Прохвессор накрылся - Каттнер Генри - Страница 1
- 1/4
- Следующая
Генри Каттнер, Кэтрин Л. Мур
Прохвессор накрылся
Мы – Хогбены, других таких нет. Чудак прохвессор из большого города мог бы это знать, но он разлетелся к нам незванный, так что теперь, по-моему, пусть пеняет на себя. В Кентукки вежливые люди занимаются своими делами и не суют нос куда их не просят.
Так вот, когда мы шугали братьев Хейли самодельным ружьём (до сих пор не поймём, как оно стреляет), тогда всё и началось – с Рейфа Хейли, он крутился возле сарая да вынюхивал, чем там пахнет, в оконце, – норовил поглядеть на крошку Сэма. После Рейф пустил слух, будто у крошки Сэма три головы или ещё кой-что похуже.
Ни единому слову братьев Хейли верить нельзя. Три головы! Слыханное ли дело, сами посудите? Когда у крошки Сэма всего-навсего две головы, больше сроду не было.
Вот мы с мамулей смастерили то ружьё и задали перцу братьям Хейли. Я же говорю, мы потом сами в толк не могли взять, как оно стреляет. Соединили сухие батареи с какими-то катушками, проводами и прочей дребеденью, и эта штука как нельзя лучше прошила Рейфа с братьями насквозь.
В вердикте коронёр записал, что смерть братьев Хейли наступила мгновенно; приехал шериф Эбернати, выпил с нами маисовой водки и сказал, что у него руки чешутся проучить меня так, чтобы родная мама не узнала. Я пропустил это мимо ушей. Но, видно, какой-нибудь чёртов янки-репортеришка жареное учуял, потому как вскорости заявился к нам высокий, толстый, серьёзный дядька и ну выспрашивать всю подноготную.
Наш дядя Лес сидел на крыльце, надвинув шляпу чуть ли не до самых зубов.
– Убирались бы лучше подобру-поздорову обратно в свой цирк, господин хороший, – только и сказал он. – Нас Барнум самолично приглашал и то мы наотрез отказались. Верно, Сонк?
– Точно, – подтвердил я. – Не доверял я Финеасу. Он обозвал крошку Сэма уродом, надо же!
Высокий и важный дядька – прохвессор Томас Гэлбрейт – посмотрел на меня.
– Сколько тебе лет, сынок? – спросил он.
– Я вам не сынок, – ответил я. – И лет своих не считал.
– На вид тебе не больше восемнадцати, – сказал он, – хоть ты и рослый. Ты не можешь помнить Барнума.
– А вот и помню. Будет вам трепаться. А то как дам в ухо.
– Никакого отношения к цирку я не имею, – продолжал Гэлбрейт. – Я биогенетик.
Мы давай хохотать. Он вроде бы раскипятился и захотел узнать, что тут смешного.
– Такого слова и на свете-то нет, – сказала мамуля.
Но тут крошка Сэм зашёлся криком. Гэлбрейт побелел как мел и весь затрясся. Прямо рухнул наземь. Когда мы его подняли, он спросил, что случилось.
– Это крошка Сэм, – объяснил я. – Мамуля его успокаивает. Он уже перестал.
– Это ультразвук, – буркнул прохвессор. – Что такое «крошка Сэм» коротковолновый передатчик?
– Крошка Сэм – младенец, – ответил я коротко. – Не смейте его обзывать всякими именами. А теперь, может, скажете, чего вам нужно?
Он вынул блокнот и стал его перелистывать.
– Я у-учёный, – сказал он. – Наш институт изучает евгенику, и мы располагаем о вас кое-какими сведениями. Звучали они неправдоподобно. По теории одного из наших сотрудников, в малокультурных районах естественная мутация может остаться нераспознанной и… – Он приостановился и в упор посмотрел на дядю Леса.
– Вы действительно умеете летать? – спросил он.
Ну, об этом-то мы не любим распространяться. Однажды проповедник дал нам хороший нагоняй. Дядя Лес назюзюкался и взмыл над горами – до одури напугал охотников на медведей. Да и в библии нет такого, что людям положено летать. Обычно дядя Лес делает это исподтишка, когда никто не видит.
Как бы там ни было, дядя Лес надвинул шляпу ещё ниже и промычал:
– Это уж вовсе глупо. Человеку летать не дано. Взять хотя бы эти новомодные выдумки, о которых мне все уши прожужжали: между нами, они вообще не летают. Просто бредни, вот и всё.
Гэлбрейт хлопнул глазами и снова заглянул в блокнот.
– Но тут с чужих слов есть свидетельства о массе необычных качеств, присущих вашей семье. Умение летать – только одно из них. Я знаю, теоретически это невозможно – если не говорить о самолётах, – но…
– Хватит трепаться!
– В состав мази средневековых ведьм входил аконит, дающий иллюзию полёта, разумеется совершенно субъективную.
– Перестанете вы нудить? – взбешённого дядю Леса прорвало, я так понимаю – от смущения. Он вскочил, швырнул шляпу на крыльцо и взлетел. Через минуту стремительно опустился, подхватил свою шляпу и скорчил рожу прохвессору. Потом опять взлетел и скрылся за ущельем, мы его долго не видели.
Я тоже взбесился.
– По какому праву вы к нам пристаёте? – сказал я. – Дождётесь, что дядя Лес возьмёт пример с папули, а это будет чертовски неприятно. Мы папулю в глаза не видели, с тех пор как тут крутился один тип из города. Налоговый инспектор, кажется.
Гэлбрейт ничего не сказал. Вид у него был какой-то растерянный. Я дал ему выпить, и он спросил про папулю.
– Да папуля где-то здесь, – ответил я. – Только его теперь не увидишь. Он говорит, что так ему больше нравится.
– Ага, – сказал Гэлбрейт и выпил ещё рюмочку. – О господи. Сколько, говоришь, тебе лет?
– А я про это ничего не говорю.
– Ну, какое воспоминание у тебя самое первое?
– Что толку запоминать? Только голову себе зря забиваешь.
– Фантастика, – сказал Гэлбрейт. – Не ожидал, что отошлю в институт такой отчёт.
– Не нужно нам, чтобы тут лезли всякие, – сказал я. – Уезжайте отсюда и оставьте нас в покое.
– Но помилуйте! – он выглянул за перила крыльца и заинтересовался ружьём. – Это ещё что?
– Такая штука, – ответил я.
– Что она делает?
– Всякие штуки, – ответил я.
– Угу. Посмотреть можно?
– Пожалуйста, – ответил я. – Да я вам отдам эту хреновину, только бы вы отсюда уехали.
Он подошёл и осмотрел ружьё. Папуля встал (он сидел рядом со мной), велел мне избавиться от чертового янки и вошёл в дом. Вернулся прохвессор.
– Потрясающе! – говорит. – Я кое-что смыслю в электронике, и, по моему мнению, это нечто выдающееся. Каков принцип действия?
– Чего-чего? – отвечаю. – Она дырки делает.
– Стрелять патронами она никак не может. В казённой части у неё две линзы вместо… Как, говоришь, она действует?
– Откуда я знаю.
– Это ты сделал?
– Мы с мамулей.
Он давай сыпать вопросами.
– Откуда я знаю, – говорю. – Беда с ружьями в том, что их надо каждый раз перезаряжать. Вот мы и подумали: смастерим ружьё по-своему, чтобы его никогда не заряжать. И верно, не приходится.
– А ты серьёзно обещал мне его подарить?
– Если отстанете.
– Послушай, – сказал он, – просто чудо, что вы, Хогбены, так долго оставались в тени.
– На том стоим.
– Должно быть, теория мутации верна! Вас надо обследовать. Это же одно из крупнейших открытий после… – и пошёл чесать в том же духе. Я мало что понял.
В конце концов я решил, что есть только два выхода, а после слов шерифа Эбернати мне не хотелось убивать, пока шерифов гнев не остынет. Не люблю скандалов.
– Допустим, я поеду с вами в Нью-Йорк, раз уж вам так хочется, – сказал я. – Оставите вы мою семью в покое?
Он вроде бы пообещал, правда нехотя. Но всё же уступил и забожился: я пригрозил, что иначе разбужу крошку Сэма. Он-то, конечно, хотел повидать крошку Сэма, но я объяснил, что это всё равно без толку. Как ни верти, не может крошка Сэм поехать в Нью-Йорк. Он лежит в цистерне, без неё ему становится худо.
Вообще, прохвессор остался мною доволен и уехал, когда я пообещал встретиться с ним наутро в городке. Но всё же на душе у меня, по правде сказать, было паскудно. Мне не доводилось ещё ночевать под чужой крышей после той заварушки в Старом Свете, когда нам пришлось в темпе уносить ноги.
Мы тогда, помню, переехали в Голландию. Мамуля всегда была неравнодушна к человеку, который помог нам выбраться из Лондона. В его честь дала имя крошке Сэму. А фамилию того человека я уж позабыл. Не то Гвинн, не то Стюард, не то Пипин – у меня в голове всё путается, когда я вспоминаю то, что было до войны Севера с Югом.
- 1/4
- Следующая