Звезды в волосах - Картленд Барбара - Страница 27

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая

— Ну а теперь пройдем к конюшням, — попросила она.

Гизела знала, что будет чувствовать себя более уверенно, когда разговор пойдет о лошадях. Цветы, как бы она их ни любила, все же были малоизвестной для нее темой.

— Если вы того желаете, — последовал ответ. Они пошли рассматривать лошадей почти в полном молчании. Но когда дошли до конюшен, барьер скованности, который явно почувствовала Гизела, исчез.

Хотя Гизела охотилась с известнейшими наездниками страны, ей никогда еще не доводилось видеть лошадей лучших, чем у лорда Куэнби. Они подходили к каждой лошади, обсуждали достоинства животных, ласково похлопывая их по загривкам, восхищаясь красивыми созданиями, которые, казалось, приветствуют своего хозяина. Он явно баловал их и нежил, словно труппу балерин. Иногда они вступали в спор, если Гизеле особенно нравилась какая-то лошадь, а лорд Куэнби отдавал предпочтение другой. Гизела сознавала, что может быть наивной и простодушной, когда речь заходила о житейских делах, но что касалось лошадей, тут она знала, что говорила. Гизела, сколько себя помнила, помогала отцу ухаживать за лошадьми. Она научилась ездить верхом прежде, чем ходить, и никогда не позволяла ни одной лошади, даже самой дикой, необъезженной, напугать себя.

— Как бы я хотела заставить Монарха взять высокий барьер, — невольно вырвалось у нее, когда она оглаживала шелковистую шею великолепного скакуна, о котором лорд Куэнби сказал, что с ним нелегко справиться.

— Так что мешает вам? — откликнулся лорд. — Я раньше не догадался пригласить вас на прогулку верхом, но мы могли бы выехать сегодня днем или завтра, если только пожелаете.

Гизела высказала свое пожелание, не подумав. Теперь она запинаясь произносила отказ:

— Нет… нет. Я не… привезла с собой амазонку.

— Я немедленно пошлю за ней грума, — предложил лорд Куэнби. — Сегодня покататься не удастся, но к вечеру он уже успеет вернуться.

Гизела вдруг представила, как в Истон Нестон приезжает грум и узнает, что императрица все еще там, или, быть может, видит, как она возвращается с охоты.

— Нет, нет, — поспешила отказаться Гизела. — Я решила отдохнуть за эти дни. Можно устать и от лошадей. Тут она поняла, какое это кощунство утверждать что-либо, обратное сокровенному, самому заветному желанию, но ей нужно было умерить гостеприимство лорда Куэнби, которое могло привести к непоправимому.

Если он и был разочарован, то не подал виду, и они перешли от последнего стойла к кладовой с упряжью. Здесь лорд Куэнби немного помедлил и снял с крюка блестящую уздечку.

— Я купил ее недавно в Таусестере, — сказал он.

Гизела вздрогнула и затаила дыхание.

— Не знаю, что заставило меня остановиться у шорной мастерской, — продолжил он. — Наверное, то, что за обедом накануне вечером разговор за столом касался только одной темы — вашего мастерства наездницы. По пути к себе домой я подумал, что в моей конюшне не найдется легкой уздечки, подходящей для тонких рук, как ваши.

Он замолчал, а Гизела изо всех сил сжала пальцы — она догадалась, что сейчас последует.

— Могу я просить вас принять эту уздечку в знак моего искреннего восхищения вашим мастерством?

— Нет, ., нет… — еле выдавила из себя Гизела, но, увидев изумленный взгляд лорда Куэнби, сумела справиться со своим волнением огромным усилием воли.

Не понимая причины собственного поведения, она отпрянула от уздечки, как будто в той была какая-то волшебная сила. Гизела вспомнила, как лорд Куэнби вошел в лавку шоррика, его высокомерие и безразличие к ней и ко всем, кто там был; вспомнила, как он вышел из лавки; вспомнила возмущение и злость, погнавшие ее прочь и не позволившие даже закончить все покупки. Вся эта длинная цепь совпадений показалась зловещей и пугающей. Почему вдруг уздечка, которую выбирали у нее на глазах, пока она пряталась в тени, теперь предлагается ей в качестве официального подарка? И тут она подумала о своей теперешней роли. Сейчас она не имеет ничего общего с той несчастной, оборванной девушкой, которая незаметно стояла в лавке Фреда Тайлера.

— Спасибо, милорд, — сумела произнести Гизела онемевшими губами.

— Уздечку отдадут вашей камеристке, — сказал он. — Надеюсь, она вам понравится, мадам, если вы когда-нибудь воспользуетесь ею.

В его голосе прозвучали циничные нотки, как будто он догадался, что она неохотно приняла его подарок.

Потом он посмотрел на часы, установленные на конном дворе, и Гизела, проследив за его взглядом, поняла, что наступает время ленча.

— Время пробежало так незаметно, — сказала она, почти извиняясь. — Мы должны вернуться в замок.

— Подавать к столу без нас не начнут, — улыбнувшись, заметил лорд Куэнби. Его позабавил ее неожиданный испуг.

— Да, конечно, — согласилась Гизела. Они не спеша пошли к дому, солнце приятно согревало их.

— Я бы очень хотел увидеть вас верхом на лошади, — задумчиво произнес лорд Куэнби. — Мне говорили, никто в стране не может соперничать с вами на охоте.

— Я люблю лошадей, — улыбнулась Гизела.

— Они, безусловно, приносят большее удовлетворение, чем люди, — сказал лорд Куэнби. — Я часто думаю, что мир, населенный одними животными, — это Утопия.

— Чем неугодны вам люди, что вы так о них отзываетесь? — спросила Гизела и сама удивилась такому безрассудному вопросу.

Помолчав немного, он сказал:

— Быть одним ребенком в семье уже само по себе тяжело; но когда этот ребенок оказывается вообще никому не нужен, тогда это может обернуться трагедией.

Гизела собиралась сказать, что очень хорошо его понимает, но вовремя одумалась — ведь императрица выросла в большой семье. Как будто догадавшись о ее мыслях, лорд Куэнби продолжил:

— Но вам этого не понять. У вас много братьев и сестер и, если верить слухам, ваш отец обожает вас. Очень многие утверждают, что вы были его любимым ребенком.

Гизела отвернулась от своего спутника.

— Да, думаю, это правда, — сказала она. — Но расскажите мне еще что-нибудь о себе.

— Ничего интересного рассказать не могу. — Голос лорда Куэнби неожиданно стал резким. — Я не знал, что такое счастье, но смею предположить, я был надоедливым, неблагодарным отпрыском. У родителей обычно такие дети, которых они заслуживают.

» Ему нанесли обиду; горькую, непоправимую обиду «, — подумала Гизела и впервые испытала к нему жалость, а не страх.

Она взглянула на замок, возвышавшийся на их пути. Красивый, величественный, внушающий благоговение, но для ребенка этот дом мог стать очень страшным местом. Гизела не забыла ночи, наступившие после смерти матери, когда маленькая девочка плакала одна в своей спальне, пугалась теней, скрипов, доносившихся из коридора, и привидений, поджидающих ее, как она воображала, в темных уголках. Наверное, всех детей окружают выдуманные опасности, укрыться от которых можно только в руках матери, дарящих покой и утешение.

Они дошли до замка, лорд Куэнби не проронил больше ни слова по дороге. Только когда Гизела ступила своей маленькой ножкой на первую ступеньку лестницы, ведущей к огромной входной двери, он тихо произнес:

— Благодарю вас, мадам, за то, что высоко оценили моих лошадей. Я уверен, они в глубине души польщены так же, как и я.» Гизела с улыбкой повернулась к нему.

— Неужели тот, кто разбирается в лошадях, может не восхититься ими? — спросила она.

Он рассмеялся, встретившись с ней взглядом.

— Вы обвиняете меня в том, что я горжусь своей собственностью. Я действительно горжусь ею.

— И по праву, — сказала Гизела. — Этот замок тоже достоин того, чтобы им гордиться.

— В нем себя часто чувствуешь очень одиноким, — сказал он, — а на конюшне — никогда.

Такое признание удивило Гизелу. Она не подозревала, что лорд Куэнби может признаться в какой-нибудь человеческой слабости, хотя и сейчас он не жаловался, а просто утверждал очевидный факт.

Поднимаясь к себе, чтобы вымыть руки перед ленчем, она с удивлением размышляла, почему он до сих пор не женат. Он обладатель большого состояния и привлекательной внешности, хотя и чересчур надменной. У него есть власть, положение в обществе, наконец, лошади, за право владеть которыми любая наездница продала бы душу. И о чем только думают местные молодые дамы?

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая