В тени горностаевой мантии - Томилин Анатолий Николаевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/88
• Следующая

— Неужели не догонит? — невольно вырвалось у нее.

— Ну что вы, ваше высокоблагородие, обязательно возьмет. Птица опытная, вона «ставка» какая, да и «верх» у него хорош…

Анна оглянулась. Рядом с ней, чуть приотстав, сидел на рыжем коне широкоплечий офицер охраны с румяным лицом и, запрокинув голову, следил за гонкой.

— Вы хорошо разбираетесь в том, что происходит? — спросила она молодого человека. — Много охотились?

— Да не то чтобы много, но случалось. У нас в степях кречетов нет, но с беркутами и ястребами я мальчишкой езживал…

— Ну, поскольку это было не так давно, вы, конечно, должны помнить, — уколола его фрейлина.

Он поклонился и, смутившись, ответил:

— Прошу вас меня извинить. Почему вы сердитесь?

Он натянул поводья и пропустил Анну вперед. А та вдруг пожалела о своей грубости. Хотела было оглянуться и, может быть, улыбкой загладить свою неловкость, но в этот момент общий вопль: «Догнал! Догнал!» — заставил ее сосредоточиться на охоте. Кречет уже выбрал жертву и отколол ее от клина. Вот он взмыл над ней и неуловимым движением ударил когтями. Жалобно загоготал раненый гусь, неряшливо размахивая широкими крыльями. Был момент, когда он как будто собрался с силами и устремился вслед за улетающей стаей. Но в тот же миг кречет снова нанес удар и, кувыркнувшись в воздухе, словно потеряв напряжение в обмякших крыльях, большая птица стала падать. И когда коснулась земли, кречет с победным криком пал на нее, заглушив предсмертный стон побежденного.

— Вперед, скорее к кречет! — закричала Екатерина, давая шпоры коню.

Все кинулись за ней, чья?то лошадь в толчее задела боком Анну, заставив ее резко подать правое плечо вперед. «Господи, да я сейчас свалюсь», — подумала она. Увлеченный общим порывом, ее конь тоже рванулся вперед, и тут ей пригодились уроки в манеже: Аннета успела освободить правую ногу из верхней луки седла и сбросить стремя. Поводья она никогда не наматывала на руку, а вот подобрать левой рукой юбку, как учил ее берейтор манежа, она не успела и оказалась на земле в весьма пикантной позе.

Она бы наверняка расшиблась, хотя верный гентер сразу же остановился, почувствовав падение седока. Но чья?то сильная рука поддержала ее за спину при падении. Выпутавшись из завернувшихся одежек, Анна встретилась взглядом с тем самым молодым офицером, которого перед тем беспричинно обидела.

— Вы? — она оглядела себя и покраснела. — Вы как раз вовремя. Merci bien.

Молодой человек убрал руку и деликатно отвернулся.

— Я боялся, что вы ушибетесь.

Она быстро поправила одежду.

— Je vous sais gre beaucoup.[67]

— Я плохо говорю по?французски… Но должен сказать, что, несмотря на падение, был восхищен вашим самообладанием и тем, как были выполнены все правила соскока. Если бы ваша лошадь после рывка вперед сразу же не остановилась, вам бы удалось спокойно спрыгнуть.

— Однако вы льстец…

— Да нет, я правду говорю, вы сами это знаете. Вы отличная наездница.

— После всего случившегося такой комплимент звучит двусмысленно, вы не находите?

Она уже полностью пришла в себя и готова была встать на ноги, чтобы сесть в седло и догнать ускакавшую кавалькаду.

— Я и не думал делать вам комплимента.

— Вы также не подумали и о том, чтобы помочь даме подняться с земли.

— О простите, простите ради бога!

Молодой человек подсунул Анне руку под спину и в мгновение ока поставил ее на ноги.

— О, да вы Геркулес!.. Как жаль, что я не Омфала…[68]

Конец фразы она произнесла почти про себя, но ее спаситель, видимо, что?то разобрал. Она поймала его несколько удивленный взгляд, но промолчала и позволила помочь ей взобраться на лошадь. Упрочившись в седле, Анна ударила коня левым шенкелем, пуская его в галоп.

Когда они догнали свиту, охота уже закончилась, и все собирались в обратный путь. Анна подъехала к императрице.

— Извините, ваше величество, я оказалась плохой наездницей.

— Не стоит извиняться, мне сказали, что вы упадали с лошадь. Но вы не ушибались?

— Нет?нет, все в порядке, меня поддержал офицер свиты.

— О, он должен быть сильный человек. Кто он?..

Анна сначала хотела представить императрице своего спасителя, но вдруг почувствовала, что не хочет этого делать. Это нежелание мелькнуло в ней настолько неожиданно, что она даже не успела разобраться в его причине. Ее губы и голос уже говорили что?то, что диктовалось этим нежеланием, а вовсе не разумом.

— Не знаю даже… Все произошло так быстро, что я и не разглядела его как следует… Но по?моему — ничего выдающегося, comme les autres…[69]

— Но вы, надеюсь, его поблагодарили?

— Конечно, ваше величество, я даже хотела… — Она приподнялась на стремени, вглядываясь в группу сопровождающих офицеров. — Хотела взять на себя смелость представить его вам.

— И что же?.. — Екатерина внимательно смотрела на свою фрейлину.

— Да вот… не вижу его. Или путаю… — Впервые Анна солгала императрице. Она прекрасно разглядела молодого человека среди других офицеров, но не могла себя заставить указать на него. — Найдется. Не сейчас, так позже, никуда не денется. — Она поймала себя на том, что, будучи взволнованной, говорит тем не менее нарочито небрежно, спокойным тоном. «Что со мною?» — подумала она и по тому, как забилось сердце, поняла, что «знает», знает, что с ней, но не хочет признаться и лукавит, теперь уже сама перед собой.

Екатерина что?то говорила ей еще, Анна не слышала, поглощенная неожиданным и никогда ранее не испытанным состоянием души, и только кивала головой, повторяя: «Конечно, конечно, ваше величество». А что «конечно»?.. Выручили охотники, поднесшие трофей, — убитого гуся с расклеванной головой — и кречета, уже накормленного и снова с клобучком на голове.

После недолгих восторгов императрица повернула коня, и все заспешили в обратный путь. Анна ехала, не смея оглянуться. А когда миновали решетку парадного двора, сопровождающие отстали. Здесь их сменила другая охрана.

Во дворце Екатерину встретил запыхавшийся граф Панин.

— Ваше величество, с викторией вас. Внял Господь вседержитель молитвам нашим и помог сокрушить неверных… — Глаза Никиты Ивановича наполнились слезами…

— Погоди, Никита Иванович, об чем ты толкуешь, о какой виктории да еще со слезами?

Панин молча протянул императрице немецкие газеты. В них сухо, но обстоятельно рассказывалось о русско?турецком морском сражении в Хиосском проливе Эгейского моря, произошедшем 24–26 июня 1770 года.

— Спасибо Бог, голубчик! Уже уведомлена. Господин Орлов постарался…

Это была действительно Победа! Та самая столь необходимая всей русской армии в этой затянувшейся войне и еще более необходимая дипломатам в их весьма осложнившихся за последнее время сношениях с европейскими державами. Екатерина опустила газеты и обняла канцлера…

Анна разбранила себя в душе за то, что не была откровенна с императрицей и не представила ей офицера, лишив его благодарности из уст государыни… Все равно ведь они расстались. Она не знает даже, как его зовут, а он, возможно, не знает ее… Последнее обстоятельство не так уж и плохо, поскольку относительно своей славы при Дворе она не заблуждалась. Но, скорее всего, они никогда больше не увидятся. Да и мало ли офицеров вокруг… Анна понимала, что пытается обмануть себя, чтобы избавиться от непривычного чувства, от небывалой доселе горечи какой?то утраты… Наконец, перед тем как идти на вечернее дежурство, она вдруг остановилась и сказала: «Господи, да уж не влюбилась ли я? Только этого мне не хватало…» И как всегда — мысль изреченная освободила душу. Выговорив вслух, что скрывала даже от себя, она вздохнула свободнее и решила выбросить глупости прочь из головы.

• Предыдущая
• 26/88
• Следующая