Словенка (СИ) - Романовская Ольга - Страница 31

Градец был больше Черена и состоял из множества улочек, разбегавшихся от главной, которая вела к княжеским хоромам; многие из них были мощёные, а потому идти по ним было легко даже в весеннюю и осеннюю распутицу.

— … Куда пойдём? — спросила Любава, когда они вышли за ворота. — На Соловку посмотреть или же на дом нашего Перуного любимца.

— Перуного любимца, — переспросила Гореслава.

— Так мы князя своего Светозара называем.

— А когда он к нам заезжал, то не велел князем кликать.

— Скромен он, не любит, когда люди ему в ноги кланяются. Так куда пойдём?

— К княжескому жилью. Реку я уже видела.

— Как хочешь. Княжеские палаты-то у нас каменные, — с гордостью сказала Всеславовна.

Пришлось проходить им мимо рынка… Торговля шла не так бойко, как обычно: не базарный был день — середа недели. Несколько баб в серых платках продавали птицу, что вырастили у себя на подворье, но люди обходили их стороной, спеша к северному концу, где торговали оружейники и торговцы " живым товаром".

— Знать, ещё один корабль по Соловке пришёл, — спокойно заметила Любава, бросив взгляд на нескольких бородатых холопов, прикованных к бревну.

— За что же их продают? — спросила Наумовна. Ей так не привычен был вид этих угрюмых пленников, которых продавали словно скот.

— Они свеи, нападали на наши торговые ладьи. А словене меж них — разбойники.

В волнении быстро пробежала глазами по лицам холопов Гореслава, но, к счастью, Гаральда среди них не нашла. Ушёл свей к своим или нет?

Да как же это так: одних Светозар привечает, а других убивать велит да продавать. И до того призадумалась девка, что двинуться с места не хотела, пришлось Всеславовне её за рукав потянуть, чтоб очнулась.

— Пошли. На что засмотрелась?

Медленно пошли они вперёд, стороной стараясь обойти торговые ряды. Наумовна отвернулась, когда проходили мимо бревна с холопами: не было сил смотреть на их угрюмые, искажённые злобой или страхом лица.

Тут среди толпы произошло некоторое замешательство; она расступилась под напором вершников, гарцевавших на борзых конях к радости красных девок.

Гореслава, повинуясь всеобщему движению, пятилась в сторону, пока не наткнулась спиной на какую-то жердь, очевидно, коновязь. "Князь, князь", — услышала она приглушённый шёпот, разлетевшийся по толпе. Неужели?… Сердце бешено забилось от сознания того, что увидит девушка вновь тёмноволосого загорелого человека, по чьему велению убит был старый Гюльви. Она стояла, неподвижная, каменная, сама не зная, почему, только глаза зорко следили за малейшим движением, происходившем на площади. Любава несколько раз окликала её, но Наумовна не отзывалась.

Вершники проехали совсем близко от неё, все удалые, хоробрые кмети на борзых конях; среди них узнала Гореслава Будимира. Совсем не изменился он, всё так же на девок посматривал, что роились вокруг него, как мошки. Все они были здесь, все, кто приезжали в печище на поиски беглого свея.

— Какая девка баская, — бросил Будимир, поравнявшись с Наумовной. Зарделись щёки девичьи. Ой, охрани, чур, как бы чего не вышло! Но уберегли Боги, проехал мимо кметь, лишь чуть-чуть придержал своего буланого жеребца.

И тут появился он. Всё те же бездонные осенние глаза, искавшие и не находившие что-то в толпе; всё тот же рубец через щёку, но одет он был богаче, чем прежде: в дорогом червлёном корзно, расшитом золотой нитью, белой рубахе, короткой кольчуге поверх неё… Ещё приметила девка ладные кожаные сапоги его, которых не было ни у кого во всём её печище.

Княжеский серый в яблоках жеребец ступал неспешно; звонко стучали по мостовой его копыта.

Кто-то из толпы вышел к Светозару, протянул ему свёрнутый кусок бересты. Князь нахмурился, но взял его. Подавший его, кланяясь, вернулся на прежнее место.

Боги ли так порешили или просто конь княжеский по собственной воле свернул с прежней дороги, но случилось так, что должен был проехать Светозар мимо Гореславы. И угодно было Ладе, чтобы вспомнил князь девку неприметную. Остановил он коня, пристально взглянул на неё, силясь припомнить получше, где видел её и как звали эту девку с тёмной длинной косой. И помогла ему память воинская да колечко, что на шнурочке висело на девичьей шее.

— Уж не ты ли убегала от нас ночкой тёмной, когда подпалили мы свейский снеккар?

— Я, князь, — Наумовна глаза потупила. Два чувства боролись в душе её: одно, горькое, как червь, точившее временами сердце тоской от воспоминаний об убитых; другое — радость от княжеского внимания.

— Постой, — лоб князя нахмурился. — Как ты здесь оказалась? Колечко, что на шее у тебя, дарил я девке одной, что далече отсюда жила.

— Правда Ваша, всё так и есть. Я — та самая девка, о которой вспомнили. Я Гореслава.

— Горькая слава, — задумчиво повторил Светозар, тронул поводья и поехал дальше.

Гореслава постояла немного, посмотрела ему вслед, а потом медленно пошла в сторону Соловки. Вскоре её догнала Любава, ничего не сказала, только удивлённо в глаза ей заглянула.

Когда Всеславовна рассказала матери о внимании княжеском к гостье их, стала Зима Ярославовна любезнее с Гореславой.

…А ввечеру Заря забралась к Наумовне на лавку и долго-долго выпытывала у неё, откуда князь знает её. И, когда головы обеих уже клонились на бок, Власовна сказала: "Счастливый выпал тебе талан, Гореславушка".

Прозрачен лес по весне: тонкие берёзки жмутся друг к другу, липкие маленькие зелёные листочки трепещут на ветру, а воздух так чист, что кажется, будто видны в нём даже далёкие шатры елей за рекой.

Гореслава любила лес; во все времена года он был для неё лучшим другом, безмолвным советником, к которому она приходила, когда плохо ей было.

Вот и уговорила она Зарю пройтись с ней по лесу. "Любит девка полесовничать", — пробурчала, отпуская их, Зима Ярославовна.

… Широкой лентой серебрилась перед ними Соловка; по берегам её росла густая зелёная трава, между которой мелькали первые цветы. Наумовна босыми ногами ступала по прохладному мелководью; прозрачные струи ласкали ступни. Ей было не холодно, даже зимой она могла ходить по снегу.

Заря бродила неподалёку, мурлыкая себе под нос какую-то песенку. Власовна незаметно для себя собой всё дальше и дальше уходила к высокому пригорку, который манил к себе солнечным теплом. Гореслава же увидела необыкновенную птичку, что присела на камушек у самой воды; доверчиво, по — детски, протянула к ней руку девушка. Птичка слетела и зачирикала на ближайшей сосне. А дальше поманил её к себе лес; Заря даже не заметила, как исчезла её товарка.

Гореслава не испугалась, когда поняла, что потерялась: леса она не боялась, а всякая лесная нечисть обходила пока её стороной. Она без труда по солнцу вышла к реке и присела на бережок. И показалось ей, что слышит чей — то звонкий смех. Это, верно, русалки резвились, но для неё не опасны они.

По небу поползла чёрная туча, но она стороной обходила Градец; Перунов гнев на других свою мощь обрушит. И привиделся девке чудной вершник, чей вороной конь скакал по небу. Был он уже не молод, с рыжей бородой, чёрно-сребряными волосами и большим боевым топором в руках. И был вершник грозен, как и положено быть Перуну. Исчез бог грозы за деревьями, и следа не осталось. А, может, привиделось это Гореславе, весенним солнышком голову напекло.

Умыла Наумовна лицо холодной водой и пошла вдоль реки к броду, где осталась Заря. Сделала она всего несколько шагов, когда услышала шорох в кустах. Гореслава остановилась, призвала на помощь своего Бога. Из ольховых зарослей в полусотне шагов от неё выехал вершник на коренастой длинногривой каурой лошади; весь он был сокрыт тёмным мятлем. Вершник огляделся и медленно поехал в сторону Наумовны. Та испугалась и побежала. Но разве убежать ей, пешей, от лошади? Остановилась Гореслава у маленькой сосенки, что у самой кромки воды росла; сердце из груди так и выпрыгивало. Крепко сжимала она свои обереги, смело на ворога смотрела. А он не спешил; лошадь его ещё медленнее пошла, а потом и вовсе остановилась.