Вратарь Республики - Кассиль Лев Абрамович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/64
• Следующая

— Причем тут завидуешь, полюбоваться нельзя?

Он помолчал.

— А если и завидую, так что? — спросил он. — Я в душе сам, может, шатущий. Отцов дед цыганил, с табором ходил. Симпатия там у него, что ли, завелась. Фамилию даже новую взял. Вот наша фамилия и пошла чудная такая.

Но все это — и тона, положенные на стены закатом, и Волга, и цыгане, вольно вступающие в город, — все это было так торжественно и тревожно, что друзья замолчали в странном предчувствии каких-то событий. Кто видел такие закаты на Волге, тот знает это странное ожидание, тот испытывал непонятное разочарование, когда вот солнце село и ничего не произошло… На этот раз ожидания не обманули. Приятели увидели девушку, сидевшую на скамейке у края откоса. Не сговариваясь, оба нашли ее прекрасной. Да и могла разве в такой вечер появиться обыкновенная девушка!

Девушка сидела и читала. Ее косы, толстые, как пристанские канаты, лежали у нее на коленях. Время от времени она перебирала их, словно четки. Антон и Женя, беспрерывно подталкивая друг друга локтями в бок, осторожненько присели на кончик скамейки. Антон подтолкнул локтем Карасика в бок и начал:

— Пер-Бако!..

Но острый локоть Карасика вонзился ему под ребро так, что он чуть не охнул.

— Мы вам не препятствуем? — вежливо спросил Антон.

— Нет.

Молчание.

— Извиняюсь, — решительно начал Антон, — это не вы случайно вчера были в «Гранд-Мишеле» на картине «Серая тень», четвертая серия?

— Нет.

— Тогда, извиняюсь, обознался. А в «Зеркале жизни» на «Человеке без имени»?

— Нет.

— А на юбилее Слонова[12] тоже нет?..

Этими расспросами достигались сразу две цели — знакомство и сообщение о своем светском, широком образе жизни.

— Тогда извиняюсь… Удивительное, понимаешь, Женька, сходство!

— Да, есть некоторое, — сказал Карасик. — Не так уж, конечно. У той глаза разве такие?

— Нет, конечно, та и равняться не может, — поспешно заверил Антон.

Приятели переглянулись. Тактика была давно выработана. Они работали на пару, как разговорный дуэт в цирке. Один должен был задавать вопросы, а другой ловко отвечать на них. Карасик не был силен по этой части — он был нужен как подручный. Выигрышная роль всегда доставалась Антону.

— Как ты думаешь, Женя? — начал Антон, скосив глаза на девушку. — Отчего это, Женя, у меня такая натура, что я до сих пор никак не могу увлечься?

— Я думаю, Тоша, — заученно отвечал Карасик, — что это оттого, что ты не встретился с достойным человеком.

— Да, я тоже так думаю, — продолжал Антон значительным голосом, — что не было подходящего знакомства.

И они посмотрели на девушку. Но та продолжала читать, облизывая пальцы и перелистывая желтые страницы. На коленях у девушки лежала большая папка «мюзик». На ней лежала другая книжка.

Антон заглянул на обложку книги, которую девушка читала, — Сенкевич, «Камо грядеши». Ничего, подходящая, хотя, правда, религии много, но зато — Урс! Такого силача не в каждой книжке сыщешь.

— Можно посмотреть книжку? — вежливо попросил Антон.

— Можно, — отвечала девушка и протянула ему книгу, лежавшую у нее на коленях.

Антон многозначительно подтолкнул опять Карасика.

— Гвидо де Верона, — прочитал вслух Антон. — «Жизнь начинается завтра»… А сегодня нельзя?

Карасик жестоко ткнул его.

— Женька, давай ты! — шепнул Антон.

Карасик голосом «фиоловой воблы» сказал:

— Как обворожительно прекрасна в эти весенние часы Волга, каким величавым спокойствием дышит она!

Так как девушка все молчала, то Карасик спросил:

— Правда, какая ширь, Антон?

— Факт, — сказал Антон. — И глыбоко тут сейчас — тридцать сажен!

Но и глубина не поразила девушку. Тогда Карасик решил действовать от себя.

— Меня, собственно, интересует чисто живописная задача, — медленно сказал Карасик и, согнув палец, как на выставке, обвел им горизонт. — Хочется разложить на цветовые множители эту гамму оттенков…

При слове гамма девушка подняла глаза на Карасика.

— Смотри, — продолжал Карасик, — вот берлинская лазурь, кобальт, ультрамарин, краплак, лакфиоль… (Ой-ой, черт! Это, кажется, цветок вовсе…)

Девушка с интересом смотрела на Волгу.

— И вохрой[13] еще пройтись, — сказал Антон, считавший, что последнее слово должно всегда остаться за ним. — Песок вон…

С низовьев, от Увека, донесся глухой пароходный баритон. Очень далеко показался пассажирский пароход. Девушка забеспокоилась. Сложив книжки, она всматривалась в даль.

— Вы не знаете случайно, какой это пароход идет? — спросила она вдруг.

Приятели вскочили. Теперь они могли себя показать! Но тут же они сели. Зачем, однако, нужен был ей пароход?

— Встречаете кого? — ревниво спросил Антон.

— Папу жду.

— А, папу! Сейчас мы вам все узнаем с ручательством! — воскликнул Антон. — Ну, давай разберемся, Женя.

— Что мы тут имеем? — сказал профессиональным тоном Женя. — Не теплоход — это ясно.

— Факт. Колеса бьют.

— А свисток, как у «Кавказ и Меркурия»…

— По кожуху — бывший «самолетский», только в белый перекрашен.

— Спереди у рубки поднято, значит, одно из двух — «Татьяна» или «Анастасия»…

— «Татьяна» в ремонте.

— Тогда ясно какой.

Консилиум кончился. Друзья подошли к девушке.

— Это «Володарский» идет, — сказал Карасик, — бывший «самолетский» «Великая княжна Анастасия Николаевна». Год постройки 1916.

— Только, извините, не теплоход, — с сожалением сказал Антон. — Но это ничего, из «самолетов» самый лучший.

— А как же вы отсюда узнали? — удивилась девушка.

— Знаем уж, знаем, — отвечал скромно Антон.

— Вы, наверное, заранее знали.

— Кто же теперь знает заранее?.. Теперь и капитан свой пароход перепутает.

Но оба друга немножко волновались, а вдруг ошиблись — не «Володарский». Пароход подходил ближе, разворачивался. У трубы забился ватный комочек пара, и в улицы, заглушая экзерсисы, вошел долгий гудок, медленно опадающий, как взброшенный песок. Антон предложил провести девушку на пристань, куда никого не пускали, но где Кандидов был своим человеком. Они сбежали вниз, пароход уже подчаливал. Все трое встретили папу и помогли ему вынести вещи — довольно тяжелые, так как папа был запаслив и вез из командировки картошку и соль. Но Антон легко ухватил два мешка и потащил их с пристани. Папаша сперва забеспокоился, но дочка поспешила всех перезнакомить.

Тут произошло маленькое замешательство, так как выяснилось, что дочка еще тоже не знакомилась со своими новыми друзьями и не знала их фамилий. Но все быстро уладилось. Тоша и Карасик представились, узнав, в свою очередь, что девушку зовут Тосей, а фамилия папы Густоваров и он работник финотдела, бывший податной инспектор, как выяснилось впоследствии.

Приятели геройски дотащили папашино добро до самого дома, на Приютской. При этом Карасик совершенно выбился из сил, хотя Антон отлично распределил кладь и, пристроив лямки, главную тяжесть взвалил на себя.

Папаша стал рыться в кармане, но Тося покраснела, и папаша поспешно потряс руки Карасику и Антону. Приятели были приглашены на воскресенье. Они пришли, ели коржики с «арбузным медом», познакомились с Тосиной мамой. А Тося играла на рояле «Смерть Азы».

В каждом хорошем городе есть свой заветный маршрут, обязательный для влюбленных. В Саратове он обычно начинался встречей на Немецкой и знакомством на углу у консерватории. Первая прогулка пролегала через «Липки», вторая приводила на площадку Народного дворца. Затем следовало свидание на волжском берегу.

Тося училась в консерватории. Женя и Антон по очереди дожидались ее на углу у памятника Чернышевского. Оба, Антон и Карасик, в это время ходили в деревянных сандалиях-стукалках с сыромятными ремешками. Походка получалась звучная, как чечетка. Они встречали Тосю и, стуча на всю улицу, по очереди носили за толстые шнуры «мюзик» — черную папку с вытисненным медальоном Антона Рубинштейна, с белыми муаровыми закрышками. Деньги у приятелей водились очень редко, но все же им удавалось иногда угостить Тосю пирожными-безе в кондитерской Василевича на улице Республики.

• Предыдущая
• 13/64
• Следующая