Бриллианты на пять минут - Соболева Лариса Павловна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/20
- Следующая
Позже стало известно, что Сосницкий купил на двое суток пролетку… по просьбе Агнессы Федотовны – у нее якобы сломался экипаж. Стало быть, это она взяла пролетку, но… не она же стреляла в меня! Коль Сосницкий не отрицал, что взял пролетку в аренду, значит, ему нечего скрывать, и значит, он тоже не стрелял в меня. Остался – страшно подумать – князь Дмитрий Белозерский! У меня голова пошла кругом.
– Неужели князь совершил все эти подлости? – негодовал я.
– Вы слишком доверчивы, – усмехнулся Никодим Спиридонович. – Верите на слово то Свешникову, то Сосницкому, то баронессе. А если все они лгут?
– Агнесса Федотовна не выдала князя, что он ночевал у нее, а ведь она наверняка догадалась, кто задушил барона, – доказывал я. – Хотя это и глупо – выгораживать злодея. Он подставляет ее, Сосницкого, даже покойного барона. Представьте, едва она потребует объяснений от князя… Надобно предупредить ее, а то как бы она не стала очередной жертвой…
– Непременно, Влас Евграфович, непременно, – произнес Никодим Спиридонович. – Завтра же. А не дадите ли мне письмецо, которое писала вам Агнесса Федотовна сегодня утром? К отчету приобщу, на службе-то я сегодня не был, а начальство строгое.
– Извольте.
Я отдал ему письмо, он изучал его некоторое время, затем положил во внутренний карман сюртука и подмигнул мне:
– Я оповещу Сосницкого и Белозерского, чтоб с утра навестили баронессу. И вы приезжайте. В конце концов, мы были знакомы с бароном, нам надлежит проститься с ним перед отправкой на родину.
Я проводил его, но полночи не мог заснуть, чувствуя, что развязка близка.
У Агнессы Федотовны было тихо и мрачно – мебель в чехлах, зеркала занавешены, горели свечи, дом наполнился ароматом ладана, прислуга ходила на цыпочках. В прихожей были приготовлены саквояжи, а в гостиной стоял тяжелый гроб с телом барона фон Рауха. Сама баронесса была одета во все черное, ее усталое лицо прикрывала вуаль, лишь белый платок мелькал, когда она отдавала распоряжения, взмахивая рукой.
Князь Дмитрий прибыл одновременно со мной, Сосницкий не приехал. Агнесса Федотовна сообщила, что сегодня же отправляется в путь, плакала, сетовала, что ей придется ехать в Германию, которую она не любит. Я вышел на воздух покурить, полагая, что князь ничего не сделает с Агнессой Федотовной при таком количестве людей, и с нетерпением ждал Никодима Спиридоновича. Стояла промозглая и холодная погода, густой туман обволакивал улицу, от влажности нечем было дышать. Наконец из тумана вынырнул крытый экипаж, за ним ехали верхом несколько полицейских. Никодим Спиридонович тяжело ступил на мостовую, отдышался и подошел ко мне:
– Все собрались?
– Вы имеете в виду Сосницкого и Белозерского? Явился только князь, Сосницкого нет. Подождем?
– Не стоит.
Он сделал знак рукой, двое полицейских спешились, вошли за нами. У тела покойного Никодим Спиридонович постоял недолго, повздыхал. Странный он человек – ничем не выдавал своего отношения к происходившему. Казалось, его не трогали и убийства, а являлись заурядным делом, которому он мало придавал значения. Мне не терпелось покинуть этот дом, но я опасался за Агнессу Федотовну, с князем ее нельзя было оставлять до самого отъезда. Никодим Спиридонович должен был предупредить ее насчет князя, но он почему-то не делал этого. Я уж хотел подтолкнуть его и тем самым напомнить о нашей цели, как вдруг он наклонился к баронессе и шепотом попросил:
– Сударыня-матушка, не прикажете ли подать чаю? Замерз я, однако.
– Пройдемте в столовую, господа, – печально сказала она, поднявшись со стула. – Груша, прикажи подать чаю на четыре персоны.
Расположившись у стола, Никодим Спиридонович огляделся, спросил:
– А что Сосницкий, виделись вы с ним вчера, сударыня?
– Я никого не принимаю, – ответила баронесса.
– А вы, князь, виделись с ним?
– Мельком, – мрачно произнес князь. – На улице.
– И ничего он вам не говорил, ваше сиятельство?
– Да нет. Озабочен был, мы скоро распрощались…
Груша и пожилая женщина принесли чай, чашки, поставили самовар. Никодим Спиридонович, взяв чашку, которую ему подала горничная, придвинул сахарницу и бросил несколько ложек в чай, размешал. Остальные, как и я, не притронулись к своим чашкам. Вдруг в этой тишине он сказал ужасную новость:
– Должен сообщить, что Сосницкий застрелен ночью.
– Что?! – воскликнули мы с князем одновременно.
– Не смотрите на меня, будто Юрия Васильевича убил я, – поморщился Никодим Спиридонович. – Да, его убили. Подло выстрелили в спину и наповал.
– Боже мой, – поднесла платок к глазам Агнесса Федотовна. – Я не могу поверить… Меня окружают одни смерти… мне страшно…
– За что же убили Сосницкого? – взволнованно спросил князь.
– Всему виной колье баронессы. – Никодим Спиридонович был, кажется, доволен произведенным впечатлением. – А помните, сударыня, я обещал вам убийцу назвать и колье отыскать?
– Что? – оживилась она. Да и я был потрясен, ведь Никодим Спиридонович дал понять, что знает имя убийцы. – Мое колье… найдено? Неужели! И где оно? У вас?
– Полагаю, сегодня оно найдется, – сказал Никодим Спиридонович.
– Кто же убийца? – нетерпеливо спросил князь.
– Сударыня, а вы ведь хорошо знакомы с убийцей, – доложил Никодим Спиридонович, жадно отхлебывая чай и проигнорировав князя.
– Я знакома? Это кто-то из моих… друзей? – не верила она. – Кто?
– Немного терпения, – улыбнулся пристав своею неприятной улыбкой, достал помятую бумажку и письмо баронессы, развернул и протянул мне оба листа. – Взгляните, сударь. Не кажется ли вам, что обе записки писаны одной рукой?
Я внимательно изучил буквы и признал, что обе записки написаны одним человеком, то есть Агнессой Федотовной. Во второй было сказано, что по такому-то адресу слышались выстрелы.
– Значит, вы, баронесса, знаете, кто стрелял в ювелира? – ужаснулся я.
– Безусловно, – кивнул Никодим Спиридонович, поглядывая на всех. – Баронесса, безусловно, знает. А вот вы как думаете, какова цель всех произошедших событий? Колье Агнесса Федотовна от ювелира получила, а дальше… Кто разыграл спектакль и подставил графа Свешникова? Кто задушил барона? Кто украл колье? Кто стрелял в вас, Влас Евграфович, и едва не наехал на мальчишку-полового? И наконец, кто застрелил семью ювелира и Сосницкого? Ответьте, друг мой.
Он обращался ко мне, и у меня был один ответ: князь Белозерский. Но я не высказал мысль вслух, лишь перевел на князя взгляд, чем немало смутил его. Никодим Спиридонович торжествующе покивал и сказал очень просто, словно в его обвинении нет ничего сверхъестественного:
– Вся интрига принадлежит баронессе.
В столовой воцарилась на некоторое время тишина. Я ничего не понимал. Растерян был и князь Дмитрий, но он первый подал голос:
– Изволите шутить?
– Помилуйте, голубчик, с чего бы мне шутить? – вздохнул Никодим Спиридонович и протянул мне свою пустую чашку. – Сделайте одолжение, налейте мне еще чаю.
У меня тряслись руки, когда я держал чашку под струей горячей воды. Агнесса Федотовна, потрясенная, кажется, более всех, с трудом выговорила:
– Это чудовищно – так думать. И что же, я украла у себя колье?
– Да никто его у вас не крал, сударыня, – махнул рукой Никодим Спиридонович. – Оно у вас. Сами достанете или нам искать?
– Ищите! – бросила она, закрыв ладонями лицо. – Боже мой! Как вы смеете меня обвинять… Это несправедливо!
– А ведь вы, сударыня, не зря окружали себя молодыми людьми, – болтал чайной ложкой в чашке Никодим Спиридонович. – Вы отбирали самых достойных, для кого понятие чести на первом месте. Человек чести не затронет ваше имя, так? Вот из-за этого и погиб граф Свешников. Вы намеренно принимали у себя графа и князя, узнав, что они слегка враждовали. Намеренно притянули к себе Сосницкого. Слабая женщина среди стольких влюбленных – это ли не хитрость? А влюблять вы умеете. И вы из них выбирали кандидата на роль убийцы. Один не попался в ваши сети – Влас Евграфович, а он вам нужен был до крайности, ведь он богат, его тоже можно обокрасть. Так что, Влас Евграфович, вы верно поступили, не дав баронессе денег взаймы, назад вы бы их не получили. Кстати, Влас Евграфович единственный не верил в виновность графа. Но как раз ему граф Свешников рассказал, как было дело на самом деле, а затем застрелился, не желая позора. Мне грустно.
- Предыдущая
- 18/20
- Следующая