День «Д». 6 июня 1944 г. - Амброз Стивен - Страница 3

• Предыдущая
• 3/156
• Следующая

Бразеридж добрался почти до середины переправы, за ним следовали бойцы, стреляя на бегу с бедра. Лейтенант выхватил гранату и метнул ее в пулемет, паливший справа. В этот момент его настигла пуля, попавшая в шею. Бразеридж упал. Солдаты продолжали атаковать противника, и им на помощь спешили еще два взвода, приземлившихся на планерах. Рота «Д» за считанные минуты ликвидировала огневые точки врага: к 00.21 вокруг уже не было видно немцев: они либо погибли, либо сбежали.

Рядовой Парр отправился на поиски Бразериджа, которому после взятия моста предстояло обозначить свой командный пост в кафе, расположенном поблизости.

— Где Дании? — спросил он у проходившего мимо солдата. (Обычно к лейтенанту обращались «мистер Бразеридж», офицеры называли его «Ден», а те, кто относился к нему с особой теплотой, — «Дании».)

— Где Дании? — снова спросил Парр. Солдат не знал. Парр вышел на площадку перед кафе. Он обнаружил Бразериджа лежащим на дороге. Его глаза были открыты, а губы пытались что-то сказать, но Парр не мог разобрать ни одного слова. Парр подумал: «Какая нелепость. Сколько лет уходит на то, чтобы научиться воевать. Всего несколько секунд — и вот ты лежишь, поверженный…»

Санитары унесли Бразериджа в медпункт. Ротный доктор Джон Воэн увидел его «неподвижным, с взглядом, устремившимся к звездам и выражавшим только одно, — жуткое, страшное изумление». Доктор сделал инъекцию морфина и начал бинтовать пулевую рану на шее. Но прежде чем Воэн завершил процедуру, лейтенант умер. Бразеридж стал первым солдатом союзнических сил, погибшим в день «Д».

Лейтенант Роберт Мейсон Матиас командовал вторым взводом роты «Е» 508-го парашютно-пехотного полка американской 82-й воздушно-десантной дивизии. В ночь с 5 на 6 июня 1944 г. он пересекал Ла-Манш на «С-47» («Дакота») по направлению к полуострову Котантен в Нормандии. Спустя два часа самолет уже находился над Францией и попал под обстрел немецких зениток. В 02.27 лейтенант Матиас заметил красный огонек над открытой дверью — сигнал готовности.

— Встать и пристегнуться! — приказал Матиас шестнадцати десантникам, стоявшим за ним. Он прицепил карабин своего парашюта к тросу, протянутому вдоль самолета, и подошел к краю двери в ожидании появления зеленого огонька — знак того, что борт находится над нужным районом.

Немцы внизу вели бешеный огонь по воздушной армаде, состоявшей из 822 самолетов «С-47», несущих в себе 82-ю и 101-ю воздушно-десантные дивизии. Небо заполнилось всполохами от разрывов снарядов 20-миллиметровых четырехствольных зенитных орудий и разноцветными радугами, проложенными трассирующими пулями, — зелеными, желтыми, красными, голубыми, белыми. Многим парашютистам зрелище напомнило грандиозный фейерверк, который устраивается в США в день 4 июля. Но на самом деле оно наводило страх: в каждой радужной арке скрывались пять невидимых пуль. Незримые, но слышимые, они барабанили по крыльям «С-47» и, пробив их, стучали, как камни в жестяной банке. Высота полета не превышала 300 м, а скорость — 200 км в час, что превращало «С-47» в легко уязвимую цель.

Выглядывая в дверной проем, лейтенант Матиас мог видеть бушующие под ним пожары. Огромный столб огня поднимался к небу на окраине деревни Сент-Мер-Эглиз; это горел сарай с сеном — в него, очевидно, попала трассирующая пуля. Самолет стало кидать из стороны в сторону. За спиной Матиаса послышались голоса:

— Пошли!

— Ради Христа, пошли!

— Прыгай же, черт возьми, прыгай!

Пули начали прошивать фюзеляж, и парни инстинктивно прикрывали ладонями промежность. Они уже совершили десятки прыжков, но никогда раньше у них не было такого страстного желания покинуть самолет.

Матиас держал руки вытянутыми, чтобы в любой момент, как только появится зеленый сигнал, нырнуть в воздух. Вдруг сзади разорвался зенитный снаряд. Лейтенант ощутил, как раскаленный осколок пробил запасной парашют и застрял где-то на груди. Матиас рухнул на пол. И в это время над дверью появился зеленый огонек.

В свои 28 лет Матиас был намного старше других лейтенантов в 508-м парашютно-пехотном полку, но выглядел моложе их. Светлые, с рыжеватым отливом волосы и ирландские веснушки придавали ему мальчишескую внешность. Высокий и поджарый (рост — 183 см и вес — 79 кг), он находился в великолепной физической форме, сплошь кости и мускулы, и перенес удар, который мог бы свалить вола. Лейтенант заставил себя подняться и вновь встал у дверного проема.

Именно таким, самоотверженным и мужественным, привыкли видеть Боба Матиаса солдаты. Его любили во взводе, уважали друзья-офицеры. Он был известен своим обостренным чувством справедливости, преданностью делу. Два года Матиас готовил себя и бойцов к этому решающему дню. Лейтенант считался лучшим боксером в полку и самым выносливым марафонцем. Как-то во время состязания между взводами по бегу на дистанции 40 км один из солдат упал. Матиас подхватил его и пронес на себе до самого финиша.

В обязанности Матиаса входило просматривать полевую почту. Рядовой Гарольд Кавано вспоминает, что лейтенант это тоже делал по-своему: «Для него было мучительно читать чужие письма, поэтому он только проглядывал их содержание. Если в тексте встречалось что-то недопустимое по соображениям безопасности, то лишь тогда Матиас обращал внимание на имя автора. Но и в этом случае лейтенант лично объяснял солдату, почему те или иные места из его письма желательно исключить. После внесения необходимых поправок оно уходило по адресу. По крайней мере солдат всегда знал, что его послание обязательно прочтут».

Матиас был правоверным католиком. Он сам часто посещал мессу и поощрял походы в церковь своих бойцов. Лейтенант никогда не матерился. Его ротный командир говорил:

— Матиас мог свернуть шею любому крутому мужику, но оказывался неспособным произнести даже такие невинные слова, как «черт», «проклятие».

Когда у кого-то в соседнем взводе возникали проблемы, то это тут же становилось известным Матиасу. Лейтенант чистосердечно предлагал помощь, но не позволял себе вмешиваться в личную жизнь человека. Один из его сослуживцев вспоминает: «Он делал некоторые исключения из правил, но ни разу не поступился своими принципами. Временами лейтенанта глубоко задевало, что мы не всегда соответствовали его меркам, но он не навязывал нам собственное мнение».

Можно сказать, что Матиас всесторонне подготовился к предстоящей битве. Он изучал военную историю, овладел всеми видами оружия и искусством ведения боя стрелковой ротой. Лейтенант знал немецкие вооружения, организацию и тактику вермахта. Матиас выучил немецкий язык так, что говорил на нем без запинки, освоил французский язык в достаточной степени, чтобы сориентироваться в незнакомом месте. Лейтенант обучил некоторым немецким командам и французским выражениям своих солдат.

— Очень полезные уроки, — считает Кавано.

Из-за опасения, что немцы могут прибегнуть к газовым атакам, Матиас на всякий случай ознакомил взвод с основными принципами такого нападения и способами борьбы с ним.

— Эти знания впоследствии не пригодились, — замечает Кавано. — Главное, что Матиас предусмотрел все, что могло случиться в ходе сражения.

Полковник Рой Е. Линдквист, командир 508-го парашютно-пехотного полка, сказал о Матиасе:

— Он либо получит орден, либо первым из нашего полка погибнет на поле боя.

На аэродроме вечером 5 июня, когда 508-й полк загружался в самолеты, Матиас пожал руки всем солдатам своего взвода. Рядовой Кавано, оказавшийся на другом борту, вспоминает: «Какая-то неустрашимая уверенность исходила от этого великана. Мы попрощались, и он сказал:

— Мы им покажем, почем фунт лиха, разве мы не ирландцы?»

Когда лейтенанта Матиаса тяжело ранил осколок разорвавшегося зенитного снаряда и одновременно зажегся зеленый огонек, у него еще было достаточно сил, чтобы отойти в сторону и освободить дорогу для других. Если бы он поступил именно таким образом, то экипаж «С-47» оказал бы ему первую помощь и, вероятно, доставил бы его обратно в Англию для операции, которая могла сохранить Матиасу жизнь. Позднее все, кто находился в той команде, говорили, что лейтенант должен был об этом подумать.

• Предыдущая
• 3/156
• Следующая