Аксель и Кри в Потустороннем замке - Саксон Леонид - Страница 29

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая

— Никогда его не позову, — шепнула она брату. — Он ужасный!

— Нам надо поговорить, — ответил Аксель. — Как только эта тварь уйдёт…

— Я не уйду, — вдруг сказал Пралине голосом Акселя, так, что Кри тихонько ойкнула. — Чтобы я ушёл, надо щёлкнуть пальцами и сказать: «Шахтель!» — Это слово он произнёс с явным отвращением. — Чтоб я появился — то же самое, и сказать: «Десерт».

— А у тебя хороший слух, — неловко протянул Аксель. — Но почему ты говоришь моим голосом?

— На слух мы и впрямь не жалуемся, — хмыкнул жуткий провожатый. — Как раз потому, что собственных голосов у нас, младших духов, нет. Мы слышим мысли друг друга. Так что мне моя пастка, — он любовно щёлкнул челюстями, приведя Кри в дрожь, — нужна вовсе не для общения… А вот у старших духов голоса есть, но нет пасти или, по-вашему, рта. Ясно? — издевательски прибавил он голосом Фибаха.

— Я… ясно.

— Если же ты хочешь что-то сказать другой половине себя… сестре, да?.. — вновь заговорил Пралине голосом Акселя, — да ещё так, чтобы я не слышал, то у тебя только один выход, человечек, — попроси меня оглохнуть. Пальцами можешь не щёлкать. Или подожди, пока я уйду… И знай, — угрюмо прибавил он, — мысли человечков ни старшие, ни младшие духи читать не могут. Но если захотим услышать, о чём вы между собой говорите, — услышим за миллионы миль!

Аксель ошарашенно молчал.

— Впрочем, тебе нечего бояться, что я или кто другой из духов будем вас подслушивать, — успокоил его крокодиломакак. — Я таких решений без старшего духа не принимаю. А кто вы такие, чтобы о вас беспокоился старший дух, не говоря уже о диспетчерах? Какой вред от вас, что за польза? Вы даже ни одного заклятия не знаете!

— А кто знает? Элоиза?

— Элоизе не положено знать заклятий! — сказал Пралине, мрачно щёлкнув пастью. — Она не дух.

— Кто же она? — осторожно уточнил Аксель.

— Подопытное птичье существо. И в своё время будет растерзана! — Пралине явно не выносил подопытных птичьих существ вообще, а Элоизу в частности.

— А… если она самовольно применит заклятие? Такое возможно?

— Возможно, пока не узнает старший дух…

— И что тогда?

— Тогда она будет растерзана!

И, прежде чем Аксель успел обдумать следующий вопрос (и даже решить, а надо ли его задавать — вдруг здесь за лишние вопросы полагается уже известное наказание?), болтун Пралине добавил:

— Здесь, наверху, любят подслушивать, но делают это сами, без заклятий. Потому что никто ничего не умеет!

— Пра-авда? — Аксель даже остановился, радуясь. Ещё один длинный язык — да так скоро! Замерла и Кри, толком не понимая, что происходит, но чувствуя, что не надо мешать. Крокодиломакак тоже остановился, на сей раз повернув к детям уродливую вытянутую голову с горящими в темноте глазами. Мрак сгустился так, что казалось, словно эти глаза смотрят из стены.

— А… как же профессор Фибах? Он тоже ничего не умеет? — торопливо прошептал Аксель.

— Он умеет. Но мало. Знает лишь то, что мы скажем.

— Ну конечно! Я так и знал, так и знал! Значит, ты не прислуга? — совсем осмелел мальчик.

Глаза чудовища на миг закрылись, и в коридоре стало темно и страшно. Но затем глаза опять замигали на фоне чёрной стены, и горели они на сей раз такой лютой злобой, что Кри опять юркнула за Акселя.

— Он так сказал? Прислуга? Я? — выдохнул звонкий голос одиннадцатилетнего мальчика, который можно было бы назвать очень приятным, если бы в нём не звучал сдавленный вой. И этот вой рождал мысли уже не о ребёнке, а о кладбищах, кровавом месяце и открывшихся могилах.

— Н-ну… д-да… — Акселю было неловко чувствовать себя доносчиком, даже по отношению к такому явному врагу, как Фибах.

Крокодиломакак опять прикрыл глаза. Но Аксель уже знал, о каком наказании он думает и кому оно будет причитаться в самом скором времени.

— Когда Четырёхглазый Скотовод назвал меня именем человеческого лакомства и стал вызывать и отпускать дурацкими, оскорбительными заклятиями, я терпел. Мне было велено терпеть! Но теперь чаша переполнилась… Послезавтра вернётся Многоликий, и Главный Диспетчер доложит ему об оскорблении. И Многоликий отдаст ему Пятый Вертикальный Приказ, а старший дух передаст его мне… именно мне! — Пралине, казалось, бредил наяву, лязгая клыками. — Великий Звёздный справедлив, он не откажет своему верному слуге!

— Многоликий? Великий Звёздный? Кто они все?

— Не они, а он! У него много титулов… Но ты слишком любопытен, человечек! И так как ты посмел спрашивать О НЁМ, то я, пожалуй, знаю, какое прозвище ты заслужил! Мы, духи, любим прозвища и никогда не даём их зря…

— Да? — впервые за много часов улыбнулся Аксель. — И как же ты меня назовёшь?

— Не улыбайся, человечек! Это тебе на всю жизнь, и уже никто не решится изменить твоё Потустороннее Имя. Даже Многоликий не оспорит того, что скажет сейчас ничтожнейший из его рабов! И пусть твоё прозвище будет не только признанием твоей смелости, но и предостережением… Итак, я нарекаю тебя «СПРОСИВШИЙ СМЕРТЬ»!

Под низкими сводами тёмного коридора лопнула шаровая молния, и гул её прокатился по всему замку. Где-то внизу — наверное, в подвале — тревожно заухали совы, а за замковыми стенами их крик подхватили ночные птицы. Аксель судорожно вздохнул и провёл рукой по лбу, в тысячный раз спрашивая себя, не снится ли ему затянувшийся кошмарный сон.

— Что ж… Это довольно мрачноватое прозвище. Но всё равно спасибо, — сказал он. — Постараюсь его не уронить. А как твоё настоящее имя?

— Ни к чему тебе это знать! — отрезал Пралине. — Иначе ты стал бы для меня старшим духом и мог бы повелевать мною безраздельно… Я и так наговорил много лишнего! Думаю, это потому, что мы с вами очень любим одного и того же человечка, а? Идёмте скорее!

— Как это — «идёмте»? — высунулась из-за спины Акселя разобиженная Кри. — А мне прозвище?

— Тебе? — ухмыльнулся крокодиломакак. — Сделай сперва хоть что-нибудь — ты, только и знающая, что прятаться за чужую спину! Впрочем, — подумал он с минуту, — вы приблизили час моей мести, и я не буду тебе отказывать. Ты вертишься вокруг своего брата, словно небесное тело, и я нарекаю тебя… «ЕГО ЛУНА»!

Снова лопнула шаровая молния, и опять замок и его окрестности откликнулись воплями ночных созданий. Гордая Кри на миг забыла все свои беды и тревоги и, конечно же, перестала прятаться за Акселя. «А этот Пралине — он ничего, — подумала она. — И быть Луной Акселя совсем неплохо. Конечно, лучше бы я была его Солнцем. Но тогда со мной начнёт скандалить его будущая жена Дженни».

И все пошли дальше в мире и согласии. Правда, не успели пройти и пяти метров, как пришлось остановиться. Из тьмы впереди донёсся лязг и тяжёлый топот многих шагов. Ко всему этому примешивался гул мужских голосов и странные скребущие звуки, от которых у Акселя заныли зубы.

— Капитан Баннинг Кок! — донеслось из мрака. — Берите левее!

— Здесь кто-то есть, э? — протянул хриплый бас, до невозможности растягивая гласные. И загремел: — Факелов сюда, друзья! Аркебузы к бою!

Пралине недовольно фыркнул и проворчал перепуганным детям:

— Не бойтесь, это те придурки…

— Кто там? — дрожа, прошептала Кри. — Ещё духи, да?

— Ночной Дозор! Даже объяснять неохота… Очередная дурь Четырёхглазого, говорю! — Видно, так Пралине окрестил Фибаха за его очки. — Мы сейчас станем невидимками — на одну минуту. Не разговаривать же мне с ними! Нагадить бы им на дорогу… но надо быть лояльным.

Аксель не знал, что значит «быть лояльным», а вот что такое очередная дурь Четырёхглазого, он знал хорошо и был всем сердцем на стороне Пралине. Крокодиломакак прошипел: «Оне Ауген!» — и его глаза погасли. Аксель взглянул на своё тело, но не увидел его. И хотя у самого уха мальчика тихонько дышала Кри, её тоже не было видно. «Оне Ауген… — повторил про себя Аксель. — Запомним».

И тут из тьмы стремительно вынырнула странная, но в то же время очень живописная группа людей. Их было много — на первый взгляд, около тридцати, и задние напирали на передних, всё время подгоняя их. Впереди шествовал надменного вида мужчина с усами и острой бородкой. Он был в старинном тёмном костюме, чулках и туфлях с бантами, а на голове у него лихо сидела чёрная широкополая шляпа. Белый кружевной воротник и широкая красная перевязь яркими пятнами выделялись на фоне его строгого одеяния. В правой руке он нёс не то трость, не то жезл, левой же устало помахивал перед собой, беседуя с господином в нарядной белой одежде и с белыми перьями на шляпе. (Тот держал наперевес небольшую пику.)

• Предыдущая
• 29/74
• Следующая