Спор богинь - Картленд Барбара - Страница 5

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая

– Вулкан был богом огня, – задумчиво сказала Астара, – а впоследствии его стали считать источником животворного тепла.

– У тебя прекрасная память, – сухо заметил сэр Родерик, – но я сомневаюсь, что все это имеет хоть малейшее отношение к моему племяннику.

– Чем же он занимается?

– Ему почти тридцать лет, и многие годы из них он провел, карабкаясь на безымянные горные вершины и болтаясь по всему белому свету, как правило, пешком или верхом на муле.

– Папа счел бы это самой лестной и выигрышной рекомендацией! – воскликнула Астара.

– Твой отец был совсем другим! – проворчал сэр Родерик. – Судя по тому, что мне доводилось слышать, Вулкан – просто бездельник и бродяга, ему нравится бывать в самых невероятных, экзотических местах – где угодно, лишь бы подальше от родины и от нормальной, ответственной жизни, и он совсем не думает о том, чтобы найти более достойное применение своим талантам, доставшимся ему от предков.

– И тем не менее он все-таки выступает в вашем трио под третьим номером. Но, должно быть, его невозможно застать на месте?

– Между прочим, как я узнал от Барнса, после смерти моего брата Вулкан поселился на старой мельнице, расположенной возле Литл-Милдена. И когда возвращается в Англию из очередного далекого странствия, то живет именно там.

– И сейчас он на старой мельнице?

– Барнс утверждает, что он должен быть на месте. А это значит, что его можно будет пригласить к нам вместе с Уильямом и Лайонелом.

– Я чувствую, дядюшка, что все ваши симпатии на стороне Уильяма.

– Я стараюсь быть беспристрастным, – ответил сэр Родерик, – и целиком и полностью предоставляю тебе самой вершить суд и сказать свое слово.

– И все-таки вы невольно проталкиваете своего любимца! – с улыбкой заметила девушка.

– Пожалуй, я и в самом деле питаю симпатию к молодым людям, которые именуют себя коринфий-цами и умеют править фаэтоном с таким искусством, какого мне никогда не удавалось достичь, главным образом из-за нехватки времени. Я дажеслегка им завидую. Еще они способны ударом кулака повергнуть на землю мощного быка и устраивают между собой впечатляющие поединки. Астара засмеялась:

– Дядя Родерик, вам впору становиться писателем! Ваши описания выглядят гораздо более живописными, чем в тех книгах, которые мне доводилось читать на английском языке. К сожалению, у французов это получается намного успешней.

– Хм, французская литература – это не то, что я стал бы рекомендовать для чтения столь юной девушке, как ты, – покачал головой сэр Родерик.

– Вы слишком стараетесь оградить меня, причем не только от других людей, но и от меня самой, – возразила Астара. – Поймите, мой самый любимый на свете дядюшка, мне ведь нужно взрослеть. Я должна научиться принимать самостоятельные решения и даже совершать собственные ошибки. Я чувствую, что мне это просто необходимо.

Она произнесла эти слова серьезным тоном, но при этом выглядела так прелестно, что сэр Родерик наклонился и обнял ее за плечи.

– Господь свидетель, мне очень хотелось бы оградить тебя от всех ошибок, – сказал он. – Я ведь знаю, и, возможно, лучше многих других, что для юной, одинокой девушки этот мир может оказаться недобрым и даже страшным.

– Но я ведь не одна, – запротестовала Астара. – У меня есть вы.

– Ты же знаешь, что мне уже перевалило за семьдесят, – вздохнул сэр Родерик, – и я обязан позаботиться о твоем будущем. Помоги мне, милая, сделать то, в чем я вижу свой долг перед тобой и твоими покойными родителями, ведь ни одному человеку не дано знать, сколько он еще проживет на свете.

Произнося это, баронет знал, что такая настойчивая просьба найдет немедленный отклик в добром сердечке его воспитанницы.

Астара схватила его руку и прижала к своей щеке.

– Вы ведь знаете, милый дядюшка, что я сделаю все, о чем бы вы меня ни попросили, – быстро сказала она. – Мы напишем письма вашим племянникам, и я надеюсь, что при встрече с ними мне удастся выполнить ваше желание и сказать, что один из них, – возможно, им станет Уильям – тот человек, за которого я согласна выйти замуж.

– А они неминуемо влюбятся в тебя, поскольку не смогут устоять перед твоей прелестью. И если кто-то из них станет твоим мужем, я буду спокоен за тебя и за судьбу моего наследства. Все Уорфилды, а в особенности мои братья и я сам, всегда отличались осторожным и разумным отношением к деньгам.

Сэр Родерик немного помолчал, затем добавил:

– Наш отец был богатым человеком, к тому же очень справедливым во всем, что давал нам в детстве и юности, это касалось и тех денег, какие он мог себе позволить тратить на нас. Помнится, он всегда повторял: «Вам известна библейская притча о талантах. И я могу лишьпосоветовать вам перечитать ее еще раз и запомнить, что слуга, зарывший свой талант в землю, осуждается в священном писании за леность и криводушие!»

– Уж вы-то явно не стали бы зарывать свои деньги в землю!

– Я был наделен недюжинным умом и мог видеть, как тысячекратно множатся мои таланты, то есть мой капитал, – довольным тоном ответил сэр Родерик. – Джордж, граф Уэлдам, несомненна, также использовал свои таланты в полной мере, как и Марк, ныне лорд Уорфилд, чей титул после его смерти достанется его сыну Лайонелу.

– Они оба, Уильям и Лайонел, должно быть, весьма завидные женихи, – заметила Астара. – Но мне жаль Вулкана. Что же унаследовал он?

– Только дух бродяжничества, упрямство да старую мельницу! – с напускным драматизмом воскликнул сэр Родерик, и они оба рассмеялись.

В тот вечер, вернувшись в спальню, специально, как она знала, выбранную для нее опекуном (это была самая красивая комната во дворце), Астара распахнула створки окна и замерла, залюбовавшись освещенным луной весенним пейзажем.

Прошел дождь, в окно веяло свежестью и влажной землей. Это был давно забытый запах, всегда связывавшийся в ее воспоминаниях с Англией.

Лунные лучи терялись в могучих кронах великанов-дубов, под которыми выросли многие поколения Уорфилдов; от дома вниз под гору бежала через сад дорожка. Она вела к озеру, питавшемуся от небольшой реки, что причудливо вилась среди зеленых полей.

Яркая луна осветила и каменный мост; днем из-под него выплыла стая лебедей, похожих на гордые корабли с наполненными ветром парусами.

Все в Уорфилд-парке дышало покоем и красотой; и Астаре невольно пришло в голову, что сэр Родерик прав и что рано или поздно ей захочется жить в этом великолепном дворце и растить здесь своих детей.

Но все-таки что-то в ее душе рвалось вдаль; ей хотелось путешествовать, открывать для себя мир, побывать в дальних странах.

Астара1 знала, что именно такая тоска по дальним странам звала в экспедиции ее отца; даже своим именем она была обязана отцовской тяге к странствиям.

В ранней молодости Чарльз Биверли путешествовал по Персии. Однажды, находясь неподалеку от города Астара, он поймал себя на том, что не в силах оторвать взгляд от морского простора, казавшегося ему с горы не лазурной равниной, а гигантской чашей. Странная и манящая красота древнего побережья вызвала в его груди волнение и восторг, не поддающиеся описанию словами.

– В те минуты я ощущал лишь одно, – рассказывал он впоследствии дочери, когда та подросла и могла его понять, – что чувство, посетившее меня на берегу моря в окрестностях Астары, я буду помнить до конца своих дней.

Обняв дочь за плечи, он пояснил свою мысль:

– На свете есть места, поднимающие дух и вызывающие вдохновение. Как правило, в них оказываешься неожиданно и зачастую при странных обстоятельствах. И, разумеется, о них не найдешь ни слова в путеводителях для туристов.

Он видел, что Астара внимательно слушает и пытается уразуметь смысл его слов, и продолжал говорить, словно размышляя вслух:

– Именно в такие мгновения наш дух, или наша душа, как принято говорить у христиан, соприкасается с бесконечностью, с вечностью, и мы улетаем из этого мира в какой-то другой, постичь который мы не в силах.

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая