Вальс сердец - Картленд Барбара - Страница 10

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая

Брамс пользовался колоссальной известностью и уже при жизни был провозглашен гением. Все музыкальные премии в то время по праву принадлежали ему. Гизела знала, что пресса окрестила его «музыкальным лауреатом», и он неколебимо стоит на вершине пьедестала, куда мечтают взойти все венские музыканты.

– Расскажите мне о господине Брамсе, папа, – попросила Гизела, пытаясь отвлечь отца от тревожных мыслей. – Я смогу познакомиться с ним?

– Возможно, – ответил Феррарис. – Но его окружение состоит в основном из богатых или высокопоставленных особ и еще из знаменитостей. Сомневаюсь, что он заинтересуется молоденькой девушкой. Я оказался у него в гостях совершенно случайно из-за того, что к Штраусу неожиданно приехал старый приятель.

– А о чем вы с ним беседовали? – спросила Гизела.

– О нем и о музыке, – ответил Пол Феррарис. Гизела с радостью отметила, что в глазах у отца появился блеск.

– И что же он говорил?

– Он хвастался, что во всем городе только два человека – он и император Франц Иосиф – встают на рассвете. Другими словами, Брамс, вскакивая в пять часов утра, уподобляет себя императору.

Гизела рассмеялась.

– Потом он подробно рассказывал мне, как пьет свой утренний кофе, сваренный по особому рецепту, – продолжал Пол Феррарис. – А кофейные зерна ему присылает один адмирал из Марселя. Потом он совершает утреннюю прогулку, после чего садится за работу.

– Он все еще сочиняет музыку? – спросила Гизела.

– Конечно! Он сказал, что основная часть его работы была сделана этим летом.

– Звучит так, будто он обычный человек, который каждый день ходит на службу.

– Именно так оно и есть! Кстати, он до сих пор разговаривает на северогерманском диалекте, и притом необычайно пискляво.

Оба весело рассмеялись. Гизелу радовало, что отец не делает себе кумира из знаменитости, а относится к нему как к обычному, равному себе человеку.

Из отеля они вышли в одиннадцать часов утра. Поскольку перерыв между репетициями длился ровно час, им не было смысла возвращаться на обед, и Гизела взяла с собой корзинку с ленчем, чтобы перекусить с отцом прямо в театре.

Она догадывалась, что остальные артисты обедают вместе в какой-нибудь большой гримерной, где за чашечкой послеобеденного кофе болтают о репетиции или еще о чем-нибудь.

Но отец был по-прежнему против того, чтобы Гизела заводила какие бы то ни было знакомства в театральной среде, и она понимала, что сегодня им опять придется обедать отдельно.

– Папа, а вам не кажется, что эти люди могут подумать, что ты необщительный и замкнутый человек или даже сноб? – спросила Гизела.

– Мне все равно, что они подумают! – отец был неумолим. – Я не допущу, чтобы моя дочь общалась с людьми, которые не имеют никакого понятия о хороших манерах.

Вздохнув, он добавил:

– Как только позволят средства, я найму компаньонку, которая будет тебя сопровождать. А до тех пор сам присмотрю за тобой.

Гизела промолчала, зная, что спорить бесполезно. Кроме того, сегодня у нее не было желания вообще выходить из театра.

За ленчем Пол Феррарис ел очень мало, а пил только воду, специально предупредив Гизелу, чтобы она не брала с собой вина.

Они как раз заканчивали есть, когда дверь открылась и в ложу вошел управляющий, неся на подносе две чашки с дымящимся кофе. Кофе предназначался Полу и его дочери и был сварен самим управляющим в его кабинете.

– Вы очень любезны, mein Herr! – горячо поблагодарил его Феррарис.

– Я счастлив, что вы играете в нашем театре, – сказал управляющий. – Сам Иоганн Штраус попросил для себя ложу, хотя из-за того, что все билеты уже проданы, это было нелегко устроить.

– А вы не забыли, что обещали отдельную ложу моей дочери? – поинтересовался Пол Феррарис.

– Ну что вы! Разумеется, нет. Я как раз собирался спросить фрейлейн Гизелу, не окажет ли она мне любезность разделить ее на сегодняшний вечер с одной английской леди. Она очень хочет услышать вашу игру и говорит, что будет очень расстроена, если не попадет на представление.

– Английская леди? – заинтересовалась Гизела.

– Да, – кивнул управляющий. – Она сказала, что вы с ней знакомы, господин Феррарис. Много лет назад она носила фамилию Хиллингтон.

Пол Феррарис нахмурился, вспоминая. Гизела с любопытством наблюдала за ним. Наконец морщины на его лбу разгладились и он воскликнул:

– Ну конечно! Алиса Хиллингтон, подруга моей жены.

– Вы ее помните? В таком случае позвольте мне представить вам леди Милфорд, – сказал управляющий и с этими словами исчез за дверью.

– Папа, кто эта дама? Ты действительно ее помнишь?

– Когда мы жили в Париже, она часто заходила к твоей матери. Это было давно, тебе было пять или шесть лет, не больше.

Дверь вновь распахнулась, и в ложу вошла элегантно одетая дама. Гизеле она показалась очень красивой.

Дама смотрела прямо на Пола Феррариса. Тот поднялся с кресла и с улыбкой, которую все женщины находили очаровательной, протянул ей навстречу руку:

– Вы совсем не изменились, Алиса.

Леди Милфорд залилась мелодичным смехом:

– Хотелось бы, чтобы это было так. Я рада снова встретиться с вами, Пол. Я была очень взволнована, увидев ваше имя в театральной афише.

Пол Феррарис склонился к ее руке. Выпрямляясь, он поймал удивленный взгляд леди Милфорд, брошенный на Гизелу, и пояснил:

– Я думаю, вы уже заметили, как выросла Гизела с тех пор, как вы видели ее в последний раз.

– Прошло двенадцать лет, так что ничего удивительного, – сказала леди Милфорд и, повернувшись к Гизеле, добавила: – Вы так похожи на мать, моя дорогая! Она тоже приехала с вами?

Воцарилось гробовое молчание. Затем, набравшись мужества, Гизела сказала:

– Мама… умерла два года назад.

– О, простите! – воскликнула леди Милфорд. – Простите мою бестактность, но я никак не могла подумать…

– Нам так ее не хватает, – произнес Пол. – Вы, наверное, понимаете…

– О да, это вполне понятно. Она умела любить и была любимой. Не могу представить, чтобы кто-то относился к ней плохо.

В голосе леди Милфорд звучала неподдельная искренность, а у Пола и Гизелы на глаза навернулись слезы.

Положение спас управляющий.

– Позвольте предложить прекрасным дамам кофе, – сказал он, как будто кофе мог послужить лекарством для скорбящих сердец.

Леди Милфорд немного поговорила с Феррари-сом, а потом обратилась к Гизеле:

– Я буду вам очень признательна, если вы согласитесь сегодня вечером разделить со мной ложу. Со слов управляющего я поняла, что она предоставлена только вам?

– С удовольствием, – ответила Гизела. Больше всего в эту минуту ее беспокоило то, что леди Милфорд останется посмотреть репетицию, и тогда встреча с Миклошем, которая была так необходима Гизеле, не состоится.

Но ее опасения не оправдались. Когда Полу пора было идти на сцену, леди Милфорд тоже встала и произнесла:

– У меня есть кое-какие дела, которые я должна сделать до концерта, а потом я с радостью присоединюсь к вам.

– Где вы остановились? – поинтересовался Пол Феррарис.

– В отеле «Захер». Я приехала сегодня утром.

– Какое совпадение! – воскликнул он. – Мы с дочерью тоже живем в этом отеле.

– О, это замечательно! После представления мы можем поехать вместе.

– Конечно, – ответил Пол Феррарис. – Но прошу вас, не портите себе впечатление, оставаясь смотреть репетицию.

– Послушаюсь вашего совета, – сказала леди Милфорд. Выходя из ложи, она улыбнулась Гизеле: – Уверена, Гизела, нам предстоит замечательный вечер. Очень рада была снова увидеться с вами. Вы стали настоящей красавицей.

Она вышла, а Гизела подумала, что эта милая женщина сможет отвлечь отца от мрачных мыслей, которые после смерти жены не покидали его.

В прошлом отцу часто приходилось общаться с красивыми женщинами, и Гизела знала, что мать нисколько не ревновала. Наоборот, она со смехом говорила:

– Я стала бы ревновать, если бы полагала, что твой отец интересуется ими больше, чем мной. Как все знаменитости, он любит внимание, но эти женщины в отличие от меня не способны дать ему ничего, кроме банальных комплиментов.

• Предыдущая
• 10/27
• Следующая