Остатки былой роскоши - Соболева Лариса Павловна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/64
- Следующая
– Ваш муж, Ким Рощин, приходит к нам и чего-то хочет, но прямо не говорит. Мы согласны дать ему то, чего он хочет, но в разумных пределах. Вы уж скажите ему... или устройте нам встречу...
Майя задохнулась от волны возмущения, вызванной цинизмом ситуации:
– У вас хватило совести прийти сюда?! Хотя это вообще-то неудивительно, потому что у вас никогда ее не было. Но вы имеете наглость говорить о моем муже, которого сами же и загнали в гроб, как о живом. Убирайтесь вон! Чтобы духу здесь вашего не было!
– Вы, милая, забываете, с кем говорите, – Зину понесло, но у нее, всем известно в городе, обостренное чувство собственной значимости, потому иногда она лезет на рожон.
– Что? Это ты мне? – Майя рванула в соседнюю комнату и вернулась с охотничьим ружьем. Передернув затвор, направила его на гостей и процедила сквозь зубы: – А ну вон отсюда! Это моя собственность, вы не имеете права сюда входить без моего разрешения. Если сейчас же не уберетесь, я начну стрелять! – И Майя закричала во весь голос: – Караул! Грабят!
Пришедшие, увидев оружие, дружно попятились, ибо ни у кого не вызвало сомнений, что сожительница Рощина угрозу осуществит. А когда она стала звать на помощь, они, толкая друг дружку, выбежали во двор. За ними неслась разъяренная Майя, не выпуская ружье из рук:
– Ступайте на кладбище, там и увидитесь с Кимом-старшим, а ко мне больше не смейте близко подходить.
– Мы там уже были! – отчаянно выкрикнул Хрусталев, но его быстро втолкнули в авто.
Компания попрыгала в машины и умчалась, помяв цветы на соседних цветниках.
Степа, прячась за кустами, записал адрес дома и поспешил к Толику. Набрал на мобильном телефоне номер Куликовского:
– Что за женщина проживает по адресу: переулок Глинки, сто тридцать?
– Жена Рощина Майя. Вообще-то они не были зарегистрированы, но перед арестом он жил у нее, после тюрьмы вернулся к ней, у нее и умер.
Поблагодарив, Степан отключил телефон, задумался.
– Ехать за теми козлами? – спросил Толик.
– Нет. Устраивайся поудобней и поспи. Стоим здесь.
И не напрасно он решил остаться. Примерно через час перекресток осветился фарами. Автомобиль «Вольво» остановился на углу, метрах в пятнадцати от машины Степы и Толика. Из него вышли три человека, осторожно подошли к дому Майи, вошли. Рощина Степа сразу узнал, второй был Иволгин, его фотографию он видел у Куликовского, третий неизвестный. Оперативник пошел, крадучись, за ними, но во двор пробраться не смог – пес, гремя цепями, при его приближении к забору начинал рычать.
– Чертова шавка, – пробормотал Степа и на четвереньках отполз к соседнему дому.
А в окнах Майи погас свет. Степа перемахнул через невысокий забор по соседству, оттуда перелез на территорию Майи, но очутился не перед фасадом, а сбоку. Пес не видел его, потому молчал. Пригнувшись, Степа прошел вдоль стены и вдруг присел. Окно было открыто, послышался тихий женский голос:
– Мне страшно, понимаешь? Когда они смотрели на Кима, я подумала, что пришли убить его. Я не могу больше, не могу... – Она расплакалась. – Пять с половиной лет и до этого два года... Целая жизнь. Жизнь, которая прошла в кошмаре... и сейчас то же...
Мужской голос ответил, но Степа не разобрал слов. Очевидно, мужчина находился в глубине комнаты, а Майя у окна. Заречный осторожно подполз к окну, притаился под ним...
– Не хочу. Не могу, – сказала Майя плача. – Это чудовища. Они растерзают нас.
Степа различил звук наливаемой в стакан воды, шаги к окну. Он чуточку приподнялся, желая заглянуть внутрь, и в это время низкий мужской голос отчетливо произнес:
– Выпей, тебе нельзя волноваться.
– Не хочу, – раздраженно отказалась Майя и выплеснула воду в окно.
Степа замер, затем, стирая воду с лица, осел и беззвучно проговорил:
– Спасибо, умыли.
– Зачем? – произнесла Майя. – Что это даст? На их стороне сила.
Мужчина, видимо, отошел от окна, потому что его голос снова звучал невнятно.
– И это ты взял на себя? – скептически спросила Майя. – Почему нельзя все оставить как есть? Почему? Пусть себе живут!
Ее собеседник говорил что-то тихо, но убежденно. Это чувствовалось по тону и отдельным словам, которые изредка доходили до ушей Степы.
– Я просто больше не выдержу, меня не хватит, – всхлипнула Майя. – Я не хочу оставить сына круглым сиротой. А ты не боишься опять оказаться там?
Мужчина что-то пробубнил. Майя взорвалась:
– Покойник! Прекрасно. Но я-то живая! И я хочу жить. И чтобы мой сын жил спокойно. И о каком конце ты говоришь? О кладбище? Или о тюрьме? Не втравливай нас. Они сильнее. Они просто уничтожат нас.
Как ни прислушивался Степа, но понять слова мужчины не мог. А тот говорил, говорил... И вдруг Майя прервала его:
– Нет, уходи. Навсегда уходи.
В комнате стало тихо, Заречный услышал, как на улице завелся двигатель «Вольво», как машина тронулась с места. «А ведь по описаниям бензозаправщиков, – подумал Степа, – автомобиль похож на тот, который заправляли в пять утра. Только номера другие. Рисковые ребята... Хотя кто осмелится пришить им дело с бензоколонками? На все нужны доказательства. Так-то, товарищ Кулик». Степа быстро проделал обратный путь до своей машины, растолкал Толика:
– За «Вольво» поезжай, только невидимкой.
Невидимкой – значит без света фар. Они довольно долго следовали за «Вольво» по таким темным и узким улочкам, что две встречные машины не разминулись бы на дороге. Город N получил путевку в жизнь три века назад, в нем странным образом уживается глухое захолустье с вполне современными районами. Правда, городские пейзажи во всех районах без исключения портит мусор и грязь. На все претензии по этому поводу господин мэр разводит руками: люди – свиньи.
Но вот бездорожье кончилось – выехали на асфальтированную дорогу. В конце концов свернули на уже знакомую Заречному улицу, где располагались особняки на несколько квартир для людей с достатком, и остановились у известного дома. Пять человек вошли в подъезд Иволгина, а Степа даже не попытался их остановить. Ему вдруг стало интересно: а что же будет дальше? Да, такое вот примитивное любопытство, можно сказать, не относящееся к профессиональным требованиям, обуяло опера. А старшие товарищи предупреждали:
– Не вздумай, Степа, с душой вникать в дело. Это противопоказано. Мент вообще не должен иметь душу, он должен выполнять приказ и следовать закону. И думают за него пусть начальники, они за все и отвечают.
А куда же деть ум и душу?
У семерки, которую призван защищать от посягательств извне Степа, осталось всего пяток дней. Конечно, если Рощин начнет действовать без правил, то Степа схватит Кима с сообщниками. Но пока безобразно ведет себя «великолепная семерка», а ей давно пора пощекотать нервишки, авось спеси поубавится.
Заречный дал команду Толику поставить авто в укромном месте и готовиться к отбою. Яна спала как убитая, устал и Толик, а у Степы открылось второе дыхание. Возможно – даже третье.
В тот час, когда Степа так удачно следил за «Вольво», Ежов умолял Алю не ходить к подруге на вечеринку, но та была непреклонна:
– Не помнишь, как я плакала, когда от тебя воняло чужими духами, а на груди и плечах красовались укусы и следы ногтей? Ты мне говорил: это для дела, Аля. Так вот сейчас я тебе скажу: моя подруга нужна мне для... приятного проведения досуга. Значит – тоже для дела. Понял, милый?
– Ты что, Алька, стала лесбиянкой? – ужаснулся он.
Аля окатила мужа уничтожающим взглядом, в котором смешались ненависть и отвращение, потом произнесла медленно, будто вдалбливая ему в голову каждую фразу:
– Понимаешь, Валя, человек думает о других так, каков он сам. Ты и твоя шайка-лейка законченные негодяи, естественно, о людях вы не можете судить хорошо. Для вас все скоты и сволочи, вы и стремитесь всех обскакать в подлостях, чтобы прежде доказать себе: вокруг одни мерзавцы, дави насмерть, иначе задавят тебя. Ну откуда вы такие беретесь? Как будто вас забросили инопланетяне, мечтающие погубить Землю и род человеческий. Вы же всех отравляете собой. Разве я такая была? Нет, это ты меня сделал циничной и жестокой. Так вот знай, дорогой муж, я поеду к подруге, потому что там будет мой молоденький любовник. Ах, какую рожу скорчил! Не нравится? А с чего решил, что тебе можно трахаться, а мне нет, а? Я люблю секс. От тебя радости в этой области немного, я и хожу на сторону. И знаешь, мне уже понравилось так жить. Пока.
- Предыдущая
- 38/64
- Следующая
