Гадкие лебеди - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 30

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая

Он поднялся на третий этаж, двигаясь неторопливо, нарочито неторопливо, словно бы для того, чтобы все обдумать и взвесить, и прикинуть возможные последствия, и учесть все, на три года вперед, но на самом деле думал только о том, что ковер на лестнице давным-давно пора сменить, облез ковер, вытерся. И только уже перед тем, как постучать в дверь триста двенадцатого номера (люкс: две спальни и гостиная, телевизор, приемник первого класса, холодильник и бар), он чуть не сказал вслух: «Вы крокодилы, господа? Очень приятно. Так вы у меня будете жрать друг друга».

Стучать пришлось довольно долго: сначала деликатно костяшками пальцев, а когда не ответили – более решительно кулаком, а когда и на это не отреагировали – только скрипнули половицей и задышали в замочную скважину – тогда, повернувшись задом, каблуками, уже совсем грубо.

– Кто там? – спросил, наконец, голос за дверью.

– Сосед, – ответил Виктор. – Откройте на минутку.

– Что вам надо?

– Мне надо сказать вам пару слов.

– Приходите утром, – сказал голос за дверью. – Мы уже спим.

– Черт бы вас подрал, – сказал Виктор, рассердившись. – Вы хотите, чтобы меня здесь увидели? Откройте, чего вы боитесь?

Щелкнул ключ и дверь приоткрылась. В щели появился тусклый глаз долговязого профессионала. Виктор показал ему раскрытые ладони.

– Пару слов, – сказал он.

– Заходите, – сказал долговязый. – Только без глупостей.

Виктор вошел в прихожую, долговязый закрыл за ним дверь и зажег свет. Прихожая была тесная, вдвоем они с трудом помещались в ней.

– Ну, говорите, – сказал долговязый. Он был в пижаме, спереди чем-то запачканный. Виктор с изумлением принюхался – от долговязого несло спиртом. Правую руку он, как и полагалось, держал в кармане.

– Мы так и будем здесь беседовать? – осведомился Виктор.

– Да.

– Нет, – сказал Виктор. – Здесь я беседовать не буду.

– Как хотите, – сказал долговязый.

– Как хотите, – сказал Виктор. – Мое дело маленькое. Они помолчали.

Долговязый, уже не скрываясь, внимательно обшаривал Виктора глазами.

– Кажется, ваша фамилия Банев? – сказал он.

– Кажется.

– Ага, – сказал долговязый хмуро. – Так какой же вы сосед? Вы живете на втором этаже.

– Сосед по гостинице, – объяснил Виктор.

– Ага… Так что вам нужно, я не пойму.

– Мне нужно кое-что вам сообщить, – сказал Виктор. – Есть кое-какая информация. Но я уже начинаю раздумывать, стоит ли.

– Ну, ладно, – сказал долговязый. – Пойдемте в ванную.

– Знаете, – сказал Виктор. – Я, пожалуй, пойду.

– А почему вы не хотите в ванную? Что за капризы?

– Вы знаете, – сказал Виктор, – я раздумал. Я, пожалуй, пойду. В конце концов это не мое дело. – Он сделал движение.

Долговязый даже закряхтел от раздирающих его противоречий.

– Вы, по-моему, писатель, – сказал он. – Или я вас с кем-то путаю?

– Писатель, писатель, – сказал Виктор. – До свидания.

– Да нет, погодите. Так бы сразу и сказали. Пойдемте. Вот сюда.

Они вошли в гостиную, где сплошь были портьеры – справа портьеры, слева портьеры, прямо, на огромном окне, портьеры. Огромный телевизор в углу сверкал цветным экраном, звук был выключен. В другом углу из мягкого кресла под торшером смотрел на Виктора поверх развернутой газеты очкастый молодой человек, тоже в пижаме и шлепанцах. Рядом с ним на журнальном столике возвышалась четырехугольная бутылка и сифон. Портфеля нигде не было видно.

– Добрый вечер, – сказал Виктор. Молодой человек молча наклонил голову.

– Это ко мне, – сказал долговязый. – Не обращай внимания.

Молодой человек снова кивнул и закрылся газетой.

– Прошу сюда, – сказал долговязый. Они прошли в спальню направо, и долговязый сел на кровать. – Вот кресло, – сказал он. – Садитесь и выкладывайте.

Виктор сел. В спальне густо пахло застоявшимся табачным дымом и офицерским одеколоном. Долговязый сидел на кровати и смотрел на Виктора, не вынимая руки из кармана. В гостиной хрустела газета.

– Ладно, – сказал Виктор. Не то, чтобы ему удалось полностью преодолеть сомнение, но раз он сюда пришел, надо было говорить. – Я примерно представляю себе, кто вы такие. Может быть, я ошибаюсь, и тогда все в порядке. Но если я не ошибаюсь, то вам полезно будет узнать, что за вами следят и стараются вам помешать.

– Предположим, – сказал долговязый. – И кто же за нами следит?

– Вами очень интересуется человек по имени Павор Сумман.

– Что? – сказал долговязый. – Санинспектор, что ли?

– Он не санинспектор. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать. – Виктор встал, но долговязый не пошевелился.

– Предположим, – повторил он. – А откуда вы это, собственно, знаете?

– Это важно? – спросил Виктор.

Некоторое время долговязый раздумывал.

– Предположим, что не важно, – произнес он.

– Ваше дело – проверить, – сказал Виктор. – А я больше ничего не знаю. До свидания.

– Да куда же вы, погодите, – сказал долговязый. Он нагнулся к туалетному столику, вытащил бутылку и стакан. – Так хотели войти и теперь уже уходите… Ничего, если из одного стакана?

– Это смотря что, – ответил Виктор и сел.

– Шотландское, – сказал долговязый. – Устраивает?

– Настоящее шотландское?

– Настоящий скоч. Получайте, – он протянул Виктору стакан.

– Живут же люди, – сказал Виктор и выпил.

– Куда нам до писателей, – сказал долговязый и тоже выпил. – Вы бы все-таки рассказали толком.

– Бросьте, – сказал Виктор. – Вам за это деньги платят. Я вам назвал имя, адрес вы сами знаете, вот и займитесь. Тем более, что я на самом деле ничего не знаю. Разве что… – Виктор остановился и сделал вид, что его осенило. Долговязый немедленно клюнул.

– Ну, – сказал он. – Ну?

– Я знаю, что он похитил одного мокреца и что он действовал вместе с городскими легионерами. Как его там… Фламента… Ювента…

– Фламин Ювента, – подсказал долговязый.

– Вот-вот.

– Насчет мокреца – это точно? – спросил долговязый.

– Да. Я попытался помешать, а господин санитарный инспектор треснул меня кастетом по голове. А потом, пока я валялся, они увезли его на джипе.

– Так-так, – произнес долговязый. – Значит, это был Сумман… Слушайте, а вы молодец, Банев! Хотите еще виски?

– Хочу, – сказал Виктор. Чтобы он не говорил себе, как бы он себя не уговаривал, как бы он себя не настраивал, ему было противно. Ну, ладно, подумал он. И на том спасибо, что шотландское, по крайней мере, не мучаюсь. Никакого удовольствия, хотя они теперь начнут жрать друг друга. Голем прав: зря я полез в это дело… Или Голем хитрее, чем я думаю?

– Прошу, – сказал долговязый, протягивая ему полный стакан.

– Который час? – сонно спросила Диана.

Виктор аккуратно снял бритвой полоску мыла с левой скулы, поглядел в зеркало, потом сказал:

– Дрыхни, малыш, дрыхни. Рано еще.

– Действительно, – сказала Диана. Скрипнул диван. – Девять часов. А ты что там делаешь?

– Бреюсь, – ответил Виктор, снимая следующую полоску мыла. – Захотелось мне вдруг побриться. Дай, думаю, побреюсь.

– Сумасшедший, – сказала Диана сквозь зевок. – Вечером надо было бриться. Всю меня исполосовал своими колючками. Кактус.

В зеркало ему было видно, как она поднялась, подошла к креслу, забралась с ногами и стала смотреть на него. Виктор ей подмигнул. Опять она была другая, нежная-нежная, мягкая-мягкая, ласковая-ласковая, свернулась, как сытая кошка, ухоженная, обглаженная, благостная – совсем не такая, что поднялась вчера к нему в номер.

– Сегодня ты похожа на кошку, – сказал он. – И даже не на кошку – на кошечку, на кошаточку… Чего ты улыбаешься?

– Это не про тебя. Просто почему-то вспомнилось…

Она зевнула и сладко потянулась. Она тонула в пижаме Виктора, из бесформенной кучи шелка в кресле выглядывало только ее чудное лицо и тонкие руки. Как из волны. Виктор стал бриться быстрее.

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая