Бесы в Париже - Картун Дерек - Страница 42

• Предыдущая
• 42/53
• Следующая

— Ну, это уж пошел чистый вымысел. Хотя рациональное зерно в нем есть…

— Правда, с другой стороны, тот факт, что на протоколах инициалы Маллара, а не Пеллерена, свидетельствуют в пользу именно Маллара — Пеллерен стремился бросить на него тень и прибегнул к самому простому маневру.

— Если только это не двойной блеф. Оба на это способны.

— Вообще-то, — заметил Баум, — не так уж важно, который из двух передал протоколы. Просто любопытно бы узнать.

— Слушай, — сказал Жорж Вавр, — до парада всего пять дней, а у нас, кроме невнятных догадок, нет ничего. Ты как себя чувствуешь в связи с этим, а?

Баум ответил широкой улыбкой:

— Как я могу себя чувствовать? Ужасно! Но я полон надежд. Энергичен. В хорошей форме. И постараюсь отдел не подвести.

— Мое дело — шпионов ловить, — сказал Вавр. — В политике я ни бум-бум. Я и не выдаю себя за знатока. Объяснил бы ты мне, Альфред, за пять минут простыми словами, что этот Хемминг, как ему кажется, делает?

Баум покачал головой. Они снова сидели в кабинете Вавра — это было на следующее утро, в среду, 2 сентября.

— Я сам — политический невежда, — возразил он. — Мне бы кто объяснил, что, собственно, происходит.

— Но мне интересна твоя точка зрения, чтобы сравнить с моей.

Баум задвигался на стуле и уставился куда-то за спину Вавра, в открытое окно, будто из зашторенных окон здания напротив на него должно было снизойти вдохновение.

— Прежде всего, — начал он, — надо принять во внимание прошлое этого человека. Кто он? В университете учился блестяще. Но провинциален и не способен широко смотреть на мир, на общество; несоответствие желаемого действительному его раздражает. Я бы сказал — типичный американский провинциал, для которого вечную загадку составляют и буйство, невоздержанность людей из третьего мира, и хитроумные изыски и сомнения европейцев — он ничего этого не терпит, ему-то всегда все ясно. Поместите такого человека в перенасыщенную секретами и интригами атмосферу, какая обычна для Ливана, Черной Африки, Латинской Америки, и подержите его там некоторое время — что из него получится? Профессиональный конспиратор. Заговорщик. Враг демократии, потому что он никогда ее и не видел в действии, зато строго судит за компромиссы, отступления и прочие мелкие грешки, столь свойственные европейским демократиям. К тому же он развращен властью и деньгами, которые предоставляют ему те организации, на которые он работает. Вот таким, я думаю, был Рольф Хемминг, когда он появился в Париже в конце 1975 года. Провинциал, который многому научился, приобрел даже некоторый лоск, но мышление свое изменить не сумел.

— Пока убедительно…

— А тут он внезапно увидел самую циничную, самую конформистскую из всех западных демократий. Она привела его в ужас: подумать только, мы допустили существование огромной и агрессивной коммунистической партии! Социалисты, идеология и тактика которых ему абсолютно чужды, заигрывают, на его взгляд, с коммунистами. Левые с каждым годом завоевывают позиции. Среди правых неразбериха и вечные перебранки. Все кругом ищут политических выгод, пренебрегая моралью. А уж в морали и нравственности этот тип силен. Подобно Даллесу, он уверен, что нравственная миссия Соединенных Штатов — уничтожить Антихриста, то есть коммунизм. И он убежден — третий мир его убедил, — что подобные вещи делаются тайно. Конспирация против конспирации. Жестокость — за жестокость. В философской проблеме насчет того, возможно ли достичь высокой цели низкими средствами, ему нипочем не разобраться.

— Неплохая теория…

— Спасибо. Я стараюсь, но я ведь не профессионал. Итак, столкнувшись с обычным французским конформизмом, что должен был подумать этот человек? Что нам в нашей борьбе с коммунистической заразой не хватает единства цели. Надо бы скомпрометировать левых. Добиться этого тайными методами, никак не обнаруживая себя. Организовать какие-то акции. Для него это оказалось проще простого. С правыми маньяками он и раньше имел дело и знал: чтобы от злобных выкриков возле какой-нибудь синагоги они перешли к эффективной и напряженной кампании террора, им понадобятся только деньги и четкое руководство. А также вера в то, что Соединенные Штаты Америки их поддерживают. Вот это он им обеспечил.

Тактика у него проста и по-своему даже элегантна. Мишени олицетворяют существующий порядок — стало быть, атаки на них припишут левым, у них дурная репутация. Он уверен, что наше общество настолько плохо разбирается в политике, что непременно соединит мысленно взрывы с коммунистами и социалистами. Чтобы эти акции все же не приписали правым, он заручился прямой поддержкой людей, которые всегда найдутся среди высокопоставленных чиновников, тех, кого привлекает правый экстремизм, а если проще говорить — диктатура. Префект полиции в его схеме, несомненно, был ключевой фигурой. А заодно и Амбруаз Пеллерен. Были наверняка и другие, но не о них сейчас речь.

Что же касается этого отребья — всяких там Рене, Ингрид, Жан-Полей с их бомбами и автоматами, — они, без сомнения, уверены, что готовят контрреволюцию, которая приведет к власти фашизм. Выходит, сам Хемминг использует их, чтобы только слегка образумить слишком вольный, на его взгляд, нынешний режим, но его головорезы, а вместе с ними и префект, и прочие чины мечтают вернуть времена маршала Петена и Пьера Лаваля. Вот как бы я все это объяснил.

— Друг мой, отлично! Убедительно! А как ты полагаешь — ЦРУ и Белый дом в курсе дела?

— Представления не имею!

Вавр взглянул на часы:

— Пошли к президенту, доведем до его сведения минимум того, что могли бы порассказать.

Пока под разрисованным потолком, освещенным роскошными дворцовыми светильниками, президент внимал тому, что докладывал ему Вавр, Баум скромно сидел в сторонке. Вэллат, изможденный и непроницаемый, проводив их сюда, удалился, похоже, с некоторой даже радостью. Президент нетерпеливо барабанил пальцами по столу и смотрел на посетителей с плохо скрываемым раздражением. Он явно рассчитывал задать им трепку, но Вавр, солидный и малоподвижный, казалось, этого просто не замечал. Говорил спокойно, доверительно, с видом человека, который всегда и везде говорит одну только правду, ничего, кроме правды. Однако то, что он в данный момент втолковывал президенту, было не совсем правдой, а местами и совсем не правдой.

— В ближайшие двое суток, мы проведем ряд арестов, и это положит конец взрывам, — говорил он мягко. — На избирательной кампании это скажется положительно…

Президент молчал.

— Одного человека мы уже арестовали, — продолжал Вавр, — и он дал показания. Не такие подробные, как бы нам хотелось, но полезные. Кроме того, мы проследили связь между главарями преступной группы и одним человеком, о котором, я полагаю, вам, господин президент, следует знать побольше. Однако, прежде чем назвать его имя, хочу предупредить, что мы ничего не предприняли, чтобы пресечь его деятельность, поскольку находим это нецелесообразным. Судите сами, господин президент.

Он приступил к краткому и местами правдивому описанию деятельности Рольфа Хемминга.

— Смею предположить, — закончил он, — что вряд ли вы захотите предать это дело гласности. Что касается нас, оно вообще вне компетенции контрразведки.

Если президент и был удивлен, то никак этого не показал. Последовала долгая пауза.

— О роли Хемминга не говорилось нигде за пределами этих стен, — негромко произнес Вавр. — Ни наш министр, ни полиция ничего не знают.

— Вы сказали — двое суток? — резко спросил президент.

— Двое с половиной в крайнем случае, — не моргнув глазом ответствовал Вавр.

— Надеюсь, во время воскресного парада эксцессов не будет?

— Никаких оснований для беспокойства, господин президент!

— Благодарю вас. Держите меня в курсе через Вэллата…

— Опасное обещание, Жорж! — промолвил Баум, когда они спускались по лестнице.

— Я верю тебе, дружище. Иначе как бы я обещал?

• Предыдущая
• 42/53
• Следующая