Прикосновение любви - Картленд Барбара - Страница 32
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая
— Вы сказали —» мы «?
— Ну да, мы. Все, кто живет в вашем доме.
— А вы в этом уверены?
— Ну конечно! — воскликнула Тамара, слегка смущенная этими настойчивыми вопросами.
— А я ждал, что вы скажете — я сам виноват в том, что со мной произошло.
Тамара посмотрела на герцога с удивлением. Он показал на стул рядом со своим креслом и предложил:
— Может быть, мы сядем? По-моему, нам нужно о многом поговорить.
Тамара молча повиновалась. В ее сердце закралась тревога. Интересно, что он ей скажет?..
— Мое падение было подстроено, — начал герцог. — Мне стало известно, что верхняя планка в воротах не только была жестко прикреплена к стойке, но и поднята на такую высоту, которую вряд ли способна взять обычная, даже хорошо натренированная лошадь.
— Но кто же мог это сделать? — в ужасе спросила Тамара.
Герцог пожал плечами.
— Любой из тех, кто недоволен положением дел в моем поместье.
— И что вы собираетесь предпринять? Задавая этот вопрос, Тамара подумала: а не слишком ли дерзко с ее стороны так разговаривать с герцогом?
— Изменить существующее положение дел, — ответил он. — Вы ведь это хотели мне предложить?
— Я знаю, что в вашем поместье, как и по всей стране, зреет недовольство среди ваших подданных, — сказала Тамара. — Мне кажется, стоит прислушаться к жалобам фермеров. Они, безусловно, нуждаются в понимании и сочувствии…
— Именно так я и намерен поступить, — кивнул головой герцог. — Так что, как видите, мы с вами мыслим одинаково.
Он улыбнулся, и Тамара снова почувствовала, как радостно бьется ее сердце.
— Ну а теперь, — продолжал герцог, — может быть, мы поговорим о наших племянниках?
Удивлению Тамары не было предела. Она молча воззрилась на герцога, чувствуя, как румянец заливает ее щеки.
— Нет смысла и дальше притворяться, — спокойно произнес герцог.
— Вы, наверное, услышали, как Вава… назвала меня» тетя Тамара «…
— Собственно говоря, я начал догадываться об истине гораздо раньше, чем получил это доказательство, — возразил герцог. — Мне сразу показалось сомнительным, что гувернантка так ревностно заботится о детях, вверенных ее попечению.
Тамара потупила взгляд, и тень от ее темных густых ресниц упала на бледные щеки.
— Я… я боялась, что вы… прогоните меня, если узнаете… что я — сестра Майки… — пролепетала девушка еле слышно.
— Как раз в связи с этим мне есть что сказать, — произнес герцог серьезным тоном. — Я хотел бы, Тамара, объяснить вам свое поведение по отношению к брату.
Услышав, что он обращается к ней по имени, девушка подняла глаза на герцога и увидела, что он тоже не спускает с нее взгляда. Его рассказ начался так:
— Когда мой брат Рональд женился, меня не было в Англии. Об отношении к этому браку моего отца я узнал лишь несколько лет спустя.
Видя Тамарино удивление, герцог пояснил:
— В августе 1808 года я находился в Португалии, в войсках под командованием сэра Артура Уэлсли.
— Вы служили под командованием Веллингтона?
— Да. Наш полк сражался с французами на Пиренейском полуострове. Как вам, должно быть, известно, это была весьма длительная кампания.
— Значит, вы не знали, что ваш брат женился?
— Не имел ни малейшего представления! Как вы понимаете, письма, присланные из дома, редко попадают на поле боя.
— Понятно, — пробормотала Тамара.
Она начинала понимать не только это, но и кое-что еще.
— Лишь вернувшись домой после окончания войны, я узнал от отца о том, что произошло.
— Но почему вы не попытались увидеться с самим лордом Рональдом?
— Я так и собирался поступить, но мой отец, который был все еще вне себя от ярости по поводу этой неразумной, с его точки зрения, женитьбы, уверил меня, что ему ничего не известно о местонахождении Рональда. Я повсюду спрашивал о брате, но, похоже, никто не мог сказать мне ничего определенного…
— А как же денежное содержание, которое регулярно высылалось ему?..
— Я как раз подхожу к этому, — сказал герцог. — Когда умер наш отец и я вступил в права наследства, выяснилось, что, несмотря на их натянутые отношения, Рональд все эти годы получал определенную сумму денег. Я продолжал ее выплачивать, однако оставил всякие попытки к примирению.
— Но почему? — удивилась Тамара. Герцог устремил взгляд в окно, очевидно, пытаясь собраться с мыслями.
— Это трудно объяснить, — наконец произнес он. — Не знаю, говорил ли вам Рональд когда-нибудь о нашем детстве?
— Насколько я могу судить, ваши родители не уделяли вам должного внимания.
По-моему, они не очень любили вас…
— Это еще мягко сказано. Мне кажется, что они вовсе нас не любили, — поправил Тамару герцог. — Мы были полностью предоставлены попечению слуг. Как я припоминаю, отец разговаривал со мною только в тех редких случаях, когда за что-нибудь наказывал.
Он замолчал, как будто эти не слишком радостные воспоминания больно ранили его, и после паузы продолжал:
— И Рональд, и я были гораздо счастливее в школе, чем дома. А в армии я наконец обрел настоящих друзей и ту цель в жизни, которой мне так недоставало прежде…
Голос герцога теперь звучал отрывисто:
— Однако армейскую жизнь легкой не назовешь. Мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь мой сын испытал то, что довелось испытать мне: ужасы и кровь сражений, крики и стоны раненых и умирающих…
Тамара глубоко вздохнула.
Она не ожидала, что герцог способен разговаривать таким проникновенным тоном или с таким сочувствием вспоминать о страданиях других людей.
— Вернувшись в Англию, я был преисполнен решимости наверстать упущенное, — продолжил свой рассказ герцог. — Еще бы — ведь я столько лет пробыл на войне? Я отправился в Лондон…
На его губах заиграла насмешливая улыбка, когда он произнес следующие слова:
— Вы слишком молоды и неискушенны, чтобы понять, каким показался мне Лондон после Европы.
— Он… шокировал вас? — спросила Тамара. В эту минуту ей припомнилось все, что она слышала о разврате, распутстве и непристойном поведении светских щеголей и денди.
— Больше всего меня поразило бессердечие и равнодушие к судьбе тех, кто сражался и умирал за свободу родины, — с горьким смешком ответил герцог. — Именно с того времени я разочаровался в жизни и стал законченным циником.
Он сделал паузу и добавил:
— Тогда же я разочаровался и в женщинах… Впрочем, к нашему разговору это не относится.
При этих словах Тамара почувствовала ревность.
Она была совершенно уверена, что женщины находили герцога просто неотразимым. Да и он сам, проведя столько лет на войне, в сугубо мужской компании, наверняка жадно искал женского общества и пользовался успехом у светских дам.
— Когда я унаследовал титул и вернулся в свое поместье, — вернулся герцог к основной теме разговора, — я решил, что, очевидно, мой отец был прав. Лучше равнодушно относиться к судьбам и чувствам других людей, чем пытаться изменить то, что тебе не под силу.
Он замолчал, обдумывая свои дальнейшие слова, и после паузы продолжал:
— Я прекрасно помнил, как в детстве меня глубоко ранили холодность и равнодушие моих родителей, и не хотел повторения этих душевных мук. И тогда я сказал себе — я не нуждаюсь в любви! Как-нибудь проживу жизнь и без нее…
Взглянув на Тамару, герцог неожиданно закончил:
— Но оказалось, что я ошибся! Я больше не могу жить без любви…
Их глаза встретились. На мгновение Тамара замерла на месте, а потом, повинуясь какому-то безотчетному чувству, поднялась со стула и направилась к окну.
Она услышала, что герцог тоже встал. Он стоял позади нее так близко, что Тамару бросило в дрожь.
— Вы, наверное, догадываетесь, Тамара, что я хочу вам сказать, — произнес герцог. — Мне кажется, я полюбил вас с первой минуты. Тогда ваши глаза метали молнии, вы люто ненавидели меня, а я говорил себе, что искал такую женщину всю свою жизнь!
Тамара попыталась было слабо протестовать, но герцог обвил руками ее талию, привлек к себе и, прежде чем она сумела сообразить, что происходит, накрыл ее губы своими.
- Предыдущая
- 32/36
- Следующая