Проклятие клана - Картленд Барбара - Страница 19

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая

И герцог решительно направился в свою спальню. Камердинер уже дожидался его. Молча принялся он помогать герцогу снимать его великолепный наряд.

Когда камердинер вытаскивал из его левого чулка короткий кинжал (скиэн-ду), составлявший непременную деталь костюма любого шотландца, герцог подумал о покойной жене. Интересно, пустила бы Маргарет в ход оружие, если бы в первую брачную ночь он решил настаивать на своих правах?

Эти маленькие кинжалы были взяты на вооружение шотландцами, после того как англичане запретили носить длинные мечи.

Специальным актом, действовавшим на протяжении тридцати пяти лет, лицам мужского пола запрещалось носить пледы, килты, перевязи, словом, все, что составляло национальный костюм шотландцев.

Даже на безобидную волынку налагался запрет. Герцог Камберлендский заявил, будто у него имеется неопровержимое доказательство того, что она является «орудием войны».

Однако скиэн-ду без труда можно было спрятать в карман или сунуть за отворот вязаного чулка, и когда шотландцам опять было разрешено носить свою национальную одежду, скиэн-ду так и остался ее частью.

«Никто, кроме мистера Фалкирка, Килдоннонов и меня самого, никогда не узнает, что Маргарет лишила себя жизни этим остро отточенным кинжалом», – удовлетворенно подумал герцог.

Но поскольку эта женщина носила его имя, герцог не мог не вспоминать о ней всякий раз, когда на глаза ему попадался этот кинжал.

И всякий раз воспоминание о покойной жене вызывало у герцога ярость. Вот и сейчас глаза его потемнели от гнева, и камердинер, заметив это, со страхом проговорил:

– Спокойной ночи, ваша светлость.

– Спокойной ночи! – рявкнул в ответ герцог. Выскочив за дверь, камердинер с облегчением вытер вспотевший лоб и отправился по коридору к себе.

А герцог так и остался стоять, сжав губы, гневно сверкая глазами, посреди своей комнаты – комнаты, в которой спали и умирали его предки, комнаты, в которой вырабатывались планы сражений с англичанами и Килдоннонами, комнаты, которая была свидетелем не только ненависти, но и счастья.

И вот теперь герцогу казалось, что предки его говорят ему: несмотря на трудности, жизнь продолжается, клан его существует, а он возглавляет его и должен по-прежнему оставаться достойным вождем своего клана.

Гордо подняв голову, герцог распахнул дверь, ведущую из его комнаты в ту, что традиционно занимала жена вождя.

Комната была погружена во мрак. Свечи не горели.

Герцог решил, что его экскурс в прошлое затянулся и уставшая после долгого путешествия Тара, должно быть, заснула, так и не дождавшись его.

Но, подойдя к кровати, он с изумлением обнаружил – тусклый свет, отбрасываемый пламенем камина, позволил ему это сделать, – что в ней никого нет и, похоже, не было: даже покрывало не смято.

Оглянувшись, герцог увидел Тару, заснувшую на коврике перед камином.

Он подошел ближе, чтобы получше рассмотреть жену – длинные ресницы на фоне белоснежной кожи казались иссиня-черными, а волосы, теперь уже не скрытые уродливым чепцом, – темными, с рыжеватым отливом.

Они были очень короткие, не больше двух дюймов длиной, и кудрявые. Отблески пламени играли на них, создавая вокруг головы Тары сияющий золотистый ореол.

Она лежала на боку, повернувшись лицом к кимину, словно наслаждаясь его теплом, вытянув руку ладонью вверх.

Герцог заметил, что ночная рубашка на Таре из коленкора, настолько грубого, что, должно быть, царапает нежную кожу. Она наглухо застегивалась у шеи и на запястьях. Видимо, в приюте полагалось носить именно такие.

Из-под длинной рубашки выглядывала маленькая ножка.

И настолько юной и беззащитной показалась герцогу его жена, что даже сердце защемило.

Губы у Тары были крепко сжаты, и у герцога мелькнула мысль, что, перед тем как заснуть, она чего-то очень испугалась.

Долго стоял над ней герцог, не в силах оторвать глаз, и мало-помалу утихал его гнев, на душу снисходило умиротворение.

Сдернув с кровати бархатное покрывало и свернув его вдвое, он осторожно накрыл им жену.

Она не пошевелилась.

Отблески пламени дрожали на ее завитках, и казалось, что волосы живые.

Усмехнувшись своим мыслям, герцог отправился к себе в комнату и плотно прикрыл дверь.

Когда Тара вошла в главный зал, герцог стоял у окна с каким-то письмом в руке.

Некоторое время она подождала, внимательно глядя на него: ей очень не хотелось ему мешать. Но в то же время Тара понимала – на то, что она собирается сделать, требуется его разрешение.

Днем они пообедали вместе, и, к радости Тары, за столом присутствовал не только мистер Фалкирк, но и какой-то незнакомый мужчина, который советовал герцогу, как переоборудовать замок на более современный лад.

Тару они совершенно игнорировали, всецело поглощенные обсуждением реконструкции здания, кровельных работ и тому подобного.

Перед обедом герцог, войдя в главный зал, холодно поздоровался с женой. Она поняла, что ее присутствие крайне ему неприятно, однако понятия не имела, куда пойти и вообще чем заняться.

В приюте она всегда была окружена оравой ребятишек, с ними не заскучаешь, да и миссис Бэрроуфилд то и дело давала ей какие-то поручения.

А в замке было чересчур тихо и пусто. Он казался Таре непомерно огромным, и у нее появилось такое чувство, что она с каждой минутой становится все меньше и меньше и скоро вообще может исчезнуть.

За завтраком же произошло нечто страшное. Когда в восемь часов Тара спустилась в столовую, там был только мистер Фалкирк.

– Его светлость отправился кататься верхом, – объяснил он. – Он обычно уезжает из замка в восьмом часу утра.

Тара была рада побыть наедине с мистером Фалкирком, хотя они и не могли при слугах позволить себе разговаривать так свободно, как прежде.

Но все равно голос его действовал на Тару успокаивающе, и ей приятно было осознавать, что у нее в замке есть хотя бы один друг.

Когда они закончили завтракать и мистер Фалкирк уже поглядывал на часы – видимо, у него были какие-то дела, – во дворе послышался шум.

Мистер Фалкирк поспешил к окну. Тара последовала за ним.

Внизу они увидели герцога. Он еще не успел спешиться после прогулки. Возле его лошади стояла какая-то грязная старуха в лохмотьях.

Она пронзительно кричала на герцога, размахивая костлявыми руками, а ветер трепал седые пряди ее волос.

– Кто это? – удивленно спросила Тара.

– Старуха Битхег, – ответил мистер Фалкирк. – Еще пятьдесят лет назад ее бы сожгли на костре за колдовство.

– Так она колдунья! – воскликнула Тара.

Старуха говорила на странной смеси шотландского языка с гэльским. При этом несколько раз было произнесено слово «маллахд».

– «Маллахд», по-моему, означает «проклятие». Мне встречалось это в какой-то из ваших книг.

Мистер Фалкирк улыбнулся.

– Думаю, старуха Битхег только что узнала о смерти Маргарет. И теперь напоминает герцогу, что год назад предупреждала, что, если он женится на девушке не из клана Маккрейгов, я на него, и на его жену падет проклятие клана.

– Проклятие… – прошептала Тара.

– Не нужно беспокоиться, – рассмеялся мистер Фалкирк. – Проклятие и призрак – обязательные атрибуты каждого почтенного шотландского рода! Я дам вам почитать книгу на эту тему.

– Но ведь герцогиня… и вправду умерла, и клан, должно быть, проклял ее.

– Чепуха это все! – резко проговорил мистер Фалкирк. – Проклятие есть не что иное, как пожелание зла, и только. А старуха Битхег пытается настроить герцога против Килдоннонов. И сделать это легче легкого!

– Но я… не из клана Маккрейгов…

– Послушайте, Тара, – принялся увещевать ее мистер Фалкирк. – Ведь вы же умная девушка! Не станете же вы верить проклятиям какой-то помешанной старухи!

В его глазах промелькнул озорной блеск.

– Против каждого проклятия старухи Битхег я выставлю особое благословение Фалкирков. И уверяю вас, оно будет гораздо более действенным!

• Предыдущая
• 19/36
• Следующая