаны были дать им власть. Но пролетарии большие мастера отвечать на вопрос, чего они хотят, зато худо понимают, что им, в сущности, нужно; поэтому, дав им власть, им дали власть высказывать, чего они хотят, но не дали объективной возможности понять, что им потребно. Потребно же этим многим прежде всего образование; потребно, чтобы их вели, а не они вели бы всех за собой. Вот и приходится социалистическим лидерам поддерживать шаткое равновесие — с одной стороны, чтобы остаться у власти, они должны идти навстречу желаниям многих приобретать потребительские товары, разную незатейливую мелочевку для обустройства жизни, причем в достаточном объеме, чтобы их не переманило правое крыло (ведь даже в самых что ни на есть коммунистических странах всегда есть правое крыло). А с другой стороны, им приходится убеждать все тех же многих, что в жизни есть вещи более достойные, чем необузданное свободное предпринимательство да желание вдоволь есть пирожные и тешить себя телевизионными зрелищами. Им нужна власть, нужна сила народа и, наконец, добровольное согласие народа с тезисом, что не в силе правда; что обладающий всеобщим избирательным правом малообразованный электорат нуждается в руководстве тех и в подчинении тем, кто избран его законными представителями и правителями.

55. Есть у социализма и свой миф о загробной жизни — вера не в гипотетический иной мир, а в гипотетическое будущее мира нынешнего. И марксизм, и ленинизм провозглашают, эксплуатируют и извращают идею постоянного совершенствования — оправдывая дурные средства благими целями.

56. Есть у социализма и другие мифы, вроде того, что высшая доблесть — труд. Но рабочего в конечном счете эксплуатирует не капиталист — его эксплуатирует сама работа.

57. «Государство всеобщего благосостояния» гарантирует раздачу материальных благ и психологического дискомфорта. Избыток социального обеспечения и равенства порождает в индивиде ощущение внутреннего смятения и безысходности — острую тоску по случаю и разнообразию. Навязчивый кошмар государства всеобщего благосостояния — скука.

58. Всеобщая полная занятость, плановая экономика, государственная собственность на ведущие отрасли промышленности, государственное страхование и бесплатное медицинское обслуживание — все это прекрасно. Но обеспечить одни гарантии — значит предусмотреть и другие. Мы укрепляем один фланг, полагаясь на то, что неприятель не станет атаковать на другом. Но рыцарское благородство эволюции несвойственно. Чем выше уровень жизни, тем ощутимее потребность в разнообразии. Чем больше досуга, тем больше дефицит напряженности. И «соль» резко растет в цене.

• Предыдущая
• 27/53
• Следующая