Триумф сердца - Картленд Барбара - Страница 16
- Предыдущая
- 16/34
- Следующая
Керисса взглянула на него широко открытыми испуганными глазами, ее губы дрожали, изящные пальчики судорожно сжимали меховую накидку. Она смотрела на рослого мужчину снизу вверх, и это лишь подчеркивало, как она слаба и нуждается в опеке и жалости после пережитого несчастья.
– Мне было так страшно, монсеньор…
– Не сомневаюсь.
– Если бы вы смогли порекомендовать какого-нибудь врача…
Тут она повернулась к дверям. Все последовали ее примеру, словно загипнотизированные.
Четверо молодых слуг атлетического сложения внесли в холл Шелдона Харкорта.
Зрелище было поставлено с блеском, а сам Шелдон с закрытыми глазами и перевязанной рукой выглядел павшим на поле битвы героем, не теряя при этом присущей ему элегантности.
Шедшая позади Франсина дополняла живописную картину, олицетворяя собой верную служанку, убитую горем.
Слуги понесли тело героя наверх, и дамы и девицы, заполнившие лестницу, с трепетом расступались, с сочувствием и не без любопытства заглядывая в мертвенно-бледное лицо молодого человека.
– Доктор! Где же доктор? – восклицала Керисса, едва не задыхаясь. – Мой опекун… он единственный… кто остался на свете… чтобы заботиться обо мне… и оберегать меня. Если я потеряю его… то не знаю… вероятно, жизнь моя будет кончена… Мой отец перед смертью на гильотине… отдал меня на попечение благороднейшего мистера Харкорта…
Сбивчивая речь, милые ошибки в грамматике и произношении некоторых слов, а главное несомненный актерский талант Кериссы произвели ожидаемое впечатление на публику. Сердца всех мужчин исполнились жалостью, а джентльмен с седыми висками поспешил заверить Кериссу:
– Мой личный врач – отменный специалист. Я пришлю его к вам немедленно. Во всем Бате нет лучшего хирурга, чем он.
– Мерси, мерси, монсеньор, – прошептала Керисса. – Не сообщите ли вы свое имя?
– Тревеллин… Сэр Ральф Тревеллин.
– О, как я вам благодарна, сэр Ральф!
Керисса одарила его изящным реверансом. А затем, никого больше не удостаивая взглядом, устремилась вверх по ступеням у вслед за слугами, несущими Харкорта.
И все же за поворотом лестницы она замедлила шаг и прислушалась.
Внизу все заговорили разом, и хор голосов напоминал взбаламученное море.
В большой обставленной с комфортом спальне – одной из лучших в «Белом олене» – Шелдон поддержал свои силы доброй порцией бренди и уже не выглядел умирающим страдальцем, каким предстал перед собравшейся в холле публикой.
Франсина удалилась в соседнюю гостиную распаковывать багаж, доставленный из фаэтона носильщиком. В спальне с Шелдоном остались только Керисса и Бобо.
– Все прошло великолепно, – высказал свое мнение Шелдон.
– Кажется, нам следует поблагодарить этих разбойников, – заметила Керисса. – Да упокоятся их души! – Затем она сменила тон: – Вы очень страдаете? Надеюсь, врач скоро прибудет.
– Мне лучше, чем было поначалу, – признался Шелдон. – Так что в спешке нет особой необходимости.
– Но ваш обморок выглядел так убедительно. Даже я испугалась.
– Я предпочел потерять сознание на пороге отеля. Это всегда производит впечатление. Но надо отдать должное и тебе. Если наше дело не выгорит, то я устрою тебя в театр. Твое упоминание о завещании отца у гильотины – образец высокого актерского искусства. Ты попала в самую точку.
– Мы же об этом договорились заранее, – попыталась защититься от его иронии Керисса.
– Да, но это было твое предложение, и оно сработало! Теперь им там внизу есть о чем поговорить.
– А вы что-нибудь слышали о сэре Ральфе Тревеллине?
– Ничего, – с сожалением признался Шелдон, – но неважно. Я все разузнаю о нем у врача. А сейчас Бобо горит желанием уложить меня в постель. Так что, пожалуйста, Керисса, избавь нас от своего присутствия.
– Вы отказываетесь от моей помощи? – огорчилась Керисса.
– Делай, что тебе велят, – коротко ответил ей Шелдон.
Понимая, что Бобо справится лучше, чем она, Керисса безропотно удалилась.
Доктор, однако, задержался по какой-то причине, и к его приходу у Шелдона вновь поднялась температура.
Мучительная процедура очищения раны, хоть и проведенная умелой рукой хирурга заставила Харкорта корчиться и стонать, и он презирал себя за недостаток мужества и неспособность терпеть боль.
С радостью он принял опиум, который дал ему доктор Прайс, и погрузился в спасительный сон.
– Не беспокойте его, – сказал врач Кериссе, ожидавшей его в гостиной.
Девушка показалась ему трогательно юной и вызывающей сострадание. Черный наряд, который искусная Франсина успела оживить белым шелковым воротничком, усиливал это впечатление.
Зная, что все доктора склонны посплетничать, она, не теряя времени, сообщила ему полные сведения о своей персоне.
Керисса не сомневалась, что пациенты доктора Прайса – сливки местного общества – вскоре узнают о трагической участи ее отца, о разграблении их родового замка, где множество сокровищ, собранных ее предками, погибло при пожаре или было похищено.
– Вы не представляете, как я сочувствую вам, графиня, – проникновенно произнес доктор Прайс и пригубил отличного портвейна, поданного ему Франсиной. Этим благородным напитком он был не в силах пренебречь.
– К счастью, мой отец поступил весьма л мудро, переправив в Англию некоторую сумму денег, – сказала Керисса, уверенная, что эта информация распространится незамедлительно, – поэтому я нахожусь в несколько лучшем положении, чем другие эмигранты.
Она грустно улыбнулась.
– И мне особенно повезло с опекуном. Мистер Харкорт – давний папин друг. К счастью, он был в это время во Франции и ему удалось вызволить меня и привезти сюда, в вашу замечательную страну.
– Да, действительно, это большая удача, – глубокомысленно заявил доктор. – Но мне кажется, что мистер Харкорт слишком молод, чтобы взять на себя обязанность опекать красивую девушку.
Керисса устремила на собеседника взгляд, полный невинного удивления.
– Он только выглядит моложе своих лет. На самом деле он почти одного возраста с моим покойным папочкой. Они были дружны много лет, и я всегда относилась к монсеньору Харкорту как к своему дядюшке.
– А что привело вас в Бат? – поинтересовался доктор Прайс после очередного глотка портвейна.
– Мой опекун знает, что я зимой часто простужаюсь и меня одолевает кашель, – ответила Керисса. – Кроме того, я не могла в данный момент появиться в Лондоне, так как ношу глубокий траур и мне не следует посещать балы и приемы. – Она глубоко вздохнула. – Впрочем, я не испытываю желания развлекаться.
– Могу вас понять, – живо откликнулся доктор Прайс, – но все же мы не можем позволить вам хандрить. Мы обязаны выманить вас, графиня, из добровольного заключения. Сезон только начинается, и будет жаль, если вы лишите себя многих удовольствий, которые может предоставить наш славный Бат…
Доктор, вдохновленный портвейном, обрел дар красноречия.
Керисса мило улыбнулась.
– Вы очень добры, мистер Прайс, но я… мне кажется, оставила все, что меня связывало с жизнью… и молодость, и способность веселиться… там, во Франции…
У доктора перехватило горло от жалости. Насколько трагична была судьба этого очаровательного невинного создания.
– Нет-нет, не говорите так. На вас подействовал недавний печальный инцидент. Советую вам лечь в постель и хорошенько выспаться. Завтра я навещу нашего пациента и буду рад встретиться и с вами. Кстати, вы собираетесь ужинать у себя наверху и не спуститесь вниз?
– Разумеется, – произнесла Керисса таким тоном, что доктор сразу почувствовал неуместность заданного вопроса. – Только на прощание посоветуйте мне, доктор, как лучше ухаживать за раненым, – продолжала она. – Я так хочу, чтобы мой бедный опекун скорее поправился.
– Тогда мы общими усилиями и поставим его очень скоро на ноги, – галантно откликнулся доктор. – А пока не тревожьте его. Лучшее лекарство – это душевный и физический покой.
- Предыдущая
- 16/34
- Следующая