Беглый огонь - Зорич Александр - Страница 28

• Предыдущая
• 28/79
• Следующая

Я поморщился – болела голова.

Просачиваясь в комнатку, струи воды барабанили по половым доскам и, когда им это надоедало, споро ускользали в щели между ними, устремляясь к объятой ненастьем земле.

Земля находилась в десяти метрах под нами.

Да, в десяти метрах.

Потому что остаток той памятной ночи, когда пал Речной Кордон, мы с Тополем провели в доме на деревьях, некогда принадлежавшем сталкеру по прозвищу Нашатырь.

Я просидел не менее двадцати минут, флегматично вслушиваясь в осенний дождь.

Дождь был вездесущ – тарабанил в крохотное стеклянное окошко, швырял горсти капель в дверь, атаковал старую крышу.

Меж тем в моем мозгу медленно всплывали многочисленные подробности вчерашнего дня. Вот мы с Лодочником мчимся на чудо-лодке, паря над черными водами Припяти. Вот нас сцапали военсталкеры. Вот мы в капонире, стены которого плесень исписала причудливыми узорами. Наконец, бойня, кровь, мясо, истошные крики нечеловеческой боли и неутоленной ярости…

Помню, как, бросив разрушенный трамплином грузовик, мы бежали к пристани, как нелепо и страшно в сиянии ожившей «пирамиды» погиб Лодочник…

Потом мы с Тополем обнаружили, что пройти к схрону Кабула, как я собирался, никак не получится. И что идти надо дальше.

Самым тяжелым оказался последний участок маршрута – окрестности мертвого города Припять, где кишмя кишели зомби. Пришлось уложить с полдюжины, хотя мы и уклонялись от столкновений как могли. Ситуация осложнялась тем, что мне, и без того теряющему сознание от усталости, приходилось не только нести рюкзак, где имелись запасы на двоих и два спальника, но и понукать Тополя, которому досталось побольше моего – он получил касательное ранение головы.

Но мы все же добрались до рощи великанских грабов. И даже нашли То Самое Дерево – граб, чья феноменально густая крона, дополненная переродившимися, пышными паразитами-омелами, скрывала дом, о самом существовании которого в Зоне знали человек пять, не больше. Дом, который построил Нашатырь.

Я выстрелил в едва заметную мишень на первом ярусе ветвей. С третьего раза попал. Повинуясь немудрящей автоматике, нам на голову свалилась веревочная лестница. Я попробовал ее рукой. И, убедившись, что за прошедший год она осталась такой же крепкой, полез первым. Я знал наверняка, мой пример заставит обмирающего от боли Тополя шевелиться…

– Ну как ты, Костя? – спросил я, когда Тополь наконец проснулся.

Левый глаз моего боевого товарища напух и стал похож на пельмень. Его левый висок украшала плотная нашлепка из спекшейся крови шириной с ладонь. Волосы на голове были всклокочены и спутаны, а на затылке – так и вовсе обожжены.

– Как? Да бывало и хуже, – задумчиво процедил Тополь.

– Это когда еще? – недоверчиво спросил я.

Какая бы ни случилась передряга, она каждый раз кажется мне единственной и неповторимой. Небывало трудной. И беспрецедентно опасной! Такое свойство характера, наверное. А вот у Тополя такого свойства нет.

– Когда? Да хотя бы помнишь, возле Госпиталя, когда мародеры нас на дыбах над канализационным коллектором подвесили… Что-то им нужно было… А, чтобы мы их к своему схрону отвели… У меня потом суставы два месяца крутило. Никакие пилюли боль не брали. Вылечился, только когда к Болотному Доктору сходил. И голову Михая, предателя, ему пообещал…

История, о которой вспомнил Тополь, имела место пять лет назад. Тогда мы были победнее и, соответственно, понахальнее. Не один раз алчность бесплатно закидывала нас в такие мрачные дыры, куда мы теперь и за большие деньги-то не сунемся…

– А я думал, – сказал я, – ты имеешь в виду тот раз, когда Слон на минах анфоровских по неосторожности подорвался. А ты в старинный капкан угодил…

– А-а… Я тогда был уверен – точно кони двину… Оказалось, ерунда. А вот тебя тогда здорово приложило.

Я покачал головой – после того случая я полгода не смотрелся в зеркало. Ждал, когда ожоги подзаживут.

Как ни крути, у нас с Тополем была богатая совместная история. Которая однажды чуть не закончилась. Но вчера вроде бы началась вновь.

– Лечиться будешь? – Я потряс в воздухе флягой.

– Буду… Ч-черт, до чего же мне этот дождь на нервы действует…

В обычном своем состоянии я счел бы остро необходимым подковырнуть Тополя за дождебоязнь.

Ведь сталкеры делятся на две категории. Первая – те, которые ходят по Зоне в дождь, научились это делать виртуозно и получают от этого удовольствие. И вторые, которые дождь ненавидит, а все его преимущества (в виде четко оконтуренных аномалий и относительного безлюдья) считают несущественными.

Такие ни за что не пойдут по Зоне сквозь плотную завесу водяных струй, будь они даже в самом расчудесном защитном экзоскелете. Их, видите ли, одолевают дурные предчувствия.

Обычно сталкеры первой категории не выносят сталкеров второй. Но у нас с Тополем все было мирно. Хотя я был из «категории один», а он – из «категории два».

Несколько раз мне даже удавалось заставить упрямого Тополя наплевать на свои «предчувствия». Но куда чаще Тополь брал верх.

Тополь вернул мне флягу и достал аптечку. Наморщив свой высокий лоб, он принялся накладывать едко пахнущую мазь на неглубокую рану над виском. Рядом с порезом красовался синяк немалого размера.

Тополь казался таким несчастным… В общем, я решил, что дальше тянуть некуда.

– Костян… Я, собственно… Зачем к тебе вчера пришел-то?

– И зачем? – Тополь оторвал взгляд от раны и посмотрел на меня своими большими глазами старого сенбернара.

– Чтобы… хм… Извиниться.

– Извиниться?

– Да. За тот случай. Ну, в мае. Когда я, ну… твою Женьку шлюхой назвал.

– А, вот оно как…

– И за то, что машину твою требовал… Пьяный… И за то, что жлобом тебя называл. В общем, – тут мой голос предательски дрогнул, – я не очень знаю, как это нужно делать. Потому что никогда и ни за что обычно не извиняюсь, оно как-то и без этого прокатывает. Но… в общем… прости меня за все, дружище! И пусть меня накажут Хозяева Зоны, если я сейчас тебе вру!

Тополь отвел глаза и вперился в затянутый паутиной (нормальной паучьей паутиной, не «паутинкой»!) угол нашего двухместного гроба на деревьях.

Он думал о чем-то. Что-то решал.

«Вот выхватит сейчас пистолет, всадит в меня обойму со злости – и прав будет!» – идиотские мысли так и лезли в мою голову.

Наконец Тополь посмотрел на меня в упор. Его глаза были сухими, воспаленными.

– Ты это… насчет Женьки прав оказался. Она помимо меня с Кашей и его братом жила. Так что я за это на тебя уже не злюсь. А вот насчет машины ты и впрямь тогда немного перебрал. Думаю, все дело в том, что тот вискарь, который мы с тобой пили, был немножечко того. Вот у тебя крыша и поехала.

– «Того» – в смысле поддельный?

– Ну да. Ряженый. Но это классно, – видно было, что каждое слово дается Тополю с трудом, как и мне, – что ты счел нужным передо мной извиниться. И даже на Речной Кордон за мной приехал. Но только…

– Что только?

– В общем, я тебя уже простил. По большому счету, мы оба виноваты были.

– Вот как? – Я, не скрою, офигел.

– Ну да… Не нужно было так нажираться. В нашем возрасте глупо это – нажираться, как пацанам. Вот, соответственно, и результаты…

«А ведь Речной Кордон что-то в нем и впрямь изменил», – подумал я.

На самом деле по части «нажираться» Тополь всегда был профессором. И вот же – какие песни запел! Не хуже моей школьной учительницы Людмилы Ильиничны по прозвищу Моралистка! Впрочем, если посмотреть на эту тему отстраненно, Костя был прав – с загулами до бессознательного состояния и впрямь надо бы заканчивать. Ибо…

– А можно спросить? – робко произнес я.

– Спрашивай.

– Почему ты, если давно меня простил, четыре месяца в «Лейке» не показывался? В военсталкеры ушел?

Тополь наморщил лоб, сдвинул брови и замолчал. Я бы употребил литературное клише «повисла пауза», если бы не уверенность, что Тополь намеренно ее «повесил».

Минуты три мы сидели в тишине. Дождь, уже обессилевший, лениво колотил по дряхлой крыше нашего скворечника.

• Предыдущая
• 28/79
• Следующая