Аристос - Роговская Наталия Феликсовна - Страница 11

• Предыдущая
• 11/53
• Следующая

13. Вера в загробную жизнь — это в каком-то смысле страусиная уловка: попытка обвести немо вокруг пальца.

14. Новый рай подразумевает вхождение после смерти в тот мир незабвенных мертвецов, куда продолжают наведываться живущие. В старый рай пропуском служили праведные поступки и божья благодать; в новый же рай пропуском служат просто поступки, праведные ли, неправедные, неважно, лишь бы о них помнили. В новом раю избранные — это знаменитости: те, кто сумел прославиться, самые выдающиеся в своем роде, а что это за род, никакой роли не играет.

15. В принципе есть два способа одержать верх над немо: путь конформизма и путь конфликта. Если я приспосабливаюсь к обществу, в котором живу, я неизбежно пользуюсь общепринятыми символами успеха, или статуса, стремясь доказать, что я кто-то. Одни униформы подтверждают, что я достиг успеха; другие скрывают мое поражение. Одна из самых притягательных сторон униформы в том, что человек благодаря ей оказывается в ситуации, когда вина за неудачу всегда может быть частично возложена на всю группу. Униформа уравнивает всех, кто ее носит. Они сообща терпят поражение, а в случае успеха они все к нему причастны.

16. Я могу противостоять моему немо, идя ему наперекор: вырабатывая для себя свой собственный особый стиль жизни. Я строю себя как сложную уникальную persona, я презираю толпу. Я богемный человек, денди, аутсайдер, хиппи.

17. Искусство последних лет слишком часто оказывалось обусловленным настоятельными требованиями немо. Какие отчаянные поиски уникального, неповторимого стиля — и как часто поиски эти ведутся в ущерб содержанию! Гений, конечно, способен убедительно решить обе задачи сразу; но множество умеренно одаренных современных художников пали жертвой своей собственной «торговой марки». Этим и объясняется невероятное изобилие стилей и техник в нашем столетии — и столь красноречивое соединение экзотичного способа подачи и тематической банальности. В былые времена художники устремлялись к центру; теперь они отлетают к периферии. Результат: наше новейшее рококо.

18. Это можно было бы назвать положительным порочным влиянием, которое оказывает на искусство немо; но есть ведь и отрицательное порочное влияние. Целые джунгли пастиша разрастаются вокруг всего, что считается подлинным «творчеством» (будь то какой-нибудь художник или какое-нибудь произведение) — подлинным, то есть убивающим немо.

19. Все романтическое и постромантическое искусство насквозь пронизано страхом перед немо — безоглядным бегством индивида прочь от всего, что угрожает его индивидуальности. Умиротворенность классических статуй, классической архитектуры, классической поэзии хотя и дышит благородным достоинством, но кажется бесконечно отрешенной; и гам, где оно не отмечено вдохновением гения, классическое искусство кажется нам теперь пресно-пустым и удручающе обезличенным.

20. С другой стороны, еще никогда прежде великое искусство не было столь доступно столь многим- Шедевры куда ни глянь. Чем более ничтожными мы себя ощущаем, тем менее способны мы к творчеству. Вот почему мы пытаемся выкарабкаться с помощью бесплодных новых стилей, бесплодных новых веяний: словно насмерть перепуганные дети в горящем доме, мы очертя голову кидаемся в первую попавшуюся дверь.

21. Мы живем в эпоху недолговечных товаров. Большинство из нас так или иначе связаны с производством таких товаров. Мало кто теперь производит вещи, способные прослужить хотя бы лет пять, не говоря о том, чтобы пережить нас самих. Мы — звено в цепи. Мы жертвы тирании немо.

22. С ростом населения люди, которым, как нам представляется, удалось одержать верх над немо, завораживают нас все больше, — причем вне всякой зависимости от их человеческих достоинств.

23. Ли Харви Освальд убил президента Кеннеди, чтобы разделаться со своим действительным врагом — собственным немо. Он отнюдь не был невосприимчив к реальной действительности: он, напротив, обладал к ней сверхчувствительностью. На убийство его толкнула тлетворная несправедливость конкретного общества, в котором он жил, и всего процесса в целом. Из раза в раз террористы-анархисты девятнадцатого века упрямо отстаивали этот принцип: они делали то, что делали, чтобы приравнять себя к жертвам своих покушений. Один из них так прямо и сказал: «Меня будут помнить, покуда будут помнить его».

24. По этой же самой причине немцы позволили Гитлеру подчинить себе их жизни. Подобно индивидам, нации и страны могут утратить ощущение своей значимости, своего предназначения. Великий диктатор играет роль униформы: для всех, кого он попирает, он создает иллюзию, что немо повержен.

25. На более безобидном уровне мы наблюдаем то же самое в массовом преклонении перед знаменитыми и преуспевающими — кинозвездой, «именем», «знаменитостью»; в популярности журнала, напичканного сплетнями из жизни известных людей, в культе кумира, чьи растиражированные портреты украшают жилища, в тяге к дешевой книжонке-биографии, в женских журналах, пропагандирующих модные замашки и образ жизни. Мы наблюдаем это в том внимании, которым щедро награждается любая внешне эффектная посредственность, любой успех-однодневка. Не только ведь сам Голливуд именует все, что он ни производит, «выдающимся» — публике тоже необходимо это дутое величие.

26. Немо сильнее всего проявляется у самых развитых и образованных и слабее всего — у самых примитивных и невежественных. И значит, сила его будет возрастать не только с ростом общего уровня образования, но и с ростом населения на планете. По мере того как времени для досуга будет все больше, а информация станет доступнее, возрастут к тому же еще скука и зависть. И тут в силу вступают страшные цепные реакции: чем больше индивидов, тем меньше индивидуальности ощущает в себе каждый из них; чем яснее они видят несправедливость и неравенство, тем они, похоже, беспомощнее перед их лицом; чем больше они знают, тем больше они хотят, чтобы знали их; и чем больше они хотят, чтобы их знали, тем менее вероятно, что их желание сбудется.

27. И поскольку все труднее становится одолеть немо, переключая внимание на явления внешнего мира, мы все больше поворачиваемся к камерному личному миру, в котором мы живем, — к друзьям, родственникам, соседям, коллегам. Удастся нам победить немо хотя бы здесь — это уже что-то; вот откуда берется нынешняя одержимость потреблением напоказ, стремлением ни в чем не отстать от Джонса или Смита, постоянным доказыванием нашего превосходства, пусть даже на самом абсурдном и ничтожном уровне — в умении управляться с клюшкой для гольфа, в приготовлении итальянских блюд, в разведении роз. Отсюда наше маниакальное пристрастие к азартной игре во всех ее видах и формах и даже наша чрезмерная защищенность на вещах, которые сами по себе прекрасны и замечательны, — как, например, более высокая оплата труда или более здоровое и образованное подрастающее поколение.

28. Но самое типичное убежище, где человек пытается укрыться от немо, — это брак, семья, дом. Дети, затерянная в будущем капля твоей крови, — вот подлинное страхование жизни. Но и в этой ситуации немо норовит все испортить. Оно может заставить индивида исполнять дома такую роль, которую он или она на публике играть не в состоянии — разве только в своих фантазиях. Рожденный с задатками диктатора становится деспотом у себя в доме — и таким останется в памяти, в пределах вот этой комнаты. Немо может заставить родителей стать тиранами, а мужа или жену толкнуть к неверности. Самая проторенная дорожка, по которой люди бегут от немо, ведет в запретную постель.

• Предыдущая
• 11/53
• Следующая