Вратарь Республики - Кассиль Лев Абрамович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/64
• Следующая

Были мячи трудные. Один был хороший! От ихнего края — великолепно играет! Из любого положения смертным боем лупит. Такие навешивает, честное слово, брать приятно! Я один угловой вынул, а на меня набежали и тут немножко примяли меня прямо ногами, как травку, и руку я как-то вытянул… Боль зверская. Но вставать надо, хотя и кожа у меня на ноге свезена. Кое-как поднялся, а тут опять два их гаврика нападают. Мяч уже близко. Ну, тут у меня сразу все прошло. Это лучшее лекарство! После матча, как свисток был, так сразу рукой пошевелить уже не мог. Измолотили порядком. Самому даже удивительно стало, как это я играл с такой рукой. Вот в основном и всё. Спрашивают тут, как я на футбол смотрю. Игру люблю крайне. С нею и жить живее. Вот в нашем Гидраэре футбол очень помогает: и в смысле работы, и какое-то особое настроение дает. В нашей песне как поется:

Вот я и представил. Остальное каждому понятно. Ну, и ясно, когда не в песне, а, так сказать, в прозе, на самом деле, за тобой будет что-нибудь поважнее футбольных ворот, то чесать будем еще не так… Одним словом, я думаю вам и так понятно… (Бурные аплодисменты.)

И Антон, беспомощно махнув рукой, сел на место.

Овация громыхала.

— Вы стали такой знаменитый, Тоша, — сказала ему в тот вечер Настя, — что к вам просто страшно подойти.

— Ну, бросьте вы, в самом деле! — смутился Антон. — Этак мы будем с вами друг друга бояться, ничего не получится.

— А разве вы меня боитесь?

— Чуток, — откровенно признался Антон.

Настя засмеялась и ласково взяла Антона под руку. Они выходили из здания клуба, где шло чествование. Они удалялись беседуя. Насте было приятно, что она идет под руку с Антоном Кандидовым, что все смотрят на них, а встречные девушки, верно, завидуют. Вероятно, это было не совсем хорошо, но все-таки это было очень приятное чувство. Ребята, посматривая вслед удалявшейся парочке, многозначительно переглянулись.

— Настя, — крикнул Фома, — а мы как?

Антон за спиной погрозил Фоме кулаком.

— До свиданья, мальчики! — весело прокричала Настя и помахала рукой через плечо Антона.

Карасик мрачно отошел в сторону. Бухвостов подозрительно исподлобья посмотрел вслед ушедшим.

…Они шли по парку, полному вечерней голубизны и шепотов. Их влекло в укромные аллеи. Луна распестрила дорожки. Белесые лучи, пробившись сквозь листву, обнаруживали уединившиеся парочки. Потом Настя и Антон сидели у озера, у самой воды. Над ухом пели комары.

— Эх, на Волге у нас сейчас, — сказал Антон, — тихо, на тысячу верст тишина!

— Я только раз была на Волге.

— Ничего… Мы еще с вами поплаваем там. Верно?

Вот опять! Как только останется наедине с Настей, так черт знает какие глупости лезут на язык, а то, о чем хочется сказать, никак не выговоришь. Антон вспомнил, как внимательно слушают его Лада, Ласмин, Мария Дементьевна, когда он разглагольствует о чем-нибудь. Все восхищаются, какой он непосредственный, сильный.

— Ох, и здоровый же я, Настасья Сергеевна! — произнес он голосом, которым обычно говорил у Токарцевых.

Однако на Настю это мало подействовало.

— Почему вы, Антон, мне все твердите, что вы такой здоровый?

— А что ж я буду говорить, что больной? — сказал Антон и обиделся.

Он буркнул это нарочно грубо. Что такое, в самом деле!.. Ничем не проймешь!

Он посмотрел сбоку на Настю. Лунная дорожка пошла по озеру. Отблески дробились, освещали Настино лицо. И Антону был виден профиль Насти, как бы обведенный светящимся и лучистым контуром. Настя задумчиво смотрела на воду.

Антон почувствовал огромную нежность. Ему захотелось сказать что-нибудь очень хорошее и простое Насте. Он подсел немножко теснее:

— Настя, Настасья Сергеевна, я вас все хочу спросить, все это…

И он опять замолчал.

— Ну, чего же вы молчите?

— Да вот как-то все это…

— Ну, ну, — подбадривала его Настя.

И тогда, совершенно не зная как, решительно и убито, Антон проговорил:

— Вот… на дубу три ветки, а на каждой по три яблока. Сколько всего?

— Ну, девять, — изумилась Настя.

— Э-э, разве на дубу яблоки растут? — сказал с превосходством Антон. — А еще инженер!

— Ой, смешной вы, Антон! — ласково засмеялась Настя. — Хороший вы, славный, чистый вы весь какой-то… И отчего мне с вами так хорошо?

Антон уставился на Настю, потом вдруг радостно, решительно и косолапо обнял ее.

Она стала сразу строгой и чужой. Она схватила Антона за руку. Пальцы у нее были холодные и жесткие.

Антон не разжал рук.

— Мертвая хватка… будьте покойны… — бормотал он, усмехаясь, плохо соображая, что говорит. — Так и в газетах написано: «Кандидов — мертвая хватка».

Настя сердито вырывалась:

— Кандидов, пустите сейчас же!.. Эх, вы…

Антон взглянул ей в лицо и обиженно выпустил.

Настя хотела еще что-то сказать, но вдруг беспомощно махнула рукой, резко повернулась и ушла, не попрощавшись, строгая и неумолимо обиженная.

Антон постоял секунду, потом сорвался было с места, бросился вслед:

— Вы куда?.. Настасья Сергеевна… Настя!

Он остановился и с размаху ударил себя в щеку:

— Ой, арбузник я, арбузник!..

На пруду что-то легонько бултыхнулось. И у самого берега, дразнясь, квакнула лягва.

Через день Антон сидел в кафе с Бобом Цветочкиным, Димочкой и Ладой. Настроение у Антона было скверное. Сосредоточенно сопя, он пытался через соломинку высосать сливки из стакана «кофе-гляссе». Это было трудное и необычное занятие. Сливки пузырились и разлетались брызгами.

— Ну, что вы такой кисляй сегодня? — спросила Лада. — Расскажите что-нибудь из волжской жизни.

Антон молчал. Лада подсела поближе:

— Отчего вы такой грустный-грустный?

— Вовсе я не грустный-грустный-грустный, — хмуро отвернулся Антон.

— Сейчас я его живо развеселю! — воскликнул Димочка и сделал жест фокусника. — Делаю раз!.. Два!.. Алле, гоп! — И он вынул из портфеля журнал.

Закрывая от Антона, он показал что-то Ладе. Та восхищенно всплеснула руками. Димочка повернул журнал обложкой к Антону. Во всю обложку спортивного журнала большого формата был напечатан портрет Антона. Антон был великолепен. Он был изображен во всем своем голкиперском величии: в свитере, в перчатках, с мячом. Антон схватил журнал обеими руками. Так крупно его еще никогда не печатали.

— Так это я тут? Ох ты, черт, а?!

По-детски обрадованными глазами он обводил присутствующих, всматривался в журнал, отводил его в сторону, смотрел издали.

— Вот так петрушка! Ай да Антон-тамада!.. А ничего ведь парень, типичный Кандидов.

Он так фыркнул в соломинку, что пена и сливки веером брызнули на окружающих. Потом он вдруг встал.

— Вот нашим-то сюрприз, — сказал он. Голос его потеплел.

Его не отпускали. Лада повисла у него на руке. Антон осторожно высвободился:

— Неловко, и так третий день носа на работу не кажу.

— Не умеете вы себя поставить, — сказал Цветочкин своим обычным методическим голосом. — Вот я, например. Я прежде всего спортсмен. Ну хорошо, спортсмен с завода «Магнето». Но утомляться на производстве? Зачем мне это? Есть масса специальных приемов неработы в конце концов. Я занят прежде всего на тренировке — раз, массаж — два, моцион — три. Отдых после матча нужен, как по-вашему? Безусловно. Четвертое — обдумать методу требуется время? У меня все время расписано. Куда же вы?

…Ребята работали у малого гидроканала. Настя нагнулась, просовывая руку в заевший механизм. Она провела пальцем по мотору, потом вытащила руку. Палец был в ржавой грязи.

— Вот вам ваш знаменитый Антон! — сказал в сердцах Бухвостов.

• Предыдущая
• 42/64
• Следующая