Море остывших желаний - Соболева Лариса Павловна - Страница 22

– Что делать, на некоторых людей мы действуем, как пугало на ворон. Тем не менее, помотайся по магазинам Гринько, выясни, что она за птица.

Выходя с территории рынка, Сандра приостановилась:

– А я-то думаю: куда это дядя папа делся?

– Так ты думала обо мне? – обрадовался он.

– Еще чего! – фыркнула девушка и двинула своей дорогой.

Бельмас семенил за ней:

– Ты обещала выслушать меня.

– Не помню такого. – Она не остановилась, даже не взглянула на него.

– Обещала. Можно в кафе посидеть, там тебе нечего бояться.

– А кто платить будет?

– Конечно же, я! – слишком громко Бельмас воскликнул. Ко всему прочему вперед забежал, перегородив дочурке дорогу, чем обратил на себя внимание прохожих, которые с опаской обходили их. – Сандра, прошу тебя...

Девушка заносчиво смотрела на папу, явно не имея желания ни разговаривать с ним, ни видеть его. Однако согласилась:

– Ну, пошли, дядя папа.

Он просто порхал вокруг нее. Со стороны могло показаться, будто плешивенький дяденька пытается соблазнить юное прелестное создание. А Бельмас, не имея опыта общения с детьми, всего-навсего хотел понравиться дочери и делал это не умеючи, излишне рисуясь. В парке, где много тени и естественная прохлада, он выбрал самое приличное кафе, огороженное от посторонних глаз, со скатертями на столиках. Официантка принесла меню, но Сандра в него и не заглянула, а сделала заказ сразу же:

– Мне первое, второе и третье.

Папа утвердил заказ, но велел принести лучшие блюда. Себе он заказал кусок мяса, салат и коньяк, поинтересовавшись у Сандры:

– А ты что будешь пить? Ликер, шампанское, вино?

– Я вообще не пью. Ну, давай, дядя папа, говори, чего тебе надо.

– Скажи, как твое отчество?

– Георгиевна.

– А меня и зовут Георгий. Вот смотри! – Он показал ей свой настоящий паспорт. – Я твой папа, честное слово. А твою бабушку зовут Клавдия Никитична. Год назад она приехала ко мне...

– Знаю, ты говорил.

Принесли салат, коньяк и первое для Сандры, девушка принялась уплетать куриную лапшу с завидным аппетитом.

– А скажи, дядя папа, почему меня мама назвала Сандрой? Ты должен знать.

– Так звали старика-грузина, друга твоего деда, который нам с мамой давал приют. У него был дом с террасой и садом, жил он один. Маме было двадцать лет, она училась в институте, а бабушка ни за что не соглашалась отдать ее за меня, я ей не нравился. Мы сбежали к дяде Сандро, ели хачапури с шашлыками, пили вино и сделали тебя.

– Выходит, меня по пьяни сделали?

– Почему? – изумился Бельмас на столь грубое изречение. – По любви. Мы у дяди Сандро три месяца прожили. И решили: если у нас будет сын, назовем Сандро, если девочка – Сандрой.

– И куда ж ты потом делся?

– Потом? – Папе Бельмасу тяжело давался экскурс в прошлое. Он выпил рюмочку и сказал: – Потом твоя бабушка попала в больницу с сердечным приступом. – А так хотелось ему сказать иначе: «Вредная бабка развернула подлую деятельность, отлучая Нину от меня и симулировала приступ». – Она поставила твоей маме условие, чтоб меня близко возле нее не было. Мама испугалась, что она умрет, и...

– А ты-то почему не доказывал бабушке, что достоин мамы? По-моему, настоящий мужчина должен поступать именно так.

Что тут скажешь? Слаб оказался? Гордыня подвела? Между прочим, когда Нина предпочла его всем парням, он завязал с воровством. До того имел всего одну судимость, совсем небольшую – год, но она как раз и стала преградой. Клавдия Никитична припасла для дочери большого человека, лет на двадцать старше Нины. Кстати, вора. Но вора подпольного, который по-тихому крал у государства бешеные деньги и не попадался. Его-то в отместку и надумал ограбить Бельмас. Причем план свой осуществил, но попался глупо – оставил отпечатки пальцев. В сущности, он и не старался замести следы. Золотые вещицы припрятал у бабки на хуторе, их не нашли. Так что же, родной дочери сказать, что ее папа дурак?

– Понимаешь, Сандра, я тогда был молод и обиделся на маму. Она же так легко отказалась от меня! Но если б я знал, что уже есть ты... Я не знал. Хочешь, покажу тебе фотографию? – Бельмас достал из внутреннего кармана любительскую черно-белую карточку, отдал Сандре. – Это я и мама у фонтана на площади. В фонтане никогда не было воды, он стоял высохший. Узнала?

– Узнала, – отдавая карточку, сказала девушка. – Значит, своим ужасным длинным носом я обязана тебе?

– Что ты! У тебя совсем даже не длинный носик! Длинный у меня.

– Все равно заработаю денег и сделаю пластическую операцию.

Он смотрел на нее с надеждой, как, наверное, смотрят моряки на линию горизонта, мечтая увидеть землю. И сидел присмиревший, ожидая вердикта дочурки. А она доела второе, запила виноградным соком, вытерла салфеткой губы, вздохнула:

– Ну а что ты от меня хочешь?

– Хочу, чтоб ты узнала меня ближе. Я тебе понравлюсь, честно.

– Видишь ли, дядя папа... В детстве я доставала маму и бабушку вопросами, кто мой отец. Мне лгали, будто он погиб в «горячей точке». Почему-то в таких случаях всем детям врут, что их папа герой, будто он не может быть простым слесарем или учителем. А сейчас я слишком большая, чтобы чужого дядю называть папой. Привыкла жить и выживать с единственным родственником – с самой собой. Спасибо за обед, мне готовить не придется, до вечера хоть посплю всласть.

– Подожди, Сандра! – Он взлетел с места, схватил девушку за руку. Заговорил торопливо, не заботясь, слышат ли его посторонние: – Я понимаю тебя, только и ты пойми... У меня никого нет. Наверное, тут только моя вина, но так случилось. Жизнь проходит, проносится, ты убедишься... а за тобой... то есть за мной пустота. И вдруг все изменилось, стало другим с той минуты, как я узнал о тебе. Я благодарен Клавдии Никитичне, несмотря ни на что. Тебя лишили меня, а меня тебя, поверь, мне точно так же плохо от этого. Но я есть. И ты есть. Я хочу вернуть то, что мы оба недополучили. Но надо, чтоб мое желание стало и твоим. Мы только выиграем, потому что... Ведь мы же семья! Не уходи просто так...

– А как мне уйти? – вытаращилась Сандра. Монолог дяди папы был таким пламенным и, кажется, искренним, что смутил даже ее, не говоря о малочисленных посетителях, открывших рот и переставших жевать.

– Ну, хотя бы... хотя бы оставь свой телефон. А я дам свой.

– Ладно, – сдалась она. – Пиши.

Он нажимал на кнопки трясущимися руками, будто с похмелья, потом позвонил ей. Сандра подумала, как обозначить номер, и написала, занося его в память трубки: «Дядя папа». Затем, повесив сумочку на плечо, бросила:

– Пока.

И ушла. Бельмас рухнул на стул и вытер платком вспотевшее лицо. М-да, не так он представлял воссоединение с дочерью. На место Сандры упал Горбуша.

– Будешь обедать? – механически спросил Бельмас, тот утвердительно кивнул. Непризнанный отец подозвал официантку, Горбуша водил пальцем по меню, показывая ей, что он хочет.

«Как она сказала? – вспоминал Бельмас. – Я должен был доказать, что достоин... Значит, и Сандре доказывать надо? А как?» На этом вопросе он застрял. Однако! При всем том Сандра уделила ему время, дала телефон и записала его номер. Все не так плохо. Он одержал маленькую победу.

За соседним столиком молодой человек допил кофе, расплатился и выбежал из кафе. Идя по аллее, он говорил по телефону:

– Склиф, это его дочь.

– Да ты что! – откликнулся Склиф. – Точно?

– Ага, точно. Зовут Сандра. Бельмо она не хочет за папу признавать, как я понял.

– Да плевать, что она хочет. Нам повезло.

Сербин и Оленин смотрели запись.

– Ну, вот она выходит, – произнес Сербин, указывая Оленину на монитор. – Десять минут шестого. Как мы убедились, Белоусова не возвращалась. Но из ее кабинета звонил мужчина, так?

– Мужчина, – подтвердил Оленин. – Голос был глухой, но мужской.

– Проверим еще раз. Во сколько прибыла группа?