Эликсир молодости - Картленд Барбара - Страница 15
- Предыдущая
- 15/34
- Следующая
Она представляла, как это выглядело, когда каждый раз, осматривая замок, гости восхищались новыми приобретениями, гобеленами, картинами, вновь отделанной комнатой, а в голосе герцога звучали извиняющиеся нотки, когда он был вынужден говорить:
«Моя жена купила это». Или: «Это подарок моего покойного тестя».
«Герцог столько лет зависел от женщины, — подумала Трина, — поэтому неудивительно, если он не хочет снова оказаться в прежнем положении».
Однако Трина понимала, что содержание замка стоило огромных денег, также как и уход за прекрасным цветущим парком, террасами спускающимся к реке.
— Я должна найти какое-то решение, — сказала себе Трина.
Размышляя на эту тему, девушка шла вперед, не замечая дороги. Теперь она оказалась в аллее горделивых кипарисов, которые стояли высоко над рекой и выглядели как указующие персты, направленные в темнеющее небо.
Солнце уже село, но далеко на горизонте еще медленно угасал закат, над головой зажигались первые звезды, и полумесяц серебрил своими лучами ленту реки.
Природа была прекрасна. В то же время все кругом несло на себе отпечаток какой-то загадочности. Такого ощущения Трина еще никогда не испытывала в своей жизни.
Все кругом выглядело так, как будто все эти истории о волшебстве и очаровании Прованса, отличающиеся от подобных историй в других департаментах Франции, были действительно правдивыми. Когда девушка подумала об этом, то услышала пение соловьев, о которых рассказывал герцог.
Они были не очень близко, однако привлекли внимание Трины, поскольку все вокруг буквально замерло в преддверии ночи. Соловьиные трели все приближались, и теперь девушка слушала песню, которую для нее исполняли две птицы.
Одна из них пела для другой, затем ждала ответа, потом птичьи голоса сливались в дуэте, и сердце Трины как будто пело вместе с ними.
Вдруг она услышала позади себя мягкие шаги и подумала, что это герцог ищет ее. Она подняла руку, предупреждая, чтобы он молчал и случайно не разрушил это очарование.
Соловьиные трели продолжались еще некоторое время, потом стали затихать, и Трина подумала, что птицы улетели к звездам.
Девушке захотелось проследить их полет, однако когда она подняла голову, то увидела лишь свет звезд и сияние луны. На какое-то мгновение ей показалось, что она тоже может летать.
Потом, вспомнив, что герцог стоит позади, она улыбнулась своим мыслям и вернулась к реальности.
— Это песнь любви, — тихо сказала она и повернула голову.
К ее изумлению, позади стоял не герцог, а незнакомый мужчина.
Он был очень высок и широкоплеч. Было еще достаточно светло, чтобы разглядеть, что незнакомец очень красив, однако несколько иначе, чем герцог Жиронский. Он, несомненно, относился к англосаксонскому типу мужчин.
Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Лунный свет окружал сияющим ореолом голову девушки, придавая ей дополнительное очарование. Потом, поскольку мужчина не вымолвил ни слова, Трина сказала:
— Я думаю, что вы маркиз Клайвдон.
Он улыбнулся и поклонился.
— А я уверен, что вы леди Шерингтон. Герцог сказал, что вы гостите здесь.
Трина хотела возразить ему, что на самом деле она дочь леди Шерингтон, но вспомнила, что маркиза не должна знать о ее существовании.
— Как вы сообразительны! — с иронией сказала она.
— Ну не так уж, — ответил маркиз. — Хозяин замка сообщил моей матери, что у него находится очень симпатичная гостья, и смею вас уверить, он не преувеличивал.
— Спасибо.
Трина не покраснела и не смутилась от комплимента, как это обычно происходило с ее матерью, потому что уже достаточно наслушалась их в Риме.
Она отвела взгляд от маркиза и посмотрела вдаль на темнеющий горизонт.
— Итак, вы слушали песнь любви, — сказал маркиз. — Мне не говорили, что соловьи являются частью достопримечательностей Прованса.
По его насмешливому тону Трина легко догадалась, что он сомневается в правдивости того, что слышал об этой части Франции, и, конечно же, не верит, как всякий здравомыслящий человек, в существование эликсира молодости, который надеется найти здесь его мать.
Пока маркиз говорил, Трина с удивлением подумала, что герцог не упоминал о том, что маркиз приедет вместе со своей матерью.
— Когда я ехал сюда, — сказал он, как бы отвечая на ее незаданный вопрос, — я думал о том, как необычна и прекрасна эта уединенная местность. Мне еще не доводилось бывать в этой части Франции.
— И мне не доводилось, поэтому я также получаю удовольствие от пребывания здесь.
— Чтобы описать все вокруг, достаточно одного слова — романтика, — заметил маркиз. — Когда я увидел на фоне кипарисов ваш силуэт, то подумал, что вы нимфа, вынырнувшая из реки, или прекрасная фея, заслушавшаяся пением соловьев.
— Да, кажется, и вы поддались очарованию этого места, — улыбнулась Трина, — и, конечно, уже заметили, что замок значительно отличается от подобных сооружений.
— Да, конечно, он прекрасен.
Опять в его голосе появились ироничные нотки, как будто он решил быть циничным по отношению ко всему и, может быть, ко всем вокруг.
— Я думаю, мне лучше вернуться в замок, — заметила Трина.
— Вы собираетесь оставить меня наедине с моими мыслями? — спросил маркиз.
— Вы их боитесь?
— Ну не так уж. Но мне бы хотелось, чтобы вы побыли здесь со мной еще хоть немного.
— Польщена вашим приглашением, — ответила Трина, — но думаю, что вы просто хотите, чтобы кто-то с вами здесь оставался, а не конкретно я.
Маркиз рассмеялся.
— Наверное, я не так красноречив, как был бы француз в данных обстоятельствах, но могу ли я сказать на простом английском языке, что мне хотелось бы поговорить именно с вами. Почему бы вам не присесть?
Он заметил каменную скамью, которую Трина не видела раньше. Она находилась чуть поодаль и была скрыта за двумя стройными кипарисами.
Не возражая, Трина направилась к ней, уверенная в том, что ее мать и герцог не будут беспокоиться, что она так долго не возвращается из парка. Кроме того, если быть честной, ее заинтересовал маркиз. У нее было чувство, что не стоит недооценивать его ум. И как бы глупа и доверчива ни была его мать, маркиз может оказаться совсем другим.
Трина опустилась на скамью, и легкая ткань платья воздушным облаком легла на каменное сиденье. Ее фигурка казалась совсем хрупкой, а открытая шея и плечи матово светились в лунном свете.
Маркиз сел около нее и полуобернулся, глядя ей в лицо.
Трина, чувствовала на себе его пристальный взгляд и гадала, о чем он думает.
— У меня до сих пор такое чувство, — сказал он через какое-то время, — что вы нереальны. Замок, лунный свет, соловьи — это все похоже на сказку. И даже если я утром снова обнаружу их здесь, то вы уж наверняка исчезнете.
— Я все же надеюсь, что остаток ночи буду сладко спать в своей кровати.
— Ну, теперь я знаю точно, что вы англичанка, — с иронией заметил маркиз, — только английская женщина может разрушить всю поэзию прекрасного момента таким практичным замечанием!
— Только истинный англичанин может быть так груб, чтобы указать женщине на ее ошибку! — вспыхнула Трина.
Маркиз рассмеялся и ответил:
— Я всегда удивлялся, как можно обучиться той легкости, с которой французы раздают женщинам направо и налево комплименты. Теперь я понимаю, что это всего лишь вопрос времени, желания и практики.
— Пока француз овладевает этим искусством, — сказала Трина, — англичанин тратит время на игру в крикет или на уроки бокса, чтобы суметь посильнее дать в нос своему сопернику на ринге!
— У меня такое чувство, что вы правы, потому что припоминаю эти шеренги безликих женщин и свои попытки понять, какая от них на этом свете польза.
— Француз уже знает ответ на этот вопрос, когда, родившись, первый раз открывает глаза! — рассмеялась Трина.
— Вы верите всему тому, что говорят французы? — спросил маркиз.
— Конечно, мне бы этого хотелось! Только присущий всем англичанам здравый смысл предупреждает меня, что я не должна верить расточаемым ими комплиментам!
- Предыдущая
- 15/34
- Следующая
