Я люблю другого (Глубинное течение, Темный поток) - Картленд Барбара - Страница 17
- Предыдущая
- 17/47
- Следующая
Девушка легонько вздохнула, и тут только до нее дошло, что чайник закипает.
Пока Фенела готовила чай, она не раз ловила себя на том, что губы ее невольно шепчут вслух:
– Рекс! Рекс!
Только вчера еще она хлопотала по дому, беспокоилась о разных разностях и вряд ли сознавала, что в душе у нее подспудно творятся вещи чрезвычайной важности. Но теперь-то стало ясно, что любовь крепла и зрела в сердце все время, даже когда Фенела и не подозревала о ней.
А ведь вовсе не трудно было догадаться об истинном положении вещей: хотя бы по постоянным взглядам, которые она бросала на часы, когда дело шло к вечеру, то есть близился час возвращения Рекса Рэнсома из лагеря. И разве сложно было понять, отчего мгновенно и судорожно замирает сердце, когда из холла доносится его голос?
И, наконец, самая верная примета – она теперь частенько убегала наверх, чтобы получше привести себя в порядок, чего раньше за ней никогда не замечалось.
– О, Рекс!
Весь вечер Фенела наблюдала, как My беседует с сэром Николасом Коулби.
Девушка ощущала, что ее буквально раздирают на части два противоположных чувства: ее любовь к Рексу, вспыхнувшая нежданно-негаданно и заполонившая собой все вокруг, и любовь к младшей сестренке, укоренившаяся с годами и ставшая главным смыслом жизни для них обеих.
Фенела вздернула подбородок и расправила плечи, как будто бросала вызов целому свету, но глаза ее блуждали по комнате, все время невольно возвращаясь к My, и девушка наконец в отчаянии обратилась к Рексу:
– Скажи же мне что-нибудь!
Он полулежал, лениво раскинувшись в большом кресле и вытянув длинные ноги к огню.
– Лучше ты мне скажи, – возразил он. – Скажи, о чем ты думаешь? Весь вечер я наблюдаю за тобой, страшно серьезной, почти суровой. Что тебя мучит, Фенела?
– Ничего, – отвечала Фенела, чувствуя, как внезапная паника охватывает ее. – Во всяком случае, ничего конкретного, о чем можно рассказать.
Рекс понизил голос:
– Неужели есть что-нибудь, о чем бы мы не смогли сказать друг другу?
Фенела затеребила в пальцах платочек.
– Я догадываюсь, что ответ должен быть «нет», – призналась она, – но на самом деле это не так. Есть еще кое-что, чем я не могу поделиться с тобой… пока.
Ох, будь же благословенна за это последнее слово! – с нежным воодушевлением выговорил он. – Конечно, я понимаю тебя, моя любимая, и помни только, что я всегда с тобой, только позови!
Последние слова он произнес с такой пылкой страстью, что Фенела испуганно отпрянула. К счастью, Илейн в комнате не было: после обеда она поднялась к себе наверх.
Сэр Николас и My, расположившись в уголке, начали партию в греческий бильярд: Рекс нынче днем захватил игру с собой из дома, а в лагерь отвезти еще не успел.
Саймон углубился в просмотр накопившихся к тому времени писем, до которых лишь теперь дошли руки.
Никто не обращал внимания на влюбленную пару, и Фенела, протянув ладонь, на секунду с молчаливой нежностью накрыла ею руку Рэнсома, а потом сразу же поднялась и подошла к огню.
Интимное уединение с Рексом представляло слишком большую опасность: девушка боялась выдать себя, но и натягивать маску полного безразличия, пусть на секунду, казалось ей невыносимым, когда он находился здесь, рядом, в комнате.
Она опустилась на колени, чтобы подбросить дров в камин, потом присела на корточки: темный бархат вечернего платья волнами лег вокруг по полу.
– Я хочу, чтобы вы вот именно так и написали портрет Фенелы, – сказал вдруг Рекс, обращаясь к Саймону.
Саймон отложил письма и через всю комнату воззрился на собственную дочь.
– Портрет Фенелы? – переспросил он. – С чего это вдруг? Вы разве забыли: я пишу только рыжеволосых?
– Да нет, с памятью у меня все в порядке, – отвечал Рекс с оттенком легкой иронии в голосе, – но все равно, я хотел бы, чтобы вы написали Фенелу.
– Вы как, просто высказываете свои пожелания или делаете конкретный заказ? – с усмешкой осведомился Саймон.
Фенела обернулась с протестующим видом, но ответ Рекса Рэнсома уже опередил ее.
– Заказ, разумеется.
Саймон посмотрел на Рекса так, словно заподозрил какую-то странную подоплеку всего происходящего, но потом, запрокинув голову, расхохотался от души.
– Забавная история получается, – заявил он. – Не успел я закончить портрет вашей супруги, а картина – уйти за максимальную цену, как вы уже спешите заказать мне портрет моей же родной дочери. В каком странном мире мы живем, господа!
Фенела заметила, как из-под загара Рекса проступили красные пятна; мгновение спустя он, подавшись вперед, чтобы выхватить новую сигарету из пачки, медленно, с расстановкой произнес:
– Конечно, если вы слишком заняты, найдутся и другие художники.
Больше он ничего сказать не успел, потому что Фенела вскочила как ужаленная.
– Стойте! Дайте же мне кое-что объяснить! – потребовала она. – Так вот, я не собираюсь позировать ни для каких портретов. Мне некогда – это во-первых: придется ждать до конца войны, когда мы сможем нанять хоть какую-нибудь служанку в помощь по дому., .
– Может, тебе лучше взять, да и сфотографироваться для молодого человека, а? – предложил Саймон. – Наверняка он останется доволен не меньше.
Саймон откровенно грубил, но Рекс сделал вид, что не замечает этого.
– Я хотел бы приобрести ваш портрет, Фенела.
– Нет, вы его не получите!
В голосе Фенелы звенели почти истерические нотки.
– Мне надоели все, все без исключения картины на свете, кого бы они ни изображали и кем бы ни были написаны, ясно? И никто никогда не напишет с меня еще одну! Понятно?
Не дожидаясь ответа, она бросилась вон из комнаты и взбежала наверх.
Очутившись в спальне, Фенела захлопнула за собой дверь, и прежде чем пробежать через комнату и сесть за туалетный столик, с замиранием сердца секунду постояла на пороге, изо всех сил прижимая ладони к пылающим щекам.
«Дурочка! – думала она. – Веду себя по-глупому. Господи, если я не стану осторожней, то все сразу обо всем догадаются!»
До девушки донесся скрип закрывающейся двери – это Илейн вышла из своей комнаты; раздались шаги вниз по лестнице, и только тут до Фенелы дошло, что она тоже должна возвращаться в мастерскую, и поскорее.
Собственно говоря, что толку впадать в истерику? Фенела знала, что надо держать себя в руках и каким-то образом (каким – толком пока не понимала и она сама) попытаться самостоятельно справиться со своими трудностями и самостоятельно найти выход из создавшегося положения.
Она припудрила носик и стала медленно спускаться вниз. В мастерской Фенела застала Илейн, восседавшую на подлокотнике кресла, которое занимал Саймон: рука женщины обвивала его шею.
Илейн каким-то странным голосом проговаривала слова, и в первую минуту Фенеле показалось, что та пьяна. Но стоило взглянуть на неестественно расширенные глаза женщины, как немедленно стала ясна истинная причина: Илейн принимает какие-то наркотики. Ошибиться Фенела никак не могла, она и раньше уже достаточно насмотрелась на дамочек, подогревающих себя разными милыми средствами, и прекрасно знала симптомы: побелевшее лицо, бездонные расширенные зрачки и слегка витиеватая речь.
«Как же глупо с моей стороны, что я раньше не догадалась!» – подумала Фенела.
Девушке припомнилась пара случаев, когда Илейн мрачнела или вела себя странно; теперь-то понятно, что причина перемен в ее поведении и настроении была скорее физиологического, чем психического характера.
Однако, казалось, никто из находившихся в комнате (за исключением самой Фенелы) даже не догадывался о несколько необычной ситуации, разворачивающейся в мастерской.
Через пару минут, не более, Саймона начала раздражать рука Илейн, обвивающая его назойливым кольцом; он резко поднялся с кресла, отчего его подруга навзничь повалилась на сиденье, а игривые взвизги ее призваны были» по всей видимости, изображать испуг. Женщина распростерлась в кресле с развязностью, вызвавшей у Фенелы глубокое чувство гадливости.
- Предыдущая
- 17/47
- Следующая
