Шотландцы не забывают - Картленд Барбара - Страница 26

• Предыдущая
• 26/30
• Следующая

Если б она была шотландкой из клана Мак-Нэирнов, она стала бы одной из них, и они проявляли бы и участие и позаботились о ней.

Тогда она не испытывала бы чувство одиночества, и огромный мир не был бы для нее чуждым пространством, в котором ей не к кому обратиться.

Она вспомнила, как Рори сказал, повторяя слова отца, что вождь является отцом клана, и именно отцом для своих людей был герцог.

Когда-нибудь Рори займет его место, и он будет принадлежать этим людям, как они будут принадлежать ему.

«Шотландцы так счастливы, очень счастливы», — завидовала им Пепита.

Но, как голос судьбы, в ее памяти снова всплыло, что они «ничего не забывают».

Девушка чувствовала неимоверную усталость, но никак не могла уснуть после ухода миссис Сазэрленд.

Она знала лишь одно: она должна уехать, и все, что дорого ей, все, что она любит, нужно оставить.

Мысль о разлуке с Торквилом разрывала ей сердце.

А сколько еще боли принесет ей разлука с Рори и Жани!

Они были ее единственными оставшимися родственниками, и она настолько ощущала их частью себя, что расставание с ними было подобно утрате рук.

От трепетного пламени в камине возникали странные тени; они словно безумные метались по большой комнате, и ей казалось, будто они полны призраков, явившихся из прошлого, чтобы поведать ей о мужчинах и женщинах, некогда спавших здесь и страдавших, как страдает она.

Но они по крайней мере принадлежали к клану владельцев замка и знали: где бы они ни оказались, хоть на краю земли, там всегда будет кто-нибудь из их рода, чтобы принять их и протянуть руку помощи.

«Есть ли кто на свете более одинокий, чем я?»— с жалостью к себе вопрошала Пепита.

И горькие слезы вновь подступили к глазам, от чего комната вместе с пляшущими тенями поплыла перед ней, вызывая головокружение.

И тут она услышала, как открывается дверь.

Сначала она подумала, что это Жани идет к ней из соседней комнаты.

Но затем поняла — открывается дверь в коридоре, и поразилась, увидев вошедшего.

Торквил закрыл за собой дверь и подошел к ее кровати.

— Почему… ты… здесь… что… случилось? Она говорила тихим голосом, боясь, что произошло нечто страшное.

— Я должен был увидеть тебя, моя любовь, — признался он.

— Я чувствовал, что нужен тебе, и подумал — может быть, зря — что ты несчастна сейчас.

Пепита замерла от изумления.

Конечно, он обладает интуицией, так же как она; интуиция подсказывает ему то, чего не чувствуют другие.

Он стоял, глядя на нее, озаренную светом камина, затем сел на край кровати и взял ее руку.

— Ты так прекрасна! — молвил он нежно. — Я пытался представить, какой длины твои волосы. Теперь я вижу их.

Она покраснела и, опустив глаза, тихо произнесла:

— Тебе… нельзя быть… здесь.

— Мы всегда должны быть вместе, — не слушая ее, продолжал он. — Я не мог заснуть. Когда я почувствовал, что ты зовешь меня, мое сердце откликнулось на твой зов.

Пепита умоляюще смотрела на него, и он заметил следы слез на ее щеках.

Очень осторожно, словно боясь испугать ее, он наклонился к ней, и его губы коснулись ее губ.

Он поцеловал ее нежно, прикоснувшись к ней словно к огромной драгоценности.

Поцелуй этот был не таким, — как прежние; он так растрогал ее, что слезы сами собой наполнили глаза и потекли по щекам.

Торквил целовал ее, пока сердце не начало биться, как в минуты прошлых встреч, и, когда его поцелуи стали более жадными и властными, она почувствовала, как возвращается к жизни ее тело, вознося его к звездам.

Она уже не была слабой и беспомощной. Она сияла от сотворенного Торквилом чуда.

— Я люблю тебя! — промолвил он глубоким голосом. — Это так поразительно, моя любимая! Я никогда не испытывал ничего подобного, но совершенно точно знаю, что мы принадлежим друг другу и никто из нас не сможет существовать без другого.

— Я… я… люблю тебя! — пролепетала Пепита. — Но, ты знаешь, нам это… не суждено.

— Нам суждено, — уверял ее Торквил, — любить друг друга. Наша любовь совершенна, она стала частью нашего существования, поэтому мы не можем жить без нее.

И словно желая предотвратить ненужный спор, он вновь целовал ее, целовал до тех пор, пока она не ощутила огонь, пылавший в ней и рвущийся к пламени, которое она чувствовала на его губах.

Затем он стал осыпать поцелуями ее нежную шею, вызывая в ней странное, неукротимое возбуждение, которого она не знала раньше.

Она протестующе прошептала что-то и попыталась оттолкнуть его от себя.

А между тем ее дыхание стало прерывистым, веки отяжелели, и она жаждала его поцелуев, как не желала ничего в своей жизни.

— Я не хочу испугать тебя, мое сокровище, произнес Торквил чуть хрипловатым голосом. — Я должен столькому научить тебя, что не могу больше ждать, когда мы будем вместе наедине и я смогу осуществить свою мечту.

Пепита хотела ответить, что это никогда не случится, потому что она должна оставить его.

Но в эту минуту она не могла вспугнуть их счастье, лишиться чуда его поцелуев, любви, которую видела в его глазах.

— Ты так прекрасна! — воскликнул Торквил. — Но я люблю тебя не только за это. Я обожаю твой смех, твою маленькую мудрую головку, твою доброту, ибо ты всегда думаешь не о себе, а о других. И знаю, нет на свете женщины, более бескорыстной, более женственной, нежели ты.

Он поцеловал ее вновь и затем приложил ее руку к своим губам.

— Все, чего мне хочется, — это остаться здесь на всю ночь, целовать и любить тебя, но, мое сокровище, ты непременно должна выспаться. Ты прошла через ужасные испытания сегодня, поэтому обещай мне, что завтра будешь отдыхать.

— Отдыхать? — Пепита с трудом верила, что не ослышалась.

— Дом наполнится скорбящими по герцогине, — объяснил Торквил, — шторы будут опущены, везде будет слишком мрачно и неприятно. Я не хочу, чтобы ты участвовала в этом.

Он положил ладонь на ее руку и добавил:

— Оставайся здесь с детьми, а я приду днем, чтобы повести их на прогулку. Конечно, охота и всяческие развлечения будут отменены до похорон.

— Д-да… я понимаю, — тихо молвила Пепита.

— Когда все это закончится, мы с тобой вернемся к нашим планам, — сказал Торквил.

— Теперь же я хочу, чтобы ты запомнила: я люблю тебя и очень скоро смогу доказать тебе, как сильно я тебя люблю!

Словно подстегнутый этой мыслью, он вновь наклонился к ней и поцеловал так, что в обоих зажглось неудержимое пламя, и Пепита желала только одного — быть ближе и ближе к нему.

Но, заставляя себя уйти, он произнес:

— Я обожаю тебя, моя милая, моя чудесная! Думай обо мне, сокровище мое, а я буду мечтать о тебе.

И не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Пепита пожелала доброй ночи Жани — малышка обвила ручками ее шею.

— Я люблю тебя, тетя Пепита! — сказала она. — И мне нравится здесь, в этом большом замке.

— Ты счастлива, милая?

— Очень, очень счастлива! А завтра я буду учиться танцевать рил!

Пепита поцеловала девочку и стояла, глядя, как глазки ее медленно закрываются.

Когда она выйдет из спальни, Жани уже будет крепко спать.

Она прощалась с родным человеком, который так много значит для нее, и для нее была непереносимой мысль, что она никогда больше не увидит Жани или по крайней мере до тех пор, пока она не станет намного старше.

Она пыталась отогнать эту мысль, переходя из спальни Жани в комнату Рори.

Мальчик сидел на постели и читал книгу.

— Это очень интересно, тетя Пепита, — молвил он, когда она вошла. — Здесь говорится о битвах, в которых мы участвовали, и упоминается о моем клане — он сражался очень мужественно.

Пепите хотелось улыбнуться, услышав гордую нотку в его голосе, когда он сказал «мой клан»; конечно, он уже причисляет себя к Мак-Нэирнам.

Герцог недвусмысленно давал понять, что со временем Рори станет вождем.

• Предыдущая
• 26/30
• Следующая