Радужная Нить - Уэно Асия - Страница 74

Отец говорил об учителе с теплом, но немногословно, будто что-то терзало его душу, не давая покоя. Прошло полгода с его скоропостижной кончины — возможно, он тосковал по человеку, заменившему ему близких.

Я не застала старика в живых. Я была первой куклой, созданной моим отцом без помощи наставника.

В честь праздника отец подарил мне одежду: белоснежную, словно лебединые перья, словно листья дерева, под которым я просидела всю ночь. Шёлковое полотно закрыло лицо, но было столь прозрачным, что не мешало видеть. Всё было прекрасно. Восходящее солнце ласкало мои руки розовыми лучами, день обещал быть ясным. Счастье, казалось, вот-вот осенит меня своими крылами. Сегодня я, наконец, должна была увидеть других людей. Сегодня я должна была познать всю глубину жизни!

— Как живая, — молвил отец, и в голосе его почудилась благоговейная горечь.

Несмотря на предстоящее веселье, он был печален. Смотрел на меня, и губы его подрагивали. Сегодня он впервые не хотел встречаться со мной взглядом.

— Что с тобой, отец? — не выдержала и спросила я.

Он вздрогнул и отшатнулся. Я поняла, что нарушила молчание тоже впервые.

— Почему ты грустишь? — произнесла я ласково, как он сам не раз говорил со мной. — Тебя кто-то обидел?

— Нет… — шепнул он. Отвернулся от меня, закрылся широкими плечами. Сейчас я понимаю, что он был совсем молод.

— Ты прав был… прав… ты во всём был прав. Не следовало привязываться! Не следовало забывать, зачем её делаю. Разве можно теперь?..

Некоторое время, не оборачиваясь, он шагал по мастерской, опираясь на костыль. Метался, будто птица в клетке.

— Отец, — робко позвала я, — тебе плохо? Если хочешь, я перестану — только скажи. И словечка не пророню! Говорить будешь ты, у тебя хорошо получается. А я люблю слушать. Ведь одна сказка так и осталась неоконченной! Про красивую девушку, которую…

— Я не смог, — он повернулся ко мне, и наши глаза встретились. Он плакал. — Оказался слишком слаб. И тогда… и сейчас. Идём!

Отец усадил меня в корзину, накрыл плащом из грубого холста и толкнул входную дверь. Мне хотелось выглянуть, убедиться, такова ли улица при свете дня, как я себе представляла, и правда ли, что крышу нашего дома скоро понадобится чинить, но он лишь плотнее закутал меня в ткань. Значит, так надо. Да и не могла я шевельнуться.

— Молчи, — велел он мне, и я, разумеется, послушалась. Шли мы довольно долго. Отец передвигался с трудом, но мне показалось, что спешили мы изо всех сил. Он задыхался, и я уже была готова подать голос и попросить его передохнуть, когда он остановился сам. Поставил корзину и снял с неё плащ.

— Тут тень! — тотчас же пожаловалась я. Греться под солнечными лучами мне нравилось куда больше.

— Конечно, малышка. Это же пещера.

— А зачем мы сюда пришли? — поинтересовалась я, с любопытством изучая то, что находилось перед носом. Каменная стена у выхода, к которой устало прислонился отец. Нависший над нами свод, прорезанный чёрными трещинами. И далеко-далеко за скальным проёмом — блистающее, переливающееся яркими искорками нечто.

— Негоже обрывать сказку, — усмехнулся он. — Говорят, дурной это знак. На чём я остановился?

— На том, что красавицу Дочь Леса, равной которой не было в мире, испуганные люди предназначили в жёны страшному морскому чудищу, а оно взамен поклялось не топить рыбачьи лодки, — протараторила я. — Смотри, я помню каждое слово!

— Да, — вздохнул он. — Так всё и было. И вот свадебное шествие выступило на берег моря. Невеста была вся в белом, словно молоденькое деревце, цветущее по весне.

— Совсем, как я! — моя радостная несдержанность вызвала у отца кроткую улыбку.

— Да. Совсем, как ты. Только она была воспитанной девушкой и не перебивала старших… Вот из глубины показалась ужасная голова, с зубами, словно у акулы. А размером она была с целого кита!

— Ой! — вскрикнула я. — Голова? Как же за такое можно замуж-то выходить?

— А на самом деле чудовищу нужна была жертва, а не жена. Зачем ему жена?

— Выходит, её обманывали? И что, её так и растерзал этот… жених? — я расстроилась.

— Нет, девочка. Всё обошлось, это же сказка, а у сказок — счастливый конец. Неожиданно появился отец красавицы, Бог Леса. Он выглядел совсем, как человек…

— Как ты? — пискнула я.

— Ну что ты! Он был мудрым, отважным и безмерно могущественным. Он был божеством, а значит — бессмертным. — Отец снова вздохнул.

— Очень похож на тебя!

— Как знаешь… Бог Леса вызвал морское чудище на поединок и пронзил его заговорённым гарпуном. Море сделалось алым от крови сражающихся, но отец девушки был бессмертным и победил.

— Правильно! Так ему и надо, чудищу — нечего проказничать! — мстительно шепнула я.

— А потом, — закончил он, — Бог Леса взял дочь за руку, и деревья на веки вечные скрыли их от глаз людского племени.

Он поднялся, неловкими движениями поправил одежду, пристроил костыль.

— А теперь мы куда? Отец, а можно на берег? — умоляюще произнесла я. К свету, к солнцу, к морю!

— Хорошо, только придётся чуточку подождать, — ответил он. — Ты же у меня послушная?

— Да, — вздохнула я, борясь с унынием. Что ещё оставалось?

Передвинув корзину в глубину пещеры, оказавшуюся небольшим гротом, он перекинул было плащ через руку, но затем обернул меня им, укутав до подбородка. Погладил пальцем по щеке.

— Вот и чудесно. Не скучай без меня… и помни.

Он будто хотел сказать что-то ещё, но передумал, отвернулся и вышел из пещеры. Цоканье осыпающихся камешков вскоре стихло в отдалении. Я сидела и терпеливо смотрела на море — как ночью накануне. Тогда оно было совсем другим. Потом поднялся ветер, и белые гребни на волнах напомнили мне одну из рыбачьих песен: о Дочери Дракона и её шлейфе мо, что вихрится во время бури, когда морская дева танцует в подводных чертогах.

А на поверхности ветер перерастал в ураган, небо потемнело, затянулось тучами, и воздух сделался сырым — пошёл дождь. Он так и норовил ворваться в грот, но не дотягивался до меня своими мокрыми пальцами. Я порадовалась предусмотрительности отца.

Интересно, сколько ещё здесь сидеть?

Непогода разыгралась не на шутку. Может быть, он решил переждать самое ненастье? И правильно, ему и так тяжело ходить. Если надо, потерплю до завтра.

Только к вечеру небо стало проглядывать сквозь облачную поволоку, и ярко-алый закат лёг на море. Оно наполнилось кровью, и мне впервые в жизни сделалось страшно. Ветер стих, но цикады молчали. Мёртвая, гнетущая тишина. Начиналась осень.

— Ты же вернёшься, отец! — прошептала я, и сама не поверила в свои слова. Будто меня обманули. Как…

И лишь тогда я поняла истинный смысл его сказки.

Отец, создатель мой, вызвал морское чудище на поединок… Море сделалось алым от крови сражающихся и поглотило победителя и побеждённого. Потому что никто из них не был бессмертен — только оно, море.

И, глядя на него, взирая на вечные просторы дни и ночи напролёт, долгие-долгие годы, я познала всю глубину смерти.

Я не вела счёт дням. Подобно маленькому ребёнку, я не умела считать и не знала, что такое время. Сидела, не отводя взгляда от водной глади. Когда менялась погода, меня поначалу то и дело охватывало смутное ощущение, будто что-то вот-вот случится. Но существование оставалось неизменным. Когда вода полыхала закатным заревом, я пыталась закрыть глаза и не могла. Порою кажется, что я так и сижу в гроте, недвижная и способная только смотреть и говорить сама с собой, пересказывая все известные мне истории, сочиняя им разные завершения и продолжения… Я могла лишь говорить и петь, петь и говорить.

Так меня и отыскал первый владелец — конопатый мальчишка, загорелый дочерна. Заслышав мой голос, он камнем скатился вниз по склону, но с того мгновения я верила, что он вернётся, обязательно вернётся. И боялась, что этого всё же не произойдет, помешает какая-нибудь нелепая случайность.

Спустя несколько дней он действительно явился, выглянул из-за скалы, как любопытная ящерка, готовый тотчас же улепетнуть. Я не издала ни звука: вдруг снова испугается? Убедившись, что людей в гроте нет, он зашёл внутрь и склонился над корзиной. Я сразу поняла, что это мальчик — отец рассказывал о них много сказок.