Народ, или Когда-то мы были дельфинами. - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 20

— Непропеченных?

— Чему тебя вообще учили? Имо сделал их в самом начале. Он ещё не умел делать людей и недостаточно долго выдержал их на солнце. Ты ещё узнаешь: они настолько гордые, что прикрываются от солнца. И ещё они очень глупые.

«Зато у них больше красок, чем у нас», — подумал Мау, но вслух этого не сказал.

— Меня зовут Мау, — сказал он, потому что это, во всяком случае, не могло стать причиной для спора.

— И мне надо поговорить с вашим вождём. Сбегай, позови его. Скажи ему, как меня зовут. Он наверняка слышал про жреца Атабу.

В последней фразе прозвучала какая-то жалкая надежда, словно старик был сам в этом не очень уверен.

— Нет никакого вождя с тех пор, как волна пришла. Она принесла сюда девчонку брючников, а всех остальных… забрала. Я ведь сказал вам, почтенный.

— Но это же такой большой остров!

— Я думаю, волне было всё равно.

Завопил младенец. Дафна попыталась его укачать, держа подальше от себя и неловко сюсюкая.

— Тогда мужчину постарше… — начал Атаба.

— Никого нет, — терпеливо повторил Мау. — Только я и девчонка брючников.

Интересно, сколько раз придётся повторять, пока эта мысль найдёт в лысой голове свободное место подходящей формы.

— Только ты? — растерянно переспросил Атаба.

— Поверьте, почтенный, иногда я и сам в это не верю, — ответил Мау. — Мне кажется, что я вот-вот проснусь и всё это окажется сном.

— У вас были прекрасные белокаменные якоря богов, — сказал старик. — Меня сюда привозили поглядеть на них, когда я был ещё совсем маленький, и как раз тогда я решил, что стану жре…

— Наверное, лучше вернуть малютку мамочке, — быстро произнесла Дафна.

Мау не понял слов, но решительная интонация была ясна и без них. Младенец орал во всю глотку.

— Мать не может его кормить, — сказал Атаба. — Я нашёл её с ребёнком на большом плоту только вчера, На плоту была еда, но эта женщина не ела и не может кормить ребёнка. Он скоро умрёт.

Мау посмотрел на искривлённое в плаче личико и подумал: «Нет. Да не будет».

Он поймал взгляд призрачной девчонки, показал на младенца и задвигал ртом, как будто ест.

— Вы едите детей?! — спросила Дафна, отступая на шаг.

Мау уловил нотку ужаса в её голосе и старательно изобразил пантомиму, чтобы стало ясно, что поесть должен ребёнок.

— Что? — спросила Дафна. — Покормить ребёнка? Чем?

«Была не была, — подумал Мау. — Ребёнок плачет, а я и так уже попал в переплёт. Но… да не будет». Он неопределённо помахал рукой на уровне плоской груди, прикрытой слегка запачканными белыми оборочками.

Дафна порозовела.

— Что?! Да как ты смеешь! Для этого нужно…

Она заколебалась. Она была не очень уверена в том, что говорит, поскольку о роли этих выступов на груди знала только из подслушанного разговора хихикающих горничных, которым не поверила, и из странной лекции, которую ей когда-то прочитала одна из её тёток. В лекции очень часто повторялись слова «вот когда ты вырастешь…», а всё остальное совершенно не укладывалось в голове.

— Для этого нужно быть замужем, — твёрдо сказала она.

Неважно, что он не понял. От одного того, что она это сказала, ей стало легче.

— Она что-нибудь знает? Она рожала детей? — спросил Атаба.

— Не думаю!

— Значит, молока не будет. Приведи другую женщину, такую, которая недавно… ох.

Старик снова вспомнил и как будто обмяк.

— У нас есть еда, — сказал Мау.

— Ему нужно молоко, — отрезал старик. — Ребёнок слишком маленький, он ничего другого есть не может.

— Ну что ж, по крайней мере, мы можем отнести её в хижину, наверх, в Женскую деревню. Это недалеко. Я могу развести там костёр, — сказал Мау.

— Ты осмеливаешься входить в Женскую деревню? — Жрец пришёл в ужас, а потом улыбнулся. — А, я понял. Ты всего лишь мальчик.

— Нет, я оставил душу мальчика на острове. Думаю, волна её смыла.

— Она слишком много всего смыла, — ответил Атаба. — Но у тебя нет татуировок, даже закатной волны нет. Ты выучил песнопения? Нет? И пира в честь того, что ты стал мужчиной, тоже не было? Тебе не дали душу мужчины?

— Нет, ничего из этого не было.

— А обряд с ножом, когда…

— И этого тоже, — быстро сказал Мау. — У меня только вот.

Он показал на запястье.

— Голубой камень? Но он действует не больше одного дня!

— Я знаю.

— Тогда может быть, что у тебя в голове живёт демон или мстительный дух!

Мау подумал. И согласился.

— Я не знаю, что живёт у меня в голове, — сказал он. — Я только знаю, что оно очень злое.

— С другой стороны, ты нас спас, — сказал старик, нерешительно улыбаясь. — Это не похоже на демонов, судя по тому, что я о них знаю. Я надеюсь, ты вознёс хвалы богам за спасение?

— Вознёс… хвалы? — повторил Мау.

— Возможно, у богов на тебя есть какие-то планы, — бодро произнёс жрец.

— Планы, — повторил Мау голосом холодным, как тёмное течение. — Планы? Ну да, конечно. Кто-то должен был остаться в живых, чтобы похоронить всех прочих.

Мау сжал кулаки и шагнул вперёд.

Атаба попятился:

— Мы не можем знать причин всего, что происхо…

— Я видел их лица! Я послал их в тёмную воду! К телам поменьше я привязывал камни поменьше. Волна забрала всё, что я любил. И всё, что есть во мне, теперь спрашивает: почему?

— Почему волна тебя пощадила? — закричал старик. — Почему она пощадила меня? Или того ребёнка, который всё равно скоро умрёт? Почему идёт дождь?

— Сколько в небе звёзд? Нам не дано этого знать! Просто скажи спасибо, что боги сохранили тебе жизнь!

— Не буду! Спасибо за мою жизнь означает спасибо за все смерти. Я хочу знать причину. Я хочу понять причину! Но не могу, потому что никаких причин нет. События случаются или не случаются, и, кроме этого, больше ничего нету!

Дедушки гневно взревели у него в голове. Они орали так, что Мау удивился — как же Атаба их не слышит.

— МАЛЬЧИШКА. ТЫ ВОЗВЫШАЕШЬ ГОЛОС ПРОТИВ БОГОВ. ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ. ТЫ НАВЛЕЧЁШЬ ГИБЕЛЬ МИРА. ТЫ УНИЧТОЖИШЬ НАРОД. ПРОСИ У ИМО ПРОЩЕНИЯ.

— Не буду! Он отдал этот мир Локахе! — крикнул Мау. — Пускай он просит прощения у мёртвых. И у меня. Но я не собираюсь благодарить богов за то, что я остался в живых, чтобы помнить, что все остальные умерли!

Кто-то тряс Мау, но это как будто происходило с другим человеком, где-то очень далеко.

— Перестань! Ты пугаешь ребёнка, он плачет!

У Мау перед глазами возникло сердитое лицо Дафны.

— Ребёнок, еда, — настойчиво сказала она.

Было совершенно ясно, что она имеет в виду, хотя собственно слов Мау не понял.

Она что думает — он волшебник? Детей кормят женщины! Это всем известно! На острове нет молока. Разве она не понимает? Нет мо… Тут он замер, потому что в кипящем гневом мозгу вдруг открылась какая-то дверца, а за ней оказалась картинка. Он уставился на эту картинку и подумал: «Сработает ли?» Да, серебряная нить протянулась к маленькому кусочку будущего. Может быть, это действительно сработает. Должно сработать.

— Ребёнок, еда! — настойчиво повторила Дафна и ещё раз тряхнула Мау.

Он осторожно отвёл её руки. Надо было всё обдумать и хорошенько спланировать. Старик смотрел на Мау так, словно тот был охвачен языками пламени, и торопливо отступил, когда Мау взял рыболовное копьё и широкими мужскими шагами вошёл в воду лагуны. Во всяком случае, он старался, чтобы это было похоже на широкие мужественные шаги, хотя внутри у него всё кипело от ярости.

Может быть, Дедушки сумасшедшие? Может, Атаба сумасшедший? Как они могут думать, что он должен благодарить богов за спасение? Если бы не призрачная девчонка, он бросился бы в тёмную воду!

Младенцы и молоко были меньшей заботой. Пусть гораздо более шумной, но справиться с ней было проще. Он, кажется, знал решение. У него в голове была картинка, показывающая, как это можно сделать. Успех зависел от многого. Но путь к нему существовал. Если Мау пойдёт по этому пути, то молоко будет. А достать молока для младенца куда проще, чем постичь природу богов.