Сокровище любви (Любовь и колдовство ) - Картленд Барбара - Страница 1

• 1/40
• Следующая

Когда я посетила Гаити, я встретилась там с Катрин Данхэм, которая знает о воду более, чем кто-либо другой в этой стране.

Знаменитая черная балерина, теперь уже ушедшая на покой, построила в саду, окружавшем ее великолепный дом, свой собственный храм воду. Она дала мне кусочек метеорита; подобные ему хранятся в каждом храме воду, у каждого жреца папалои.

Я побывала также в храме, принадлежащем Жану Бовуару, ученому и религиозному деятелю. Я видела обряды, которые совершали его ученики, приверженцы воду, хотя мне и не позволили остаться на последующую тайную церемонию, доступную только для посвященных. Танцы были поразительны, великолепны и чувственны, ритм барабанов завораживал. В этой повести я правдиво описала все, что мне только довелось увидеть.

Теперь религия воду на Гаити разрешена законом и охватывает, как мне говорили, более шестидесяти процентов населения. Католицизм и воду встречаются на этой земле, мирно сосуществуя в сердцах людей.

Действие происходит в 1805 г., через год после победы освободительного движения и провозглашения независимости западной (французской) части Гаити.

— Мы входим в порт!

Керк Хорнер, американец, высокий, с квадратной, несколько выдающейся вперед челюстью, поднялся и подошел к круглому окошку иллюминатора; за ним расстилалась гавань Порт-о-Пренса; здесь полно было маленьких лодчонок и кораблей побольше, но ни один из них не мог сравниться с громадной американской шхуной, на борту которой находился сейчас Керк.

— Итак, мои приключения начинаются! — воскликнул кто-то за его спиной; Керк отвернулся от иллюминатора и посмотрел на говорившего.

— Брось это, Андре! — почти умоляющим голосом произнес он. — Возвращайся-ка лучше со мной в Бостон. Ты совершаешь большую ошибку и горько пожалеешь о ней, если вообще повезет остаться в живых.

— Все мы уже не раз совершали ошибки, — ответил Андре де Вийяре, — и я уверяю тебя, перспектива прожить всю оставшуюся жизнь в нужде и лишениях — отличный стимул, для того чтобы совершить еще одну.

— Это безумие! Абсолютное безумие! — В голосе Керка Хорнера не слышалось и тени сомнения. — И все же придется, видимо, помочь тебе, хотя чутье мне и подсказывает, что делать этого ни в коем случае не следует.

— Ты пообещал помогать мне еще до того, как мы сели на корабль, так что теперь не сможешь отказаться, — возразил Андре. — Ну, так каковы же наши планы?

Керк Хорнер еще раз выглянул в иллюминатор. За гаванью виден был город Порт-о-Пренс, а еще дальше, за городом, вздымались горные вершины, сине-багровые, грозные и мрачные даже в ослепительном сиянии жаркого южного солнца.

Все остальное было ярко-зеленым, будто лакированным; на фоне этой великолепной блестящей зелени белые домики в отдалении словно светились; такая необыкновенная, сверкающая белизна невозможна была бы ни в одном другом климате.

— Единственное, что ты должен сейчас делать, — сказал Керк, — это оставаться на судне до тех пор, пока мне не удастся связаться с одним человеком; думаю, он поможет тебе в твоей безумной затее, так что ты сможешь всласть подразнить гусей.

— Кто он? — спросил Андре.

— Его зовут Жак Дежан, он мулат. Андре де Вийяре уже видел мулатов в Америке. Керк объяснил ему, что на Гаити мулаты презирают негров, а негры ненавидят мулатов почти так же, как белых.

Керк был прав — со стороны француза было отчаянным, невероятным, невозможным безумием проникнуть на Гаити в такой момент.

Жан-Жак Дессалин, командующий гаитянской армией, известный массовыми чудовищно жестокими убийствами французских плантаторов и почти всего белого населения на острове, провозгласил себя в прошлом году императором Гаити.

Когда закончились пышные празднества в честь принятия Декларации Независимости, одним из первых его указов был указ о необходимости новой формы для солдат его армии.

Две тысячи пар нового обмундирования было заказано одной бостонской фирме, и сейчас они находились на борту шхуны, доставившей Андре де Вийяре и его друга Керка Хорнера на Гаити.

Керк был уполномочен ознакомиться с обстановкой на острове и конфиденциально доложить о ней американскому президенту.

Соединенные Штаты намеревались восстановить свое влияние на рынке сбыта, с которого вытеснил их покойный генерал Леклерк, шурин Наполеона Бонапарта.

Однако французский вице-консул в Филадельфии не только выразил решительный протест против торговли американцев с Дессалином, имея в виду суда, поставлявшие его армии оружие и боеприпасы, но и обвинил Соединенные Штаты в том, что они отправляют своих негров воевать на стороне повстанцев против оставшихся на острове французов и испанцев.

Эти услуги Дессалин щедро оплачивал хлопком, медью, лесоматериалами и даже долларами. Его запасы серебра были огромны.

Остров подвергался столь яростному опустошению, что это ставило в тупик правительства других стран; Керк Хорнер, побывавший на Гаити два года назад, ожидал найти здесь большие перемены, происшедшие за время царствования тирана.

Именно жестокость этого дикаря заставляла Керка опасаться за жизнь своего друга Андре де Вийяре.

Керк и Андре были знакомы уже несколько лет, и Керк, когда бывал в Англии, всегда останавливался в доме Андре.

Возможно, именно красочные рассказы его друга о Гаити впервые пробудили интерес Андре к этому острову, если, конечно, не считать того факта, что его родной дядя, богатый плантатор, был убит там во время революции.

Он уцелел во время восстания в 1791 году просто потому, что имение Вийяре хорошо управлялось и с рабами там обращались гораздо мягче, чем на многих других плантациях, не подвергая их нечеловеческим истязаниям.

И все-таки пришел день, когда Андре получил от Керка сообщение, что и дядя, и его три сына убиты; тот узнал об этом во время своей последней поездки на Гаити.

Он был немало поражен, когда два месяца назад Андре заявился в Бостон с просьбой помочь ему попасть на остров.

— Это исключено! — решительно сказал он. Жан-Жак Дессалин поклялся убивать каждого белого, который попадется ему на пути. Он фанатик, он страстно ненавидит всех белых людей; я не дам за твою жизнь и двух центов, как только нога твоя ступит на гаитянскую землю. — Керк, не жалея красок, описал своему другу внешность Дессалина:

— Маленький, фигура как у гориллы: плечи непомерно широкие, а шея короткая и толстая, прямо-таки бычья. Нос широкий, расплющенный, с громадными ноздрями; толстые, вывернутые губы. Низкий лоб; жесткие, как витая проволока, космы почти закрывают глаза.

— Да, не слишком привлекателен! — рассмеялся Андре.

— На самом деле это далеко не так смешно, — резко заметил Керк. — Он внушает ужас своим собственным приближенным; бывают периоды, когда он становится почти невменяемым, подозревает всех и каждого и беспрерывно говорит о необходимости убивать и уничтожать, мучить и проливать кровь.

— Я слышал, — сказал Андре, — что он шел на дьявольские уловки, обещая защиту и покровительство белым обитателям острова в том случае, если они сдадутся ему добровольно, а затем, когда они доверчиво подходили к нему, убивал их на месте.

— В Жереми все улицы были залиты кровью, — ответил Керк. — Дессалин убил там четыреста пятьдесят мужчин, женщин и детей. Эта дикая жестокость пугает даже Кристофа, его главнокомандующего! — Хорнер помолчал, давая Андре время как следует вдуматься в его слова, потом добавил:

— Ничего удивительного, что американский президент весьма встревожился, узнав о том, что во время церемонии провозглашения Независимости представитель комитета Дессалина заявил под общие аплодисменты: «Для того чтобы увековечить эту Декларацию, нам нужен пергамент, выделанный из кожи белого человека, чернильница, сделанная из его черепа, кровь его послужит нам чернилами, а штык — пером!»

• 1/40
• Следующая