Змеиная гора - Рымжанов Тимур - Страница 21
- Предыдущая
- 21/62
- Следующая
– А случится, что не совладаем?
– Если я не выстою – никто не выстоит. И пока вы, князья да бояре, будете спорить, кто кому данник и кто кому должен, ордынцы вас по одному всех перебьют, поломают!
Сказав это, я вскочил в седло коня, что подвели мои стрелки, и повернул в сторону дороги. Громко свистнув, я чуть припустил, обернувшись лишь для того, чтобы посмотреть, как онемела оторопевшая знать, когда по опушке леса да вдоль поляны, словно ожившие тени, двинулись вслед две сотни стрелков. Спрятанные под бахромой маскировочных накидок, они все это время окружали поляну, держа почти каждого на ней под прицелом. Окинув долгим взглядом притихшую толпу знати, со страхом озирающуюся вокруг, я громко захохотал, довольный произведенным эффектом, хотя на душе кошки скребли от отчаянья, но в то же время понимал, что надо играть свою роль до конца. Среди этих мерзких рож, искаженных злобой и страхом, только одно лицо было печально. Епископ Алексий не спускал с меня взгляда, шепча молитвы и крестя меня вослед.
4
– Вот тебе, батюшка, новый кафтан! Вот сапоги да пояс. Золотом шитые, серебром отороченные.
– Ну и выдумщик же ты, Егор! Я тебе велел присматривать за мастерицами в цеху, а ты мне кафтаны шьешь.
– Помилуй, батюшка! – залепетал Егор, сминая овчинную шапку в руках. – Холода встанут, стены кругом каменные, ветра да метели, неужто мы, цеховые мастера, не можем своему благодетелю кафтан пошить? Кузнецы все лето работали, по колечку, тонкую кольчужку под кафтан тебе сковали. Сверху глянь, мех да кожа, тонкое шитье, а под шелковой подкладкой, под войлочной основой кольчужка припрятана.
– Что ж, благодарствую за дорогой подарок. Рад буду носить и вас, мастеров, добрым словом вспоминать. Да только кажется мне, Егорка, что не просто так ты ко мне пришел с подарками дорогими.
– И все это наш батюшка ведает, – ответил Егор, прищурившись и вставая спиной к свету, пряча хитрую рожу в тень. – Есть дело, не самое важное, но твоего дозволения требующее.
– Ну, выкладывай, что там у тебя.
– Прибыл на гостиный двор купец, – затараторил Егорка без задержки. – Пришел по реке. Ладейка у него чахлая, а вот товар дорогой. Прибыл издалека, с Востока. Говорит еле-еле, но узнали мы с цеховыми мастерами, что желает он идти до Киева, а не в свои земли далекие, а от Киева, слышал он, можно с варягами до самого Царьграда.
– Ну, это дело его личное, пусть идет, куда пожелает.
– И мы ему так повелели, да только из прочего товара при нем было еще десяток невольных. По всему видать, кочевые люди. Крепкие, на работы годные, да только никто из купцов купить их не решается, хоть и приценились. Твой сотник Наум как прознал, что в крепости невольные люди, хотел было вдарить тому купцу, да только мы заступились, сказали, что с тобой совет держать будем.
– Все просто, мужики. В моей крепости рабов быть не должно! И не будет! Пленные, наказанные на работы, но не рабы!
– Вот и мы так сказали, а купец говорит, что, коль такое дело, то товар вам не дам и пойду другой дорогой, и людей возьму, коли Коварь не хочет таких сделок совершать.
– Чем таким дивным он еще кроме невольников торг ведет?
– Шелка у купца – загляденье, – ответил Егор тут же, еще больше пригибаясь. – Шкатулки дорогие с жемчугами, перстни да гривны золотые, камни самоцветные резные. Нам для цехов такой товар нужен. Краски для тканей очень добрые, о которых мы много наслышаны. Квасцы да чернила, киноварь, малахит, бюрюза да кораллы, жемчуга. Мы совет с мастерами держали и вот, осмеливаемся испросить твоего разрешения купить тех невольных, полста гривен за гурт.
– Что, действительно такой хороший товар эти его квасцы да чернила? Лучше моих?
– Добрый товар, ответствуем тебе, твоему, конечно, не ровня, да только твой уж месяц как вышел весь, да и невольный люд его на многие дела гож.
– Хорошо, Егор, я тебе верю, да только и мне тоже моих же собственных правил нарушать не хочется. Давай сделаем так, будто ты осмелел да без моего дозволения у того купчишки невольный люд и купил. Сотнику Науму я скажу, чтоб потом с ними порешил, что делать, но кто спросит, ты молчи, говори, что я о таком торге и не слышал ничего. Да, и напомни купчишке тому, что ты головой своей рискуешь за такое дело. Расскажи чужестранцу, как лют я на расправу, да приукрась, чтоб неповадно другим было впредь тащить в крепость рабов на торг. И месяца не пройдет, как они начнут мне всех невольников тащить! То, что тебе товар их нужен, я понимаю, вот только чужих невольников покупать в довесок – это не дело.
Довольный тем, что смог меня убедить и задобрить дорогим подарком, Егор поклонился и выбежал из мастерской. Мартын, недовольный происходящим, наладился было дать щелчка Егорке, но, промахнувшись, расшиб себе палец о косяк. Засунув его в рот, проводил цехового мастера лишь грозным взглядом и перечить моему решению не стал. Как бы отвечая на его молчаливый вопрос, я стал рассуждать вслух:
– Купишь одного раба – тебе трех приведут. Работников мне хватает и без них, а вот солдат, воинов – не сыскать. Станется, что при таких темпах развития мне скоро еще одну стену ставить придется, в нынешней крепости уж людей – как в тесном бочонке.
– От дурных князей под твою защиту многие подались, – ответил Мартын, разглядывая посиневший ноготь, – да и вольные с поселений тоже тянутся. Стену, все едино, ставить придется. А то и новый град заложить.
– Ты, Мартын, смотри в оба. Придет крепкий да сильный, с оружием умелый – привечай. Дальний поселок на болоте и тот, что у Гусиного озера, те земли заселяй. Семьи пусть там оставляют, а сами в крепость. Гоняй их до седьмого пота усердней.
– Полно, батюшка! О твоих стрелках слава не то что до Владимира, до Ярославля и Новгорода дошла.
– Не подлизывайся, Мартынка! Делай, что велю! Я лично каждого буду проверять! Ну все, пойди, присмотри за тем купчишкой, чтоб мастеров моих не обманул, надо будет, так пригрози. И заодно Наума отвлеки, а то вцепился в купчишку, словно репей. Боюсь, ненароком зашибет.
Мартын хохотнул:
– А не зашибет – так я помогу… – И, увернувшись от моей затрещины, выскочил в дверь.
Оставшись один в мастерской, я закрылся на все замки и засовы, захлопнул ставни на окнах и зажег фонарь. Надев на руки перчатки, нащупал за полками с инструментом неприметный кирпич и, вынув его из кладки, дернул потайное кольцо замка, спрятанное под ним. Бесшумно, удерживаемые только противовесом, опустились в углу две половицы, открывающие узкий проход на внутреннюю лестницу башни. Лестница была такой узкой, что пройти по ней я мог только боком. Триста семьдесят ступеней в глубокое подземелье, десять коварных, смертельных ловушек, способных размолоть человека в фарш. Пять дверей со сложными механическими замками, да так хитро устроенными, что если не закрыть первую дверь, последняя, железная будет вовсе неприступна, а при попытке взлома похоронит вора под грудой камней. За последней дверью – каменный лабиринт, несколько просторных комнат с припасами, колодезный зал. Мой личный бункер, скрытый от посторонних глаз. Тоннели лабиринта тянулись под землей на несколько сот метров и имели несколько выходов. Один из них на обрывистом берегу реки. Там был вырыт, закрыт решеткой и тщательно замаскирован грот с большой лодкой на случай экстренной эвакуации. Второй выход – в лесной чаще. Ближе к болотам, где располагалось логово оборотня. Здесь же, в глубоком подземелье, я хранил всю казну, небольшой оружейный склад. Почти два года ушло на то, чтобы сделать эти подземелья. Об их существовании знали немногие, и уж точно никто не знал, как в них войти. Секции и уровни лабиринта делались отдельно, а после завершения закапывались. Мне потом самолично приходилось открывать проходы, последовательно соединяя их в разветвленную сеть.
В последней комнате, той самой, где хранилась казна и особо ценные вещи, был сейф. На самом деле ничего ценного, возможно, с точки зрения здешних людей в сейфе не хранилось. Расчистив место на столе от пыли и мелкого песка, я поставил фонарь и открыл тяжелую створку стального ящика. Любого вора после всех стараний, если он, конечно, выживет и доберется досюда, ждет лишь разочарование. Толстенная, весьма потертая за годы «Энциклопедия забытых рецептов» – книга, сделавшая меня особенным в это мире, тугой валик пергаментов, с личными записями и рецептами.
- Предыдущая
- 21/62
- Следующая
