Банкир - Катериничев Петр Владимирович - Страница 52
- Предыдущая
- 52/135
- Следующая
— Угу. Золотыми церковнославянскими буквами.
— Что и требовалось доказать. Все мужчины — самодовольные эгоисты.
— Разве мы что-то доказывали?
— А как же! Тоже мне, джентльмен!
— Слава Богу, не в Туманном Альбионе живем.
— Ну это-то я давно заметила. С детства.
— Полагаете, там краше?
— Там — надежнее.
— Сейчас — может, и да…
— А все же… Не могли сделать даме приятное?.. И — проиграть?..
— Это унизительно. Для вас.
— Ничего. Я бы перетерпела. Тем более джентльмен должен проиграть даме легко, чтобы она этого даже не заметила.
— Как в кино?
— А что в этом плохого?
— Милая барышня… Знаете, в чем проблема нынешних девчонок? Даже таких очаровательных и решительных, как вы?
— Угу. Дури много, а счастья все равно нет.
— Вы пытаетесь сочетать в себе капризного маленького ребенка и взрослого мужчину, когда вам это выгодно.
— Хм… Все женщины делают это. Ха… Фильм есть с таким названием…
— Фильм?
— Ага. Тинто Брасса. Смотрели?
— Не помню.
— Не обращайте внимания. Это я о своем, о женском… А что до парней — так вы не то что ребенка, вы беременную старушку изобразите, если вам это нужно.
— Может, и так… Только… Нормальный мужик — это, как теперь принято говорить, отморозок.
— Да? — Девушка удивленно приподняла брови дугой, будто всматриваясь: а с тем ли она решила побегать?..
— Обязательно. Но только в одном смысле. Когда перед ним стоит цель, все остальное по большому счету перестает существовать…
— Тогда это точно отморозок. Полный. Или — другое слово… Покрепче.
— Милая девушка, я не договорил… Кстати, меня, мне кажется, зовут Сергей…
— А меня, по-моему, Лена.
— Тогда уж давай на «ты»: вести философическую дискуссию и скакать рысью…
— А пить на брудершафт? Нет, Сережа, с на «ты» мы повременим.
— Как долго?
— До окончания умствований. Познакомимся, узнаем друг друга, — сымитировала девчонка интонацию какой-то грымзы из какого-то фильма. — Тогда можно и на «ты». Но только после официального представления! Вы, кстати, не шахтер?
— Вот это вряд ли… А что?
— Да так. У одной подруги — сильное предубеждение против шахтеров.
— А у вас?
— У меня — против богатых самоуверенных кретинов. Так что там отморозки?
Дорожка спустилась к шоссе, мы бежим рядом, стараясь держаться у обочины.
— Я не точно выразился. Для нормального мужика цель имеет почти абсолютное значение. То есть он должен достичь ее во что бы то ни стало!
— «Пройти по трупам»?
— Нет. Никакая цель не оправдывает убийства. Но без воинов — нельзя. Очень многие не могут себя защитить. Если война.
— Хм… А война всегда.
— Сколько вам лет?
— Задавать такой вопрос девушке…
— Я все же старше. Потому помню, что была и невойна.
— Нет, Сережа. Война и тогда была, только не для вас. Для вас было детство. И вы помните его, как состояние невойны. А я помню себя девчонкой в пионерском лагере — пионерию я застала — и для меня было детство… А война тогда была — ребята погибали в Афганистане, я про это даже слышала, но для меня-то ее не было! Не так?
— Так.
Я помню… Помню, как вжимался щекой в землю, а сверху шелестел снаряд, и я с замиранием ждал грохота взрыва… Но земля была чужая… Афган?.. Нет.
Никаких ассоциаций. Совершенно.
— Тогда как же с абсолютной целью? Молчите?
— Собираюсь с мыслями…
— А есть, что собирать?
— Надеюсь.
— Ну и?..
— Цель должна быть достойной.
— Переведите.
— Благородной.
— Старушку через улицу перевести? Или — девчонку на подъемчике «сделать»?
— Считайте, я тренировался.
— В чем?
— Подбежать. К тому же… Нельзя проигрывать из жалости. Это не честно.
— Сережа, вы точно не волокита.
— Волокита? — хмыкаю я удивленно. Старинное слово в устах юной девушки звучит, как иностранное. Странно, что она его вообще знает. Еще страннее, что употребляет, причем естественно.
— Ну да. Другой на вашем месте наверняка постарался бы воспользоваться случаем, чтобы понравиться привлекательной девушке. А вы рассуждаете о понятиях, ставших теперь полным анахронизмом.
— Вы это серьезно?
— Что именно?
— Про анахронизм?
— Нет. Это я кокетничаю. Скажете, нашла время и место…
— Да нет…
— Просто я взбалмошная… И мне жутко одиноко. Кстати, я привлекательная?
— Очень.
— Хоть это хорошо. А вы не «тормоз»?
— Просто красивая…
— Что — красивая?..
— Нет. Я не «тормоз».
Девушка останавливается и начинает хохотать.
— Из-ви-ни. Ты меня снова «сделал». Два-ноль. Но ничего, я отыграюсь.
Потом. Кстати, «выкая» чуть язык не сломала. А вообще… Как я тебе, на первый взгляд?
— Тебя что-то беспокоит?
— Ага. Разучилась общаться с людьми.
— Совсем?
— Порядком. Кроме тех, кого давно знаю. То ли боюсь уже новых людей, то ли… Не знаю.
— Мудрено.
— То-то. Это потому, что я — умная.
— А счастья — нет?..
— Не-а…
— А дурой прикинуться?
— А толку? У них тоже счастья нет, даром что дуры. Вообще, у нас все поколение такое выросло… Или сильно умные, что самим от себя тошно, или — полные кретины. И — кретинки. Во время такое попали. Судьбоносное. Только не грузи, что время, как и родителей, не выбирают… Просто…
— Собой недовольна?..
— Собой довольны только недоумки. Вот ты, бежишь по бережку, а не пузо пивком наливаешь — значит, тоже недоволен. Ой!.. — Девушка запнулась, наступив на развязавшийся шнурок, и в одно мгновение растянулась на гальке.
Я наклонился, подал руку…
— Ободрала?.. — Девушка потерла нос, увидела на пальце кровь. — У тебя зеркальца нет? — спросила она, подняв глаза… Улыбнулась, закрыла лицо руками и начала хохотать… Оперлась на мою руку, встала, мотнула головой:
— Вот дошла девка, а?.. А все же чего у меня там с носом?
— Нос на месте. Чуточку приложилась, но до свадьбы заживет.
Девушка стерла кровь платочком:
— Чумазая?
— Чуть-чуть.
— Так мне и надо. За выпендреж: Ты отдыхающий?
— Наверное, да.
— Почему «наверное»? Как все трудоголики, отдыхать не умеешь и думаешь о работе всегда?
— Нет, у меня случай поглупее…
— Да?
— Я не помню, чем занят.
— Подумаешь… У меня того хуже: я все время занята, но не могу уразуметь, чем именно. И зачем мне это нужно. Наверное, это и есть депрессия. Или — идиосинкразия. Или — фрустрация. Красиво излагаю, а?
— Стильно.
— Вроде ничего не упустила.
— Кроме амнезии.
— Потеря памяти? Да нет, с памятью у меня все нормально. Кажется, помню даже то, чего не было…
— Как это?
— Знаешь, песня такая была? «Все, что было не со мной, помню…»
— Ага.
— Вот так и я. Порой фантазии реальнее, чем окружающее. Не бытие определяет сознание, а наоборот. Вернее, некое бессознательное определяет другое бессознательное, что мы принимаем за бытие. Загрузила?
— По самые уши.
— То-то!
Бежим по краешку шоссе. Нас обгоняет здоровенный джип, похожий на катафалк. Движение его неожиданно замедлилось, джип вильнул к обочине и замер, перегородив нам дорогу. Передняя дверца распахнулась, оттуда вывалился крепко поддавший раскормленный детина; из салона — грохочет музыка. Там, за густо тонированными стеклами, вполне может разместиться полдюжины таких кабанов, и тесно им не будет. М-да… Похоже, на ближайшие пять минут наше и бытие, и сознание будет определяться уже не нами.
— Ну вот, накаркали… — севшим голосом произносит девушка.
— В смысле? — «не понимаю» я.
— Отморозков не надо было поминать всуе. Как ты с ними, ладишь?
— Сейчас узнаем.
Детина улыбается широким ртом. Кроме рта на заплывшем, налитом лице можно было различить только крохотные бусинки глаза, а голова кажется напрочь лишенной шеи и прикрепленной прямо на туловище.
— Ну этот динамовец-разрядник и сам дойдет, а вот девчонку мы подбросим, — сказал он, полуобернувшись, кому-то в салоне. — На мордашку она еще симпатичнее, чем со спины. Ну а пониже спины — просто эта, как ее… Ну по «ящику» ее показывали, в натуре…
- Предыдущая
- 52/135
- Следующая