Свобода. Храбрость быть собой - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 34

— У вас есть жалобы?

Они говорили:

— Мы благодарны, потому что увидели тот факт, что на такой маленький курс тратится впустую два года… нужно не больше шести месяцев.

Но ректор встревожился, потому что он раз за разом находил, что меня нет в университете.

У меня был определенный метод. Университетский кампус окружали красивые деревья, — но, по какой-то странной причине, все они умерли. Только одно дерево все еще оставалось зеленым и давало тень, и я парковал машину под этим деревом. Все знали, что никто другой не должен там парковать машину. Один или два раза кто-то пытался это делать, но я звал моих студентов, чтобы они удалили эту машину… «Ставьте ее куда хотите, но это место занято». И каждый раз, уезжая из города, я посылал машину с шофером, и ректор, видя мою машину под деревом, был удовлетворен и знал, что я в университете.

Однажды он делал обход всего университета и обнаружил, что мой класс пуст. Он спросил студентов:

— Он должен быть здесь, и его машина запаркована, как всегда, под деревом. Фактически, мне это всегда было подозрительно: я читал расписание его лекций — иногда они проводятся в Калькутте, иногда в Амритсаре, иногда в Мадрасе — и всегда был озадачен: его машина остается здесь.

Обычно я водил машину сам, но у меня был шофер, и, уезжая, я ему говорил:

— Заприте машину и погуляйте час или два в саду, потом приведите машину обратно домой.

— Какой смысл? — говорил он.

— Не волнуйтесь об этом, — говорил я, — это не ваша забота.

И однажды, когда я вернулся из Мадраса, ректор вызвал меня и сказал:

— Кажется, вы сами себе хозяин. Вы никогда не отпрашиваетесь, никогда не ставите меня в известность.

Я попросил:

— Дайте мне лист бумаги, — и подал в отставку.

Что вы делаете? — спросил он.

— Это мой ответ, — сказал я. — Страдают ли мои студенты, так или иначе, от моего отсутствия? Говорят ли они, что их курсы не окончены? Для них сущая бессмыслица тратить впустую два года. Моя работа состоит в том, чтобы преподать им полный курс. Неважно, за сколько дней я это делаю.

Вечером он пришел ко мне домой и сказал:

— Не уходите от нас.

Я сказал:

— Что случилось, то случилось, я не могу вернуться в ваш университет по той простой причине, что сжег все свои сертификаты. Я не хочу иметь никаких мостов, связывающих меня с прошлым. Эти сертификаты мне никогда не понадобятся. Теперь я необразованный человек.

— Я никому ничего не скажу об этих сертификатах, — сказал он.

— Дело не в этом, — сказал я. — Я давно хотел подать в отставку, но просто ждал — это должно было исходить от вас, а не от меня.

Мой отец встревожился, мои друзья встревожились. Пришли мои студенты, и они сказали:

— Пожалуйста, возьмите назад свою отставку.

— Это невозможно, — сказал я. — У меня больше нет никаких удостоверений, чтобы быть вашим преподавателем.

Мой отец мне сказал:

— Даже если ты подал в отставку, какой был смысл сжигать все свои сертификаты и удостоверения?

Я сказал:

— А какой смысл их хранить? Если ты их хранишь, значит, где-то глубоко внутри все еще есть желание… может быть, они понадобятся, и ты цепляешься за них. Я теперь совершенно свободен от всего этого образования, которое мне ничего не дало. Это не сертификаты, это раны — и я не хочу всегда носить с собой эти раны.

Через два года ректор попросил меня:

— Хотя бы раз вы можете прийти, выступить перед всем университетом.

И я пришел. Он привел меня в свой кабинет, к окну, из которого раньше была видна моя машина. Он сказал:

— Странное явление — только это дерево было зеленым. Теперь и оно умерло.

— Жизнь таинственна, — сказал я. — Может быть, это дерево влюбилось в меня, потому что девять лет моя машина ждала под ним, и я очень подружился с этим деревом.

Дело было не только в парковке машины; я всегда благодарил это дерево. Изредка, когда шофер был со мной, сидя на заднем сиденье, он говорил:

— Вы что, с ума сошли — благодарить дерево?

Я говорил:

— Это дерево — такое любящее. Из всех деревьев в этом ряду оно самое красивое, — гулмарг, с красными цветами. Когда приходит весна, листья едва видны; цветов так много, что все дерево становится красным. Все деревья того же вида умерли, но оно оставалось в живых девять лет. Теперь кто-то другой паркует там машину, но, может быть, он никогда не сделал себе труда поблагодарить это дерево, никогда не проявил благодарности к этому дереву.

В то мгновение, когда вы свободны от прошлого и будущего, просто сядьте рядом с деревом, шепните что-то дереву, и вскоре вы узнаете, что оно отзывается. Конечно, его отклик не будет облечен в слова; может быть, оно осыпает вас цветами; может быть, оно танцует на ветру. И если вы сядете очень близко, так, чтобы спина касалась дерева, то начнете испытывать новое ощущение, которого никогда раньше не испытывали. Дерево вибрирует любовью к вам.

Все существование наполнено любовью, наполнено свободой — кроме несчастного человеческого существа.

И никто за это не ответствен, кроме вас. И вопрос не в том, чтобы постепенно отбросить все те вещи, которые делают вас несчастными. Многие люди приходят ко мне и говорят: «Мы тебя поняли; постепенно мы отбросим свои несчастья». Но рабство никогда не отбрасывается постепенно: либо вы поняли и свободны, либо не поняли, или, может быть, только притворяетесь, что поняли.

Свобода не приходит частями, как не приходит частями и рабство. Когда вы вносите в комнату свет, вы когда-нибудь видели?., уходит ли темнота частями, — одна небольшая часть, за ней другая, становясь в очередь, чтобы покинуть комнату?.. Входит ли частями свет — немного света здесь, немного там, а тут еще немного? Нет, как только вы вносите свет, тотчас же — темноты нет.

В самом понимании того, что такое свобода… вы свободны. Это не дело времени, постепенности.

Нет другого пути, кроме как отбросить все цепи вместе — все те цепи, которые вы начали создавать вокруг себя с самого детства. Может быть, во имя послушания, во имя любви к родителям; во имя доверия к священникам, во имя уважения к учителям — во имя хорошего… Никогда не пренебрегайте тем, чтобы удалить этикетку и посмотреть, что содержится внутри, и вы будете удивлены: рабство продается каждому ребенку под прекрасными названиями. Вам будет трудно его отбросить, пока вы не увидите, что были привязаны не к самому рабству, но к этикетке, которая была на него наклеена.

Я находился в постоянной борьбе со своим отцом. Он был любящим человеком, очень понимающим, но все же говорил: «Ты должен это делать». И моим ответом было: «Ты не можешь мне говорить "ты должен", ты можешь только предложить: "Если хочешь, можешь это сделать; если тебе это не нравится, ты свободен". Это должно быть в своей основе мое решение, не твое. Я послушен истине, послушен свободе. Я могу пожертвовать всем ради истины, ради свободы, ради любви, но не ради любого рода рабства. Твое «должен» пахнет рабством».

Вскоре он понял, что я не принадлежу ни к послушным, ни к непослушным. Я не говорю: «Я этого не буду делать», я просто говорю: «Возьми назад свое «должен». Дай мне пространство решить, хочу я сказать «да» или «нет», и не чувствуй себя оскорбленным, если я говорю "нет".

Это моя жизнь, жить ее должен я, и у меня есть все права жить ее по-своему. У тебя гораздо больше опыта; ты можешь предлагать, можешь советовать, но приказов я не собираюсь принимать ни от кого. Чего бы это ни стоило, каковы бы ни были последствия, приказов я не буду принимать ни от кого».

Мало-помалу он отбросил свое «должен». Он начал говорить: «Есть такая-то проблема. Если ты чувствуешь, что это правильно, то можешь мне помочь; если тебе не хочется помогать, это твое решение».

Я говорил: «Именно такой должна быть настоящая любовь».

Что вы называете свободой? — главным образом, политическую, экономическую, внешнюю свободу, которая не в ваших руках, которая была вам дана. Она может быть отнята. Только то, что выросло внутри, у вас нельзя отнять.