Аксель, Кри и Белая Маска - Саксон Леонид - Страница 29
- Предыдущая
- 29/118
- Следующая
— Добро пожаловать во Вселенную Хас, избранники души моей!
«Вот-вот. Этого нам и не хватало — быть избранниками души его…Да он, кажется, почище Штроя и Фибаха, вместе взятых», — переглянулись дети, и Аксель осторожно начал:
— Так вы…э-э…
— Я — Франадем! Тот самый таинственный «Фр», коему уже довелось послужить пищей для твоих догадок. (То ли этот пляжник всегда так цветисто выражался, то ли Аксель и Кри повстречались ему, когда он был в настроении — неизвестно. Но расслабляться в его присутствии явно не стоило).
— А мы думали, — вступила в беседу Кри, — что вас зовут…
— Меданарф? Всё правильно, это тоже я. Понимаете, когда мне скучно и я склонен к крайностям, я произношу своё имя наоборот. В такие дни все стараются держаться от меня подальше…Ну, а когда мне весело…ничего, что я принимаю вас по-домашнему?
Аксель и Кри поспешно заверили, что ничего. Франадем указал гостям на мягкую тахту с подушками, которая уже возникла из воздуха за их спинами. А также на подносы с фруктами и крохотными, но замечательно красивыми чашечками кофе. Рядом с кофейным прибором Франадема поблёскивала в хрустальном роге тёмно-рубиновая жидкость, а на поверхности хрусталя светилась одинокая звезда — символ Вселенной Хас.
— Наши вина славятся на весь обитаемый космос…но вам не предлагаю. Как из-за вашего возраста, так и потому, что вам сегодня нужна ясная голова.
Кри вспомнила мумию, которая последовала за таким же вот угощением, и поёжилась. Но, кажется, пока ничего зловещего не намечалось. Франадем по-турецки уселся на тахту и откинул конец полотенца на плечо — вылитый падишах, только почему-то без слуг. Впрочем, когда дети уселись таким же образом у своих подносиков, весёлый хозяин спросил:
— Вас, может быть, удивляет, что я один? Но я привык сам себя обслуживать. А потом, мне не хотелось смущать вас некоторыми…гм… мордами из моей свиты. Едва ли у вас остались приятные впечатления о Потустороннем замке.
— Вы не ошиблись, — сказал Аксель, стараясь не думать о распухшем лице из колодца, которым их почему-то не побоялись смутить, и при этом мужественно пробуя кофе. От первого же глотка в голове его прояснилось, вся сегодняшняя усталость куда-то исчезла. — Замечательно! — похвалил он тёмный ароматный напиток. — И простите, что мы вас разбудили… — не без ехидства прибавил он.
— Это мне нужно извиняться! Единственный слуга, который должен был предупредить меня о вашем приезде, куда-то отлучился…И задам же я ему взбучку!
Аксель мог бы поклясться, что на деле никто не смеет ослушаться этого весельчака — как не посмел бы никто ослушаться Штроя. «Просто хотел понаблюдать, как мы себя поведём в „весёленькой обстановке“», — подумал он, и, судя по лицу Кри, она подумала то же самое.
— Итак, уважаемый Взглянувший В Лицо… — начал Франадем, поднимая в его честь рог с вином, но Аксель прервал его:
— Простите, как вы меня назвали?
— Ну, разве что ты один во всём Лотортоне не знаешь своего нового прозвища — ещё более почётного, чем «Спросивший Смерть»! — усмехнулся дух. — Твоё здоровье, а также и твоё, Ужас Саркофагов, — поклонился он Кри и осушил рог. (Нужно ли говорить, что его содержимое тут же восстановилось?)
— Не называйте меня так, — тихо сказала девочка.
— Хорошо, — кивнул Франадем, и под потолком с треском лопнула голубая молния. — Больше ты этого прозвища никогда ни от кого не услышишь.
— Так, значит, я — Взглянувший В Лицо? — мрачно уточнил Аксель. — А может, точнее было бы сказать: «В Лица?» — добавил он, намекая на одно из прозвищ Штроя — «Многоликий».
— Остроумное замечание, — признал дух, дружески хлопнув его по плечу. — Ты и вправду так умён, как говорят…Но в тот момент, когда ты наносил свой знаменитый удар, Многоликий выглядел вполне обыкновенно.
— Я не убил его? — торопливо подался вперёд Аксель, опрокинув пустую чашечку.
— Нет. Жалеешь? — прищурился Франадем. — Впрочем, можешь не отвечать, и так всё ясно…Мне по душе твои чувства. Кровожадность в столь юном возрасте — что может быть отвратительней?
Аксель пристально посмотрел в это красивое безмятежное лицо, пытаясь распознать скрытую насмешку или хоть лёгкий её след. Но, кажется, Франадем не шутит…Хотя — кто его разберёт?
— А вы, значит, не кровожадный? — тряхнув волосами, внезапно спросила Кри, в свою очередь прищурившись на Франадема, и уж по её голосу о её истинных чувствах гадать не приходилось.
— Я? Ни капельки, — с прежним спокойствием ответил падишах и откинулся на подушки. — И если тебе не очень понравился мой домашний орган, то позволь заверить: я держу его вовсе не для гостей…
— Стало быть, для подчинённых? — не унималась Кри, видно, решив, что если её ждёт очередной ужас, нечего тянуть резину.
— Скоро увидишь…Кстати, твой брат при знакомстве задал мне интересный вопрос, напрямую связанный с твоим.
— Насчёт того, как можно одновременно говорить правду и нагло лгать?
— Вот-вот. Я хотел этим сказать, что ежели дух вам что-то пообещал, то он вовсе не обязательно исполнит обещанное…
— Спасибо, мы уже знаем, — вставил Аксель.
— …но если он даёт клятву — например, гарантируя вашу безопасность, — вы можете спокойно отправиться к нему на чашку кофе. Поэтому здешнее волшебное поле расценило твои слова как жестокое оскорбление и оживило мой труп.
Аксель почувствовал сильное желание немедленно вернуть выпитое кофе и полбанана назад. Но падишах как ни в чём не бывало продолжал:
— Что поделаешь, у всех свои привычки. Волшебники определённого ранга постоянно умирают и воскресают — даже те, кто, подобно Штрою, когда-то был человеком. А лично я человеком никогда не был — я чистокровный звёздный дух. И особенно хорошо себя чувствую, с недельку побыв утопленником. Знаете, нечто вроде снотворных пилюль комиссара Хофа…
Дети быстро переглянулись: этот Франадем и впрямь много о них знал.
— А разве вы не можете жить…мм…без передышки? — осторожно спросил Аксель, делая сестре глазами знак быть повежливей: гарантия гарантией, да мало ли что…
— Отчего же, — вяло откликнулся Франадем, разглядывая на свет очередную порцию выпивки. — Но так будет ещё скучнее…Вечность — противная штука, даже когда это твой законный титул.
— А почему бы тогда Вашей Вечности не отказаться от всего этого, — с искренним любопытством сказал Аксель, оглядывая зал, — и не жить так, как мы? Поселились бы в каком-нибудь хорошем городе вроде Мюнхена, устроились бы на службу, завели семью, а когда придёт время — умерли и больше не воскресли…
— Вот на это у меня никогда не хватит смелости, — очень серьёзно сказал Франадем (а может, даже и Меданарф). Его узкие синие глаза больше не смеялись. — Ни у меня, и ни у кого из звёздных духов. А раз мы сами знаем о себе, что мы — существа нехрабрые, то лучшим выходом для нас была бы окончательная, или, как мы говорим, Большая Смерть. И если ты, Аксель Реннер, — поднял он хрустальный рог, — пришёл, чтоб убить нас всех — пью за твоё здоровье!
И выпил залпом.
— Я пришёл не для этого, — не менее серьёзно сказал Аксель, вставая. — Я пришёл узнать, чего вы от нас хотите?
— Терпение, терпение… — пробормотал дух, тоже неспешно поднимаясь. — Очень мило, что вы зашли поговорить о делах, но вот так, сразу…Нет, сперва моим гостям полагается концерт!
И картинно щёлкнул пальцами. Свет в зале погас.
Орган, который всё это время невинно дремал в углу, тут же испустил глухое ворчание, будто просыпающийся зверь. Едва оно смолкло, дети услышали за своими спинами какое-то движение. Резко обернувшись, они увидели, что из стены, противоположной органным трубам, выдвинулся широкий, увитый цветочными гирляндами балкон. А на балконе…
— Штрой! — ахнула Кри. — Мы в ловушке, Акси! Бежим!
— Погоди… — медленно пробормотал Аксель, делая шаг к балкону и пытаясь осознать увиденное. — Там и Отто…наш Отто! Не может быть…
Такого и вправду не могло быть! На балконе одно за другим появлялись приземистые тёмные существа с перепончатыми лапами, и, приглядевшись, можно было понять, что на мордах у них — человеческие маски. Дух в маске Штроя — отчего-то седобородой, но с вполне натуральными стрекозиными глазами, где мерцали плывущие созвездия, — был облачён в звёздную мантию. Его сосед с лицом комиссара Хофа вырядился в человеческий пиджак и брюки, и даже нацепил галстук в цветочек, который на настоящем Отто Хофе дети в жизни не видывали. А рядом — покойный профессор Фибах с лицом хорька, в цилиндрических очках с золотой оправой, и тоже покойный крокодиломакак Пралине, который его загрыз в открытом космосе. И уродливые фибаховы твари! Птерокурица Амалия и её подружка Беттина фон Краймбах-Каульбах шествовали, держась за уши своего злейшего врага Шворка. За ними под ручку следовали Дженни с траурной сеньорой Мирамар, а вот Жоан и Пепа, и её свита из шестерых ежей с длинными свиными хвостами…Это был какой-то кошмарный бред!
- Предыдущая
- 29/118
- Следующая
