Дело вкуса - Кассиль Лев Абрамович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/32
• Следующая

Нельзя, нельзя так снижать представление о подвиге!

Истинный подвиг-это не рядовое, обычное, повседневное выполнение того, что тебе полагается делать. Это нечто более славное и волнующее, чем нормальное следование простейшим и элементарным правилам, которые обязан выполнять каждый сознательный человек. Подвиг — это преодоление каких-то особых трудностей, а подчас и прямых опасностей. Это часто акт самопожертвования, результат гзроической решимости или сверхчеловеческого напряжения сил. Это дело, свидетельствующее о героических свойствах души, об истинном мужестве ее.

Да, вот Гагарин и его «небесные братья» и «сестра», первыми проникшие в дали космоса, совершили подлинный подвиг, ибо, как ни великолепна могучая техника, которой их оснастила советская наука, все же риск первых проникновении в неизведанное всегда огромен.

Да, молодежь наша, не страшась трудностей и лишений, по призыву партии устремившаяся осваивать и заселять безлюдные просторы целины, возводить гигантские плотины и новые предприятия на Дальнем Востоке, показала, что такое настоящий массовый трудовой подвиг.

Да, проявляет подлинную самоотверженность человек, добровольно отказывающийся от удобного для него, привычного рабочего места и идущий, несмотря на снижение зарплаты, в отстающую бригаду, чтобы помочь ей.

И ученый, на себе пробующий еще неизведанное лекарство с риском для жизни, творит истинный подвиг.

И школьник-комсомолац, который, как недавно сообщили газеты, бросился спасать ребенка из-под колес поезда и сам погиб при этом, — вот он настоящий герой, то, что он совершил, великий подвиг!

Так будем беречь в своем сердце и своем сознании высокие представления об истинном человеческом подвиге!

Разве можно позволить бойкими и визгливыми подчас словесами обесценивать высокие, величественные и трепетные понятия?!

С. Я. Маршак хорошо сказал о том, как взыскательно мысль и чувство должны отбирать для своего выражения нужные слова:

«Слова расположены в нашем сознании не так, как в словарях или справочниках, — не порознь, не по алфавиту и не по грамматическим категориям. Они тесно связаны с многообразными нашими чувствами и ощущениями. Нам не придет на память гневное, острое, меткое слово, пока мы по-настоящему не разгневаемся. Мы не найдем горячих, нежных, ласковых слов, пока не проникнемся подлинной нежностью».

Эти верные строки еще раз напоминают о том, что режим слова органически связан с истинным состоянием дум и чувств человека. Речь идет, так сказать, о гигиене слова. Выполнение требований ее необходимо для сохранения морального здоровья человека и общества. И прав К. И. Чуковский, который в своей известной книге «Живой как жизнь», говоря о зловредности казенных слов, шаблонов и бюрократической фразеологии, называет их аморальными.

«Какой удобной ширмой для злостных очковтирателей служила штампованная, казенная речь с ее застывшими, казенными формулами…».

Да, был период в нашей жизни, когда неумеренно и торжественно, при всех подходящих и в самых неподходящих случаях, в любой публичной речи непременно славили одного человека… Тогда и пошли везде в ход всевозможные словесные, риторические излишества. А подобные нагромождения слов без нужды и повода не украшают, не проясняют, не расширяют горизонты истинной мысли, а лишь заслоняют их и темнят.

Вкусу серьезного и культурного человека одинаково претят как словечки с ухарски жаргонным присвистом, так и велеречивые фразы, где истинный смысл глохнет в анфиладе гулких, но пустых, холодных словес. Ведь не станет же он, объясняясь сегодня в любзи девушке, говорить: «Вы лучезарная владычица моего пышащего страстью, с магнетической силой влекомого к вам сердца…»

Или: «Разрешите проинформировать вас, что весь истекший период я прожил в состоянии страстного любовного подъема и исключительного энтузиазма личных чувств, выразившихся в неуклонном стремлении по вашему адресу…»

Нет, не будет он говорить ни так, ни эдак, если только уважает свое чувство, если какой-нибудь бюрократический слон не наступил ему своей казенной печатью на ухо…

Так почему же, говоря на так называемые общественные темы, кое-кто позволяет себе громыхать и бряцать пышными словесами, обидными для чувств и сознания слушателей. Иные оправдывают — трибуна, мол, как горячий конь, понесет тебя, куда ты и сам не гадал.

Что же, нам надо вовремя осаживать таких самоупоенных всадников, слишком уж готовых всегда оседлать трибуну: «С чужого коня и среди грязи долой!»

Нельзя позволить, чтобы забрызгивали слюной казенного умиления или заляпывали смачными площадными словечками то, что нам дороже всего на свете!

Сегодня горизонты нашей жизни очищаются от всего громоздкого, фальшивого, закрывавшего от нас большие заветные дали. Многим важнейшим понятиям возвращен их первоначальный, единственно верный смысл. С новой, реальной и горячей силой прозвучали в Программе партии такие слова, как мир, труд, свобода, равенство, братство, счастье.

Но это — слова-знамена. Их не выносят по любому поводу. С ними не отправляются на базар или на семейную прогулку. С такими словами идут на большой труд или на истинный подвиг. Знамя обычно стоит в почетном углу.

Самые дорогие слова и понятия живут в заветных уголкях нашего сердца. Ленинградский поэт Вадим Шефнер хорошо сказал об этих словах:

Повторять их не смею на каждом шагу, — Как знамена в чехле, их в душе берегу.

Надо беречь такие слова! Нельзя превращать дорогие для нас понятия в ходовые словеса, как нельзя допустить, чтобы молодую душу поганили циничные и развязные словечки. Борясь со злоупотреблениями пышными словесами, наносящими такой урон нашему общественно-разговорному обиходу надо противопоставлять им не жаргон, не разнузданны бульварные манеры речи, а язык живой, полногласный. звучащий в гармонии с делами, думами, ощущениями к чувствами, которые дано ему выразить.

Не забывайте, что стиль речи человека всегда почти отражает его вкусы.

Можно ли воспитать вкус? Не только можно, но и необходимо! Мы просто обязаны делать это. И в нашей стране для этого есть все возможности. Ведь у нас все ценности культуры, искусства, литературы полностью отданы в распоряжение народа.

Во время путешествий за границу мне приходилось не раз прогуливаться по улицам европейских городов в сопровождении добровольных гидов-мальчишек, с которыми мы случайно знакомились. О, это были истинные патриоты и внатоки своих городов. Они охотно и с гордостью вели нас к знаменитым музеям, дворцам, памятникам, театрам.

Особенно тронули меня венецианские мальчишки. Каждый из них, едва узнав, что мы из Москвы, бросался проводить нас в любой конец своего волшебного, почти неправдоподобного по красоте города.

— Театр Гольдони!.. — торжественно возвещали наши маленькие гиды, подводя нас к знаменитому зданию.

— Музей стекла Мурано!..

— Дворец дожей!..

Как потом оказывалось, ребята сами ни разу в жизни не были ни в театре Гольдони, ни в музее Мурано.

А найдется ли в Москве школьник, который ни разу не бывал один или вместе с классом хотя бы уж в одном из наших столичных театров, в Третьяковской галерее, в Музее Ленина?

Все сокровища нашего отечественного искусства, драгоценнейшие произведения великих мастеров мира, находящиеся в наших музеях, доступны для каждого школьника, для всякого молодого рабочего, студента. Можно ли, обладая такими несметными культурными богатствами, имея их в полном своем распоряжении, мириться с бескультурьем, с безвкусицей?

Мало кто родится с безошибочным вкусом. Это такой же редкий дар, как, например, абсолютный слух. Но разве только люди, наделенные абсолютным слухом, способны воспринимать музыку?

Здесь многое решают воспитание, общая культура человека. А воспитание начинается с малых лет.

Мне часто вспоминается одна сценка, случайным свидетелем которой я был… Произошло это в подмосковнои дачной местности. С террасы уютного домика сбежал мальчик лет шести, одетый в модный кургузенький пиджачок явно импортного происхождения, в очень короткие штанишки-шортикй, клетчатые чулки, с галстучком, завязанным бабочкой. На моих глазах, но, по-видимому, не замечая меня, так как я стоял за большим деревом, маленький франтик воровато огляделся и вдруг кинулся плашмя на проезжую дорогу и, несколько раз кувыркнувшись, стал кататься по пыли, с какой-то злой тщательностью вываливаясь в ней. Изрядно вымазавшись и загрязнившись, он как ни в чем не бывало встал и деловито направился к террасе.

• Предыдущая
• 26/32
• Следующая