Тринадцать полнолуний - Рок Эра - Страница 24

Ждали-пождали обозники водоноса, и пошли искать. Но ночью много ли найдёшь? Кричали, звали, ни ответа. Отложили поиски до утра. А утром нашли только ведро, ни следов, ни одежды его на берегу не было. Погоревали, посетовали, видать, утонул или сом его утащил, бывали такие случаи. Вернулись к костру, пора было в дорогу собираться. Парень, на чьей телеге утопленник ехал, сказал, что деревня эта не далеко от его стоит. Заедет он, что бы подарки семье покойного отдать, да сказать, какое горе приключилось. Да добавил, что хвастал покойный, мол, девчата у него в селе больно уж красивые, да ладные, а он холостой, может, найдёт там своё счастье.

Зенек открыл глаза, подумал, при каких обстоятельствах муж Евдокии утонул, ей знать ни к чему. Провёл по её глазам рукой, и очнулась она. Тряхнула головой, отгоняя наваждение, заплакала:

— Ну вот, хоть и горькое горе, но теперь знаю я, что с ним случилось, — плакала, не вытирая слёз, — как же теперь жить мне и деток поднимать одной? Как же так он не осторожно, оступился да в воду упал, а там видать, дыхание у него перехватило и не смог выбраться. Может, омут там был бездонный, и затянуло его? Вот беда, так беда, так глупо смерть свою нашёл и до меня не доехал.

— Не плачь, не плачь, Евдокия, мир не без добрых людей, помогут, — Марыля присела к ней и гладила по руке. Поднялась Евдокия на ставшие в миг непослушные ноги.

— Встань к иконе, да помолись и полегчает тебе, поможет она горе твоё пережить, духом не упасть, да к жизни теперешней без мужаприготовит.

Долго стояла Евдокия у иконы, что говорила, о чём просила, то никому не ведомо. Смотрела на лик святой. Слёзы по щекам катились. Марыля с Зенеком не мешали ей, сидели молча. Постояла ещё не много Евдокия, слёзы высохли. Повернулась к хозяевам.

— И правда, легче стало, вроде, кто надоумил меня да на путь вывел, голос слышала, что хорошо всё будет. Не оставит меня господь добротой своей. Спасибо вам, дай бог здоровья за доброту вашу, — и вышла из избы.

— А что произошло-то там, что вы видели?

— Заработал её муж денег, да ехал сюда, вёз подарки, но утонул по дороге при странных обстоятельствах, но о них я тебе позже расскажу. А теперь, давай спать ложиться, утром дел у нас много будет.

С утра отправился Зенек по хозяйству работать. Залез на крышу, отремонтировал, чтобы дождём не промокало. В сарай пошёл, там стайку поправил. И Марыля, не скрывая радости, хлопотала по дому, украдкой наблюдая за ним, любуясь. «Как же хорошо, господи, какое счастье! Вот и пришёл в мой дом хозяин. Какая жизнь теперь начнётся у нас в любви и согласии! Даже поверит трудно в такой подарок от бога. А какие детки у нас будут красивые!» — запирало дыхание у Марыли от счастья. Так в работе и день прошёл, поужинали и вышли на улицу, посидеть на лавочке возле дома. Услышали, как по деревне детвора бежала с криками, что мол, хлопец незнакомый к их селу на коне скачет. И правда, со стороны большака, по полю, скакал кто-то. Въехал в село и остановился возле колодца. А там стояла Ганна и воду набирала. Попросил парень воды напиться. Наклонился к ведру, отпил и поднял глаза на девушку. У той щёки зарделись, засмущалась под взглядом такого парня пригожего наша Ганночка:

— Что ж ты так смотришь на меня? — Смотрю, что и в правду, у вас красавицы живут. Не ждал, не ведал, что чужое несчастье мне счастье принесёт.

— О каком таком несчастье ты говоришь? — заинтересовалась Ганна.

— Скажи мне, где хата Евдокии. Привёз я подарки от её мужа.

— А что ж он сам не приехал? — Ехал он к ней повидаться, да беда по дороге приключилась, утонул, а я вот решил привезти да отдать ей то, что он в городе заработал. Не легко ей придётся теперь одной, а его добро ей пригодится. Вместе мы ехали, да хвастал он, что красавицы писаные девушки у вас живут. В том я только что сам убедился, — взял Ганну за руку, — а скажи мне, есть ли у тебя жених на примете, любишь ли кого?

— Любила, да только прошла любовь, разбил он моё сердце, на силу кусочки собрала, — Ганна опустила голову, потом подняла глаза на парня.

— Выходит, свободно, — Ганна, кокетливо, потупила взор и высвободила свою руку из его руки, — нешто, ты мне её предложить можешь?

— Ох, и глаза у тебя, как омут затягивают, — улыбнулся парень, — значит, свободно твоё сердце для любви новой?

— Похоже, могу, как огнём опалил меня взгляд твой, не смогу теперь его из сердца вытащить. Отдам Евдокии подарки, поеду к себе домой, родителям расскажу, что встретил любовь свою и жди сватов от меня. Помру, если откажешь.

— Да как же так, ведь не знаешь ты меня совсем, а может, характер у меня дурной, да не по нраву тебе будет, — Ганна улыбнулась, но в глазах ожидание было, что продолжит он речь свою именно так, как ей хотелось сейчас, понравился тоже парень девушке с первого взгляда.

— У дивчины с такими глазами не может быть характер скверный. Чую я, по сердцу мне всё будет, что с тобой связано. А в искренности моей убедишься, когда сватов на своём дворе увидишь. А сейчас, покажи мне, где Евдокия живёт.

— А недалеко живёт, ваккурат возле дома моего и её хата стоит, — сказала Ганна, подхватила коромыслом вёдра и пошла по улице. Парень взял под уздцы своего коня и двинулся следом, оглядывая стройную девичью фигурку.

Евдокия стояла возле тына. Донёсся до неё слух, что по её душу проезжий. Подошёл хлопец, поклонился, поздоровался. Пригласила Евдокия его в хату. Снял он седельную сумку и мешок, пошёл за ней следом. Недолго разговаривали в избе, вышла она его провожать, попрощались. Повернулся хлопец к дому Ганны. А она стояла на крыльце, скрестив руки на груди. Перемахнул парень через плетень, подошёл к ней.

— Чтобы не сомневалась ты в решении моём, познакомь меня сейчас со своими родителями. У меня, как знал, и подарочки есть.

Ганна, еле сдерживаясь, дрожащим от волнения, голосом позвала отца с матерью. Вышли те из дома. Парень поздоровался:

— Поклон вам низкий, хочу просить я, чтобы отдали за меня вы дочь свою. Отец Ганны молчал, а мать, всполошилась:

— Да как же так быстро сговорились вы? Ведь, первый раз друг друга увидели?

— Бывает и так, сам не ожидал, а как встретил вашу дочку, так и полюбил сразу и чувство моё искреннее. Поеду домой, поговорю с родителями, они у меня люди хорошие и мне и моему выбору препятствовать не будут, уговор у нас, что как решу, на то они своё благословение и дадут.

— Ну, коли так, будем ждать, — сказал отец, — а сейчас, пойдёмте в хату, да поговорим спокойно, расскажешь нам, кто ты и откуда, — и все пошли в дом.

Быстро разнеслась весть об этом по селу. Услыхали новость и Зенек с Марылей. Порадовались за Ганну, знали, что любила она Милоша любовью безответной. Да видно, выгорело сердце дивчины, а тут и новая любовь в нём поселилась да к жизни его возродила.

Зенек с Марылей жили душа в душу. Марыля по дому трудилась, а Зенек, как Демьян, в лес ходил, травы собирал. Приходили к нему люди со своими проблемами да болячками. Ни кому не отказывал, всем помогал, и тем, кто никогда не обижал его с детства, и тем, от кого слова доброго не слышал.

Однажды, в лесу произошла встреча Зенека с тёткой Василисой. Косила она сено на поляне. Травы в этот год выросли на удивление, сочные да густые. Работала Василиса споро, торопясь до заката побольше наработать. Махала косой, песню напевала, да, как-то неловко, повернулась и распорола ногу, ту, на которую с детства прихрамывала.

— Ой, лишенько, да что ж за напасть на меня, и так еле хожу, — завыла от нестерпимой боли Василиса, пытаясь перевязать ногу, — Ой, боженьки, кровь-то так и хлещет, как же до деревни доберусь?! Так и истеку тут кровью! Ой-ёй-ёй! И звать на помощь не кого!

И тут на поляну вышел Зенек.

— Что случилось? Слышу, кричит кто-то, думал, я один в лесу.

— Ну, слава богу, хоть ты здесь, знать, не смерть моя ещё.

— Да что ж вы её поминаете, вам долго жить ещё.