Маска Димитриоса - Амблер (Эмблер) Эрик - Страница 11

• Предыдущая
• 11/37
• Следующая

У Латимера учащённо забилось сердце.

— Где? — выдохнул он.

— Всего в пяти минутах ходьбы отсюда. Ей принадлежит заведение под названием «La Vierge St. Marie», обычный Nachtlokal.

— Nachtlokal? — переспросил Латимер, не понимая.

— Если хотите, — усмехнулся Марукакис, — можно назвать это ночным клубом.

— Понятно.

— Я навёл справки и о Вазове. Он был адвокатом.

— Был?

— Он умер три года назад. Оставил после себя кучу денег. Все досталось его племяннику из Бухареста. Здесь у него родственников не оказалось. Каким образом он вписывается в эту картину?

Немного смущаясь, Латимер высказал свои предположения.

— Возможно, вы и правы, — сказал Марукакис, нахмурившись. — Сказать что-либо трудно, потому что, как вы верно заметили, доказательства отсутствуют. Известно только, что Кемаль Ататюрк был против банкиров, особенно иностранных, и совершенно не доверял им. Он ни разу не обратился к ним за помощью, а для них это как пощёчина. И напрасно вы смущались, мой друг. Ваше предположение может оказаться верным. Международный большой бизнес помогал многим переворотам, если этого требовали его интересы. Покушение? А почему бы нет, если это выгодно бизнесу. Конечно, не в Париже, Лондоне или Нью-Йорке. О нет! И, разумеется, убийца не присутствует на заседании совета директоров. Делается это примерно так. Кто-то из присутствующих говорит: «Хорошо было бы, если бы этот негодяй, который мешает мирному развитию и процветанию экономики, вдруг исчез». Только и всего — ни к чему не обязывающее пожелание. Однако специальный человек, который занимается исполнением такого рода пожеланий, наметит цель, не говоря уж о средствах, разработает планы и инструкции. Бизнесу необходима удача, и если фортуна оказалась забывчивой, надо подтолкнуть её, чтобы она помнила о своих обязанностях.

— Так вот какова роль Димитриоса!

— О, нет! Я так не считаю. Это тот, кто подталкивает Фортуну, большой человек, знакомый со всеми видными людьми, очень вежливый человек, у него дети, дом, красавица жена, солидный капитал в самых надёжных банках. Правда, ему приходится иногда отлучаться в командировки, о которых друзья предпочитают не расспрашивать. На дипломатических приёмах он появляется во фраке с иностранными орденами. Но этот человек знаком также и с такими людьми, как Димитриос, с теми, кто готов пойти на уголовное преступление, со всякими отбросами общества. Этот респектабельный человек утверждает, что он вне политики, и это так, потому что его политика — это интересы чистогана. Он убеждён, что выживает всегда сильнейший, а слабый должен умереть, так и не став сильным, что закон джунглей управляет отношениями людей в обществе. Вот его евангельские заповеди. Таких людей пруд пруди, они есть в каждом городе, потому что без них большой бизнес не может существовать. И хотя большой бизнес пользуется чернилами для своих операций, вся его история написана кровью, кровью людей!

Последние слова он произнёс, ударив кулаком по столу. Латимер, как и почти все англичане, очень не любил риторику и резкие жесты и от смущения не знал, куда деться.

— Вы говорили удивительно красноречиво, — заметил он. — Вам не кажется, что вы немного преувеличиваете?

Марукакис сначала вытаращил на него глаза, потом улыбнулся.

— Конечно, преувеличиваю. Но приятно иногда поговорить в таком обличительном тоне, если всю жизнь говоришь обиняками. Кстати, я не так уж сильно преувеличиваю. Можете мне поверить, такие люди и здесь имеются. Один из них был членом совета директоров Евразийского кредитного треста. Звали его Антон Вазов.

— Вазов!

Грек довольно рассмеялся.

— Хотел сделать вам сюрприз, но так и быть — пользуйтесь моей добротой. Я просмотрел старые отчёты и узнал, что Евразийский кредитный трест был зарегистрирован в Монако лишь в 1926 году. А до этого момента он выпускал отчёты о своей финансовой деятельности. Моя задача состояла в том, чтобы найти их.

— Но ведь это страшно важно. Неужели вы не понимаете…

Марукакис перебил его, подозвал официанта и рассчитался за ужин.

«La Vierge St. Marie» находился на улице, идущей от церкви Света неделя. Латимер, конечно, не мог не подивиться этому странному соседству. Улица была узкой, довольно крутой и практически неосвещённой. Ему сначала показалось, что улица спит, но тишину изредка нарушали то звуки музыки, то смех, когда кто-нибудь выходил из дома. Они встретили двух мужчин, куривших сигареты. Кто-то шёл за ними следом, потом хлопнула дверь, и шаги затихли.

— Посетителей пока мало, — заметил Марукакис, — рано ещё.

Большинство дверей были стеклянными. На стекле крупными цифрами был выведен номер дома, но гораздо чаще было что-нибудь написано: «Вундербар», «О-кей», «Джими-бар», «Стамбул», «Торквемада», «Витоша», «Le Viol de Lucrece» и, наконец, на вершине холма «La Vierge St. Marie». Они на секунду задержались у двери. Дверь была обшарпанная, и Латимер почему-то проверил, где у него бумажник. Марукакис толкнул дверь, и они вошли.

Узкий коридор, стены которого выкрашены красной темперой, был застлан ковром. Где-то вдали играл оркестр с солирующим аккордеоном. В конце коридора — небольшой гардероб. На вешалках висело несколько плащей и шляп. Видимо, услышав шаги, за барьером появился бледный человек в белой куртке, приветствовавший их: «Добрый вечер, месье». Взяв у них плащи и шляпы, он широким жестом указал направо, откуда доносилась музыка. Над спускающейся вниз лестницей сияла надпись: «Бар — Дансинг — Кабаре».

Они оказались в довольно большой комнате с низким потолком. Две девушки, вероятно, танцовщицы из кабаре, кружились под музыку.

— Ещё рано, — опять сказал Марукакис, словно это его не устраивало, — но скоро здесь будет веселее.

К ним подошёл официант, провёл к одной из кабинок и через минуту поставил на стол бутылку шампанского.

— Вам денег не жалко? — спросил Марукакис. — Между прочим, это пойло стоит двести левов.

Латимер не возражал: в конце концов двести левов составляли только полфунта. Оркестр вдруг замолчал, и девушки остановились. Они подошли к кабинке, где сидели Латимер и Марукакис. Одна из них пристально посмотрела на Латимера. Тогда Марукакис что-то сказал, и они, пожав плечами, улыбнулись и ушли. Марукакис, точно чего-то не понимая, посмотрел на Латимера.

— Я сказал, что нам надо обсудить кое-какие дела и если мы захотим развлечься, то пригласим их позже. Конечно, если вы не хотите с ними связываться…

— Нет, не хочу, — сказал Латимер твёрдо и, отхлебнув шампанского, вдруг понял, что ни за что на свете не станет пить эту гадость.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул Марукакис, — пей не пей, а платить придётся.

— А где госпожа Превеза?

— Думаю, появится с минуты на минуту.

Он посмотрел куда-то вверх, на потолок.

— Конечно, мы могли бы и сами к ней подняться. Хочу обратить ваше внимание, как тут все хорошо устроено: нет ничего ни скандального, ни вызывающего.

— Раз она должна вот-вот спуститься, мы можем и здесь подождать, — сказал Латимер, чувствуя, что говорит банальность, как школьный учитель. Ему вдруг очень захотелось выпить настоящего шампанского.

— Совершенно верно, — буркнул Марукакис.

Однако прошло целых полтора часа, прежде чем хозяйка «La Vierge St. Marie» появилась. За это время зал действительно оживился. Пришло ещё несколько человек — в основном это были мужчины, но были среди них и две-три очень странно выглядевшие женщины. Появился явный сутенёр. Трезвый как стёклышко, он привёл с собой двух не вяжущих лыка немцев — вероятно, каких-нибудь пустившихся в загул коммерсантов. Появились два почему-то вызвавшие ужасную неприязнь молодых человека. Все до одной кабинки были заняты, заняты были и стоящие в зале столики, за которыми сгрудились обливающиеся потом, тесно прижавшиеся друг к другу пары.

В зале появились танцовщицы из кабаре, сильно накрашенные. Танцующие пары расступились, дав им место. Следом за девицами в круге появился юноша, одетый в женское платье, и спел песенку на немецком языке. Девицы исчезли вместе с ним, потом появились вновь, переменив наряд. В зале стало душно и жарко, как перед грозой.

• Предыдущая
• 11/37
• Следующая