Тринадцать полнолуний - Рок Эра - Страница 21

В церкви начиналась праздничная служба. Всё село собралось, все нарядные и весёлые, в самых своих лучших одеждах. Тихонько перешёптывались кумушки, обсуждая свои проблемы, мужики стояли молча, чинно, детвора разглядывала росписи стен церкви. И тут распахнулись двери и забежал маленький сын Степаниды, Василёк.

— Люди! Марыля с каким-то хлопцем идёт, такие красивые, как из города приехали. Все зашикали на него, нельзя в церкви кричать, а он бросился к матери, стоявшей у иконы богоматери, и, уткнувшись в подол, начал что-то ей рассказывать шёпотом, размахивая руками. Она плохо слушала его, стояла, вытирая слёзы. Вот уже месяц лежал её Василь, хворый. Так сильно болел, что и не надеялась она на его выздоровление. Всем святым уже молилась, да только надежда таяла с каждым днём. Шёпоток, под который она, тихо плакала, молясь богу, вдруг стих, воздух в церкви всколыхнулся от многоголосого людского вздоха. Степанида, вместе со всеми, повернулась к дверям. В церковь, держась за руки, входили Марыля с незнакомцем.

Вот так парочка они были! Оба высокие, красивые. Марыля в платье роскошном, каких в деревне, отродясь, ни кто не видел. «А что за парень с ней, незнакомый? Красив да пригож? Откуда он появился?» перешёптывались друг с другом люди.

— Здравствуйте всем, — поклонились вошедшие.

— Марыля, а кто это с тобой? Где ты такого гарного хлопца нашла, — тётка Бася первая опомнилась.

— Да что вы люди, не узнаёте что ли Зенека, убогого, демьянового воспитанника, — улыбнулся Зенек, оглядывая односельчан. — Да полно тебе, хлопец, совсем ты на него не похож. Мы-то его хорошо знаем, — послышались голоса с разных сторон.

— Да он это, просто болел сильно, а теперь вот выздоровел, поправился, — Марыляулыбалась.

— Да чем же от его хворобы, горба и полоумности вылечиться можно было?

— Бася всплеснула руками.

— А вот нашлось средство, любовь и доброта марылина подняла меня да изменила, и я ей по гроб жизни обязан, что, не смотря на вид мой неказистый, полюбила она меня ещё прежнего. За то бог и изменил меня, что бы вы её не клевали да сумасшедшей не называли.

Все молча слушали Зенека, не в силах осмыслить чудесные перемены, не верили глазам своим. Иначе, чем чудом это назвать нельзя было. Только двое селян, переглядываясь друг с другом, молча, наблюдали за этой сценой, не принимая участие. Как вы догадались, то были Михай и Гриц. Вышел батюшка, оглядел свой приход, не понимая, но чувствуя людское волнение. И тут увидел, как расступились люди, и по образовавшемуся коридору, к нему двинулась молодая пара. Присмотрелся он, узнал Марылю, только спутника её узнать не мог. Они чинно встали, чуть поодаль от всех, перекрестились.

— Благослови, батюшка, — поклонились Зенек с Марылей.

Батюшка перекрестил их и начал службу.

— Бог не объясняет нам своей воли и не заставляет верить в то, что он существует. Главное, что он сам верит в нас. Мы должны любить волю господа, как бы сурова и несправедливам она нам не казалась. У каждого из нас есть искра божья, обратитесь к ней в своих молитвах и неприменно ваши духовные и физические силы увеличаться многократно. Награда за стойкость и смелость велика, это ясность мыслей и избавление от физической хвори.

Зенек и Марыля слушали его слова, и обоим казалось, что говорит он только для них. А люди всё не могли успокоиться переменам с этой парочкой. В полуха слушал народ проповедь, продолжая шёпотом обсуждение. Только в конце службы, внимание людей переключилось на икону Николая Угодника.

«О, чудо, — прошёл шелест по церкви, — смотрите, мироточит икона! Спасибо, господи! Что за знак? Что Угодник сказать хочет?» опешили все. Отродясь, у них в деревне таких чудес ни кто припомнить не мог.

— Чудо, вот истинное чудо, смотрите люди, а восхвалите господа за добрый знак, — громко воскликнул батюшка.

Все, от мала до велика, начали креститься и бить поклоны.

— Значит, господь услышал наши молитвы, — закончил батюшка службу. Народ вышел на улицу, только Степанида всё ещё стояла у мироточащей иконы, истово молилась о выздоровлении Василя. «Может, то знак мне был, но как разгадать, к чему?», перекрестилась и пошла к выходу. В дверях её ждали Зенек и Марыля.

— Что случилась, Степанида? Почему в слезах в праздник? — спросила Марыля, дотронувшись до неё рукой.

— Ой, Марыленька, горе у меня, беда большая. Слёг мой Василь, уже как месяц лежит, плохо ему, видно, и не встанет уже, — расплакалась Степанида.

— Пойдёмте к вам, авось помогу, чем смогу.

В голосе Зенека столько уверенности было в голосе, что Степанида, ни слова не говоря, пошла за ним. Народ на улице, переглядываясь и шушукаясь, двинулся следом, к хате Степаниды.

Василь, действительно, был сильно болен. Лицо осунулось, землисто-серого цвета, глаза ввалились, дышал прерывисто.

— Ой, не жилец он, не жилец, — тихо говорили бабы, вошедшие в избу.

Зенек подошёл к больному.

— Рано тебе, Василь, в другой мир отправляться. Здесь ты ещё нужен, — нагнулся к уху Василя и зашептал что-то.

Все затихли, прислушиваясь, но слов разобрать не могли. Зенек, продолжая шептать, распрямился, провёл руками по голове Василя, по плечам, по рукам, взял его ладони в свои руки. Подержал их какое-то время, потом положил свои руки туда, где еле слышно билось сердце больного, провёл по его животу, взялся за ступни и шептал, шептал. На лбу Зенеша выступил пот, руки дрожали. Дыхание Василя участилось, пальцы рук стали вздрагивать, он глубоко вздохнул.

— Ой, господи, бабоньки, отходит, сердешный, — долетели до Степаниды слова шепчущихся баб, она всхлипнула и, не в силах сдержаться, разрыдалась.

Грудь Василя опустилась, он протяжно выдохнул.

— Ох, Васинька мой, да что же это, как же я без тебя с малыми детками останусь? — Степанида бросилась к мужу, упала на его грудь, её плечи содрагались от рыданий.

— Не плачь, теперь всё хорошо будет, встанет твой Василь и жить ещё долго ему, — с трудом произнося слова, сказал Зенек.

Марыля, со стороны наблюдая за происходящим, подбежала к нему, подхватила, чтобы не упал.

— Пойдём, мой хороший, пойдём домой, отдохнуть тебе надо, — говорила дрожащим голосом Марыля.

Все расступились, пропуская их. Так и пошли они по улице, провожаемые взглядами селян. Но только детвора побежала следом, а взрослые остались посмотреть, что с Василём дальше произойдёт. Степанида плакала, гладя по голове своего мужа. И тут Василь поднял руку и положил её на плечо жены. Открыл глаза, мутным взором окинул всех. — Хорошо мне, Степанида, легко как стало, — тихо произнёс он.

— Васенька, хороший мой, — Степанида всхлипывала, вытирая слёзы, — неужто в себя пришёл. Скажи, что хочешь, что дать тебе? — засуетилась она.

— Ничего, ничего, дай только водицы испить, горит всё внутри, — спёкшимися губами прошептал Василь.

Степанида бросилась к ведру с водой. Василь сделал глоток.

— Чую, отошла смерть от меня, но как, не ведаю, что помогло, чем лечила ты меня? — закрыл от усталости глаза.

— Ой, Васенька, чем только не лечила, ничего не помогало, а нынче Зенек пришёл, да шептал над тобой что-то, тут и очнулся ты. Прямо чудо какое-то, — Степанида улыбалась сквозь слёзы.

— Ничего не помню, устал я, — Василь вздохнул.

— Да-да, миленький, поспи, поспи. Уходите, не толпитесь, пусть отдохнет, — повернулась она к бабам.

Все вышли на улицу, но расходиться не торопились.

— Что это, чудеса да и только, — недоумевали все, — неужели это Зенек его в чувство привёл?

— Да то чудо нам показано было, помните, икона мироточила? — сказала Бася, — не иначе к этому, ещё прабабка моя говаривала, такое бывает.

— А может, к тому и мироточила, что у Зенека такие способности появились, забыли, что ли, как изменился он? — вышла на улицу Степанида.

— Да, прямо день чудес, да и только, — согласились все.

— Ну, посмотрим, что дальше, чую я, это только начало, — подал голос Гриц, мужики не пошли в хату Василя, а сидели, покуривая, на завалинке.