Побежденный дьявол - Картленд Барбара - Страница 2

• Предыдущая
• 2/25
• Следующая

— Но конюхам даже нравится, когда я туда прихожу, — запротестовал Питер. — Старый Хокинс говорит, что я прекрасно справляюсь и умею чистить лошадей не хуже любого его грума, и знаешь, Дорина, он тысячу раз позволял мне объезжать загон.

— Но это совсем другое дело. Мы прекрасно знали прежнего графа, и он к нам очень хорошо относился, — покачала головой Дорина. — Сколько раз повторять — нельзя никому навязываться, и неприлично заявляться в дом совершенно незнакомого человека только на том основании, что тебе позволял это его дядя.

— А что, если он окажется не таким добрым, как старый граф? — осведомилась Розабелл. — Что мы будем делать?

— Обходиться без его милостей, — резко бросила Дорина и, взглянув на отца, чьи мысли, по-видимому, были где-то далеко, спросила:

— Папа… я все думаю… не стоит ли… нанести визит графу, поскольку он не был в церкви в воскресенье.

Несколько мгновений у викария был такой вид, словно он не совсем понимал, о чем идет речь. Наконец, что-то сообразив, он ответил:

— Если я понадоблюсь его милости, он пришлет за мной. Я слишком занят, дорогая, чтобы тратить время на пустые поездки.

Дорина не стала напоминать, что вся поездка займет не больше десяти минут. Граф может отказаться принять отца, и тогда получится, что он и в самом деле проездит впустую.

Поэтому девушка лишь спокойно кивнула:

— Ты, конечно, прав, папа. Возможно, мы увидим его в церкви в следующее воскресенье.

Правда, про себя она посчитала это весьма маловероятным. Кроме того, вся деревня была крайне разочарована тем, что после прибытия графа в дом предков фамильная скамья Ярдов во время воскресных церковных служб по-прежнему пустовала. И как раз в этот день прихожане воспылали внезапным благочестием, которое в действительности объяснялось тем, что они сгорали от любопытства. Народу было куда больше обычного, и даже Дорина поймала себя на том, что до самого начала службы постоянно поглядывала в сторону западного придела.

Теперь же, наслушавшись сплетен, распространявшихся по деревне с молниеносной скоростью, она вполне уверилась, что новый граф далеко не набожен и семья викария скорее встретится с ним случайно, чем в доме Божьем.

Дорина собрала посуду и отнесла на кухню, где нянюшка уже вынула большой пудинг и покрывала его клубничным джемом.

— Не забудь положить отцу порцию побольше, — наставляла она питомицу. — Последнее время он совсем не ест.

— Он съел все тушеное мясо, которое было у него на тарелке, — возразила Дорина, — и, по-моему, ему понравилось. Очень вкусно, нянюшка.

— Делаю что могу, — сухо бросила няня, — но нельзя слепить горшок, не имея глины, так что если не желаешь голодать на следующей неделе, попроси у отца денег.

— Не имеет смысла, няня. Ничего у него нет, — покачала головой Дорина. — Вчера вечером мы вместе подсчитывали расходы, и отец расстроился, что не может пока купить новый кактус, из тех, что так хорошо растут в Кью-Гарденз.

— Ну что мне на это сказать? — язвительно осведомилась нянюшка. — Попробуйте убедить его, мисс Дорина, выращивать еду самому, особенно овощи!

Дорина звонко рассмеялась:

— Мама уже пыталась как-то сделать это, но ничего не вышло. Папа любит только кактусы; наверное, поэтому он всю жизнь мечтал побывать в Африке и Южной Америке. Мне кажется, что, занимаясь со своими кактусами, он каждый раз погружается в мечты об этих странах.

— Боюсь, что мечты — это все, что мы можем себе позволить, — проворчала нянюшка, вручая Дорине тарелки и блюдо с пудингом. Она открыла дверь, и девушка направилась в столовую. Поглядев ей вслед, няня вздохнула и уселась на стул у кухонного стола. Ей было уже за шестьдесят, и ноги от долгого стояния у плиты начинали побаливать. Кроме того, зимой ее часто мучил ревматизм. Но старушка думала не о себе, не о своих недугах и болезнях. Она тревожилась о детях, которых знала с самого их рождения и любила всей душой. Ей казалось ужасно несправедливым то, что они едва ли не голодают, в то время как в господском доме деньги, по слухам, текут рекой.

Все, что происходило в Литл Содбери, немедленно доводилось до ушей няни, словно она имела на это полное право. Ей первой рассказали о прибытии нового графа и подробно описали каждого гостя, приехавшего из Лондона на следующий же день. И неудивительно, что обитатели деревушки, в которой все дома принадлежали графу Ярдкомбу, так живо интересовались новым хозяином. В поместье Ярд, одном из древнейших в Англии, все — от ребенка до убеленного сединами старика — были уверены, что наследником графа станет его старший сын Уильям. Все знали Уильяма с первых дней появления на свет, и пожилые обитатели поместья любили его почти как собственного сына. Они тревожились, когда у мальчика была корь и коклюш, радовались, когда он подрос и стал охотиться вместе с отцом, и пережили восторг при известии о первом подстреленном кролике и первой пойманной в озере рыбе. Уильям был общим любимцем, и деревенские жители взирали на него с любовью и восхищением, а по мере того как мальчик становился старше, — и с гордостью собственников. И не было ни одного человека, который не страдал бы, когда несчастный молодой человек был убит на войне с французами на Пиренейском полуострове.

Обитатели поместья перенесли всю любовь на Чарльза, младшего сына графа, но и он погиб в Бельгии во время переброски войск герцога Веллингтона, за месяц до битвы, при Ватерлоо. Его смерть была для всех тяжелым ударом.

Дорина, которая воспитывалась вместе с молодыми людьми, до сих пор испытывала боль утраты. Совсем детьми они свободно бегали как по жилищу священника, так и по господскому дому. Для нее они были словно братья, и с их смертью девушка лишилась дружеской теплоты и радости, которые так скрашивали ее жизнь.

Казалось невозможным, что Уильям, на два года старше ее самой, и Чарльз, на год моложе, уже не вернутся домой, а титул и поместье перейдут к кузену, которого никто из них никогда не знал и не видел.

Двоюродный брат старого графа почти всю жизнь провел за границей, и туда же, уезжал на каникулы его сын Оскар, хотя и учился в Англии. Дорина знала также, что он прямо после школы вступил в армию и, очевидно, сделал успешную карьеру, поднявшись в чине от капитана до майора и закончив войну уже полковником.

Но это все, что о нем было известно. Оскар никогда не приезжал в Ярд, и старый граф, старавшийся по-отечески относиться ко всем родственникам, никогда о нем не упоминал, и, говоря по правде, было сомнительно, что они вообще встречались.

— Как Господь мог быть так жесток, папа, что допустил гибель Уильяма и Чарльза? — спрашивала девушка отца. — Кто теперь позаботится о нас, о людях, которые рассчитывали на графа Ярдкомба как на своего наставника и защитника после того, как последний граф умер?

Отец положил руку на плечо дочери, желая показать, что разделяет ее чувства:

— Множество странных вещей происходит в жизни, дорогая. И хотя многие восстают против них, часто бывает, что дело оборачивается так, как никто не мог ожидать, и все становится на свое место.

— Не могу понять, что хорошего в гибели Уильяма и Чарльза, — рассерженно возразила Дорина.

— Мне недостает их так же, как тебе, — согласился викарий, — так же, как недостает твоей матери.

В голосе его слышалась боль, которая заставила Дорину виновато отвести глаза. Как эгоистично с ее стороны заговаривать о собственных несчастьях, зная, что каждый момент жизни отца — пытка, ведь он остался один, и любимая жена никогда не вернется.

Они были так счастливы вместе, что не имело значения постоянное отсутствие денег и то, что викарий раздавал даже те крохи, которые у него были, не в силах равнодушно слушать жалобы бедняков. Дом священника был в ужасном состоянии и нуждался в покраске, но оттого, что в семье Дорины царили счастье и веселье, комнаты, казалось, наполнял солнечный свет, а люди, навещавшие викария, не замечали, что занавеси выцвели, ковры протерты, а мебель давно следует отремонтировать или заменить.

• Предыдущая
• 2/25
• Следующая