Прекрасная монашка - Картленд Барбара - Страница 19
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая
Раньше Аме довольно часто видела их, когда цыгане приезжали к монастырю просить милостыню или продавали корзины и щетки, делать которые они были большие мастера. Мать-настоятельница всегда относилась к цыганам с добротой, и иногда для того, чтобы отблагодарить ее, а скорее всего, потому, что они всегда прислушивались к ее словам, цыгане входили в церковь при монастыре и преклоняли колена, пока сестры-монахини молились. Но они никогда не соглашались окрестить своих детей, хотя мать-настоятельница не раз уговаривала их сделать это.
Цыгане, насколько знала Аме, были хорошими, порядочными людьми. Они кочевали из провинции в провинцию, из страны в страну; и хотя нашлось бы немало людей, склонных обвинить этот народ в воровстве и грабежах, в подавляющем большинстве цыгане были законопослушными гражданами, а все их грабежи ограничивались похищением нескольких цыплят или обыгрыванием в карты и кости благородных господ.
— Цыгане! — тихо проговорил герцог.
— Они не причинят нам никакого вреда, — сказала ему шепотом девушка. — Я немного могу говорить на их языке. Может быть, нам стоит попросить их о помощи?
Герцог взглянул на раскрашенные кибитки и туда, где паслись лошади цыган, пощипывая траву под деревьями.
— Было бы прекрасно, если бы нам удалось купить у них пару лошадей, — проговорил он.
— Я спрошу у них, — обещала Аме.
— Может быть, это сделать лучше мне? — спросил герцог.
— Видите ли, ваша светлость, — ответила ему девушка, — цыгане говорят на смеси немецкого, латинского и венгерского языков. Я в свое время пыталась выучить их язык и даже записала множество слов, но это такая странная смесь. Мать-настоятельница говорила, что цыганский язык — один из самых старых в мире и в нем множество слов заимствовано даже из египетского языка. Тем не менее я все-таки надеюсь, что смогу говорить с ними так, чтобы они поняли меня, а что это удастся вам, монсеньор, я сомневаюсь.
— Ну хорошо, попробуйте, — согласился герцог. — Я сначала поздороваюсь с ними, а вы затем попытаетесь перевести им то, что я скажу.
Девушка улыбнулась ему, и они двинулись вперед, к костру. Должно быть, они выглядели очень странно в бледном сумраке раннего утра, когда появились неожиданно на этой поляне из-за кустарников.
Герцог Мелинкортский был одет в тот же темно-синий бархатный камзол, расшитый серебряной нитью, в который он переоделся накануне, готовясь к обеду в замке Филиппа де Шартре; его дорожный плащ был на красной подкладке и застегивался на плече пряжкой с огромными сапфирами и бриллиантом, которые ярко сверкали в отблесках костра.
Аме в своем изысканном камзоле из черного бархата с серебряными пуговицами, казалось, сошла с обложки книги волшебных сказок. И не могло возникнуть ни малейшего сомнения в том, что их появление здесь, в лесу, было настолько же необычным, сколь и удивительным для компании, собравшейся вокруг костра.
Десятки темных цыганских глаз с полным вниманием уставились на странных пришельцев, хотя никто из этих людей не проронил ни слова, а спустя несколько мгновений даже вопли детей, которые обычным для всех малышей способом оповещали всех вокруг себя о том, что они хотят есть, вдруг стихли сами собой. Герцог Мелинкортский подошел ближе к костру. Он постоял немного под испытующими взглядами цыган, а затем снял шляпу и учтиво поклонился им.
— Приветствую вас, друзья, — проговорил он по-французски, после чего обернулся к Аме.
— Мой господин желает, чтобы я говорила с вами от его имени, — сказала девушка тихим чистым голосом. — Надеюсь, что смогу объясниться с вами на вашем родном языке.
Послышался ропот, потом одобрительные возгласы, а затем, когда цыгане выслушали девушку, на их смуглых лицах появились улыбки.
Герцог и девушка заметили одного человека, который определенно не был цыганом. Он сидел на почетном месте рядом с тем цыганом, который, по всей видимости, являлся предводителем этого табора. Светлокожий и светловолосый, он был мощного телосложения и по виду казался довольно странной личностью; одет был в дорогой, но вульгарного вида плащ, отороченный медвежьим мехом, под которым у него был камзол из блестящего красного атласа с пуговицами из желтой меди;
Герцог с удивлением подумал, кем бы он мог быть, а потом заметил, что тот внимательно слушает все, что говорит девушка. Потом его светлость услышал, что заговорил предводитель, причем на языке, который герцогу был совершенно неизвестен.
Его светлости показалось, что Аме также испытывает небольшие затруднения, не совсем понимая то, о чем говорилось в эту минуту: по крайней мере, цыган несколько раз повторял одни и те же слова. Было совершенно очевидно, что девушка не поняла какое-то предложение, и поэтому несколько раз повторила его, после чего создалось впечатление, что цыган и Аме наконец поняли друг друга.
— Ваша светлость, этот цыган просит шесть тысяч франков за двух лошадей, — проговорила наконец девушка, обратившись к герцогу по-английски. — Мне показалось, что это слишком дорого, и я сказала ему об этом. Но он заявляет, что вообще не имеет ни малейшего намерения расставаться со своими лошадьми. Боюсь, что он ни за что не снизит свою цену. Я пыталась рассказать ему о том, что наша карета сломалась, а нам очень нужно как можно быстрее добраться до Парижа, но цыган, похоже, заподозрил что-то неладное в моих объяснениях.
— Мы заплатим ту цену, которую он запрашивает, — отрывисто проговорил его светлость, — но попросите его, чтобы он сначала показал нам своих лошадей.
Девушка перевела это требование герцога предводителю, который явно обрадовался такому соглашению и тут же повел их на поляну, где паслись лошади. Первую пару лошадей, которую предложил им предводитель, его светлость безоговорочно и решительно отверг. Предводитель понял несколько французских слов, герцог, в свою очередь, понял несколько немецких, но, вообще говоря, язык, на котором можно говорить о животных, универсален. Двое мужчин вскоре пришли к соглашению. Они поочередно щупали копыта у лошадей, заглядывали животным в пасти, и хотя казалось, что герцог разбирается в этом лучше, чем заправский барышник, вожак все равно хохотал.
— Этот благородный господин знает толк в лошадях, — сообщил цыган девушке. — Он умен, было бы нелегко обвести его вокруг пальца.
— Я возьму эту лошадь и ту, — решил наконец герцог, указывая на пегую кобылу и молодого горячего жеребца, который бил копытом землю, всем своим поведением показывая, что застоялся.
— Ну уж, нет! Монсеньор должен понять меня: это — мои лучшие лошади. Я не могу продать их за такую низкую цену.
Для девушки не было никакой необходимости переводить это заявление вожака. Герцог почти все понял и сам, как только цыган произнес эту фразу.
Начался торг.
— Девять тысяч.
— Шесть тысяч пятьсот.
— Восемь тысяч.
— Семь тысяч.
Цыган сдался.
Герцог извлек деньги из кошелька и отсчитал требуемую сумму золотом в подставленную ладонь вожака. А потом, как только они окончательно завершили свои расчеты, до слуха его светлости донесся чей-то голос из-за спины:
— Мне хотелось бы поговорить с вами, господин.
Голос был гортанным, и можно было безошибочно сказать, что принадлежал он немцу. Тот странный человек, которого герцог чуть ранее заметил сидящим рядом с вожаком цыган у костра, сейчас стоял рядом с ними.
— А в чем дело? — с озабоченным видом спросил герцог, кладя кошелек в карман.
— Вы ведь актер, не так ли?
— Нет, не актер, — ответил его светлость.
— А тот мальчишка, который называет вас господином, он кто?
Герцог взглянул на немца с таким видом, будто тот чем-то оскорбил его, но потом, по-видимому, решил, что в их положении лучше всего оставаться вежливыми.
— Он — мой паж.
Произнеся эти слова, его светлость отвернулся и все свое внимание перенес на цыган, которые как раз в тот момент вязали уздечки для лошадей из кусков веревки.
— Ваш паж! — повторил немец. — Это хорошо; так, значит, он не ваш сын?
- Предыдущая
- 19/76
- Следующая