Роза и семь братьев - Олкотт Луиза Мэй - Страница 2

• Предыдущая
• 2/51
• Следующая

— Это американский дрозд. Но где же он?

Пробежав через зал, она выглянула из всех окон по очереди, но никаких певчих птиц не обнаружила: на дворе только один-единственный цыпленок барахтался в грязи под листьями репейника. Она опять прислушалась: птица была явно в доме. Взволнованная, Роза пошла за изменчивыми звуками, и оказалась у дверей комнаты, где хранились сокровища, привезенные из Китая.

— Неужели она там? Как это смешно! — растерялась девочка.

Но и тут птиц не оказалось, если не считать ласточек, украшавших посуду. Вдруг лицо Розы просияло, она тихонько отворила дверь в коридор и открыла окно в кухню. Волшебные звуки смолкли, и вместо птички Роза увидела служанку в синем переднике, которая мыла очаг. Роза молча смотрела на нее несколько минут и затем все-таки спросила:

— Вы слышали пение дрозда?

— Я называю эту птичку Фиби, — ответила девочка, глядя на нее.

И черные глаза ее засияли особенным блеском.

— Куда же она улетела?

— Она до сих пор здесь.

— Где?

— В моем горле. Хотите послушать?

— О, да! Я сейчас приду, — и Роза протиснулась в широкое окно, не желая тратить время на обходной путь через дверь.

Незнакомка вытерла руки, встала на коврик, выбравшись из моря мыльной воды, вздохнула… и тотчас из ее тоненькой шейки полились чарующие звуки: щебетание ласточки, свист красношейки, пение дрозда, воркование лесного голубя и множество других трелей, что раздаются над мягкой травой лугов в ясный июльский вечер.

Роза была так изумлена, что едва усидела на месте, и, когда маленький концерт закончился, она с восторгом захлопала в ладоши:

— Ах, это прелестно! Кто вас этому выучил?

— Птицы, — улыбнулась девочка и опять принялась за работу.

— Как это удивительно! Я умею петь, но у меня не выходит и вполовину так хорошо… Как ваше имя?

— Фиби Мур.

— Я слыхала о птичке Фиби, но не думаю, чтобы настоящая могла бы петь так хорошо, — сказала Роза, смеясь, и прибавила, с любопытством глядя, как скатывается по кирпичу белая мыльная пена: — Могу я остаться тут и посмотреть, как вы работаете? Знаете, одной так скучно…

— Конечно, мисс, если вы так хотите, — ответила Фиби и высоко подобрала платье, чтобы не забрызгать его.

— Должно быть, очень весело вот так вспенивать мыло. Я бы тоже хотела попробовать, но думаю, что тетушкам это не очень понравится, — проговорила Роза, всецело поглощенная созерцанием этого нового для нее занятия.

— Вы бы очень скоро устали. Уж лучше посидите в сторонке и посмотрите.

— Я думаю, вы много помогаете своей маме?

— У меня нет родных.

— Неужели! Где же вы живете?

— Я надеюсь, что буду жить здесь. Дэбби нужна помощница, и я пришла на неделю, на пробу.

— А я надеюсь, что вы и останетесь здесь, мне так скучно одной, — Роза вдруг почувствовала сильную любовь к девочке, которая пела, как птичка, и работала, как взрослая женщина.

— Я тоже на это надеюсь; пора мне самой зарабатывать на хлеб, мне ведь уже пятнадцать лет. А вы приехали сюда погостить? — спросила Фиби, глядя на свою гостью и удивляясь, как может быть скучно девочке, у которой есть красивое шелковое платье, хорошенький передник с оборками, восхитительный медальон и бархатная ленточка в волосах.

— Да, я пробуду здесь, пока не приедет дядя. Он мой опекун, и я не знаю, как он планирует со мной поступить. У вас тоже есть опекун?

— О, Господи помилуй! Нет, меня нашли на ступеньках богадельни совсем маленькой, мисс Роджер сжалилась над сироткой и взяла к себе. У нее я и воспитывалась до сих пор. Теперь она умерла, и я должна сама заботиться о себе.

— Как это интересно! Точно история Арабеллы Монтгомери в повести «Дитя цыган». Вы читали эту прекрасную историю? — спросила Роза, которая очень любила сентиментальные новеллы и читала их в большом количестве.

— У меня нет книг, а когда я свободна, то убегаю в лес, и это доставляет мне куда больше удовольствия, чем книги, — ответила Фиби, которая тем временем уже кончила одно дело и принялась за другое.

Она принесла большую корзинку бобов и начала их перебирать. Роза наблюдала за ней и удивлялась, как это можно целый день работать и совсем не играть. Фиби подумала, что теперь пришла ее очередь задавать вопросы, и поинтересовалась:

— Вас заставляют много учиться?

— О, да, моя милая! Я была в школе почти год и чуть не умерла от уроков. Чем больше я трудилась, тем больше мисс Пауэр меня загружала. Я была так несчастна, что чуть не выплакала себе глаза. Папа никогда не задавал мне таких трудных вещей, с ним было так весело учиться. Ах, как мы были счастливы, как мы любили друг друга! Но теперь он умер, и я осталась одна-одинешенька.

Слезы, которые не показывались, когда Роза ожидала их, теперь сами собой потекли по щекам и красноречивее всяких слов рассказали о ее грусти.

Ненадолго в кухне слышны были только всхлипывание маленькой девочки и шум дождя, барабанившего в окна. Фиби перестала перекладывать бобы из одной корзинки в другую и с искренним сочувствием смотрела на склоненную кудрявую головку Розы. Что толку в красивом шелковом платье, когда сердце рвется от горя, что толку в нарядном передничке, когда он нужен только для того, чтобы вытирать им слезы.

В эту минуту Фиби перестала завидовать Розе. Ведь она была счастлива в простом ситцевом платьице и синем полосатом переднике. Никогда ей не приходилось плакать так горько, как этой девочке. Если бы она посмела, то встала бы и крепко поцеловала Розу. Но, боясь, что это будет неприлично, Фиби просто сказала своим веселым голосом:

— Ну, разве вы одиноки? У вас так много родных, и все они такие умные и богатые. Они так любят вас и так хотят, чтобы вы жили только у них, что даже готовы из-за этого перессориться. Это Дэбби так говорит. Ведь вы — единственная девочка в семье.

Последние слова Фиби заставили Розу улыбнуться сквозь слезы; она выглянула из-за своего передника и изобразила комическое отчаяние:

— Это и мое горе. У меня шесть тетушек, и все они хотят взять меня к себе, а я с ними почти незнакома. Папа называл это место «Муравейником», и теперь я понимаю почему: тетушек здесь так же много, как муравьев в муравейнике.

Фиби засмеялась вместе с ней и одобрительно кивнула:

— Муравейник и есть! Все так говорят. Название очень подходящее: все мисс Кэмпбелл живут поблизости и часто навещают старых леди.

— С тетушками я еще могу поладить, но у меня еще есть целая дюжина двоюродных братьев. Все они — ужасные мальчики, я их просто ненавижу! Некоторые из них приезжали навестить меня в прошлую пятницу, но я легла в постель, и, когда тетушка Изобилие пришла позвать меня, я накрылась одеялом и притворилась спящей. Но мне все равно придется время от времени с ними встречаться. Это просто ужасно.

И Роза вздрогнула от отвращения. Живя одна с больным отцом, она совсем не знала мальчиков и считала их одним из видов диких зверей.

— О, я уверена, что вы их полюбите. Я видела, как они тут бегали, ездили на лошадях и катались в лодке. Если вы любите эти удовольствия, то тоже будете с ними кататься.

— Ну, нет, я боюсь лошадей, а когда катаюсь в лодке, меня укачивает. И я ненавижу мальчиков.

И бедная Роза горестно всплеснула руками. Один из этих ужасов она могла бы еще перенести, но все три вместе — это чересчур много для одной девочки. Она начала подумывать о скором возвращении в противную школу.

Фиби так смеялась над ее горестями, что бобы принялись скакать в корзинке.

— Может быть, дядя поселит вас там, где нет мальчиков. Дэбби говорит, что он по-настоящему добрый человек, и всегда, когда приезжает, привозит всем много подарков, — постаралась она утешить Розу.

— Да, но это для меня новое горе; я совсем не знаю дядю Алека. Он очень редко приезжал к нам, хотя часто присылал замечательные подарки. Теперь он — мой опекун, и я должна подчиняться его воле, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Как же мне любить незнакомого человека? А ведь я должна любить своего дядю. Это меня очень мучит.

• Предыдущая
• 2/51
• Следующая