Пират в любви - Картленд Барбара - Страница 26

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая

– Я уже в третий раз встречаю пароход, – сказала она. – Это вполне в духе твоей матери – не сообщить точную дату твоего приезда.

– Думаю, мама не знала, что пароход уходит из Сингапура раз в две недели, – объяснила Бертилла. – Кроме того, я задержалась потому, что пароход, на котором я плыла из Англии, загорелся и потерпел кораблекрушение в Малаккском проливе.

Если она хотела удивить тетку, то потерпела неудачу.

– Загорелся? – все тем же резким тоном спросила Агата Элвинстон. – У тебя пропала вся одежда? Если это так, то имей в виду, что я не в состоянии снабдить тебя новой.

– Нет никакой необходимости чем-то снабжать меня, тетя Агата, – спокойно ответила Бертилла. – Миссис Хендерсон, у которой я остановилась после того, как мы добрались до берега, заказала мне все новое. Это очень щедро и любезно с ее стороны.

– Значит, у нее больше денег, чем здравого смысла! – Отнюдь не любезно заметила тетя Агата.

Тем временем они удалились от пристани и теперь двигались по улице, застроенной по обеим сторонам деревянными домами.

Видимо, все население собралось на набережной у пристани, потому что людей на улице почти не было.

По пути им встретилось что-то вроде базара; Бертилла заметила разносчиков, которые выкрикивали свои товары, услышала она удары в гонг, доносившиеся из мечети, и заунывные звуки какого-то однострунного музыкального инструмента.

– Кстати, – заговорила тетка. – У тебя есть деньги?

– Боюсь, что не слишком много, – ответила Бертилла, – но больше, чем я предполагала, так как мне не пришлось платить за гостиницу в Сингапуре.

– Сколько? – поинтересовалась тетка.

– Точно не знаю, – ответила девушка. – Сосчитаю, когда мы придем.

С этими словами она посмотрела на сумочку, которую несла с собой.

– Дай ее мне!

Агата Элвинстон протянула руку, и Бертилла, удивленная, но послушная, отдала тетке сумочку.

Не замедляя шаг, тетка открыла сумочку и не глядя вытащила оттуда кошелек и несколько банкнотов.

Эту добычу Агата опустила в карман своего хлопчатобумажного платья, потом почти пренебрежительным жестом вернула сумочку Бертилле.

– Я бы хотела оставить немного денег для себя, тетя Агата, – сказала Бертилла.

Она была крайне удивлена поступком тетки и полагала, что остаться без единого пенни не слишком-то хорошо – мало ли что может случиться!

– Деньги тебе вовсе ни к чему, – отрезала Агата Элвинстон. – К тому же я подозреваю, что твоя мать не собирается платить за твое содержание, стало быть, тебе придется работать, и работать как следует!

Бертилла со страхом взглянула на тетку.

– Я очень нуждаюсь в рабочих руках, – продолжала та, – а здешним людям нельзя доверять ни на грош. Они хватают все, что ты им даешь, убегают в лес, и – поминай как звали!

Бертилла подумала, что они поступают вполне разумно, пускаясь наутек от ее тетки, но не посмела высказать свое суждение вслух; некоторое время они шли молча.

Город остался позади, вокруг были джунгли. Бертилла любовалась лесом, в особенности орхидеями, с которыми не могли соперничать по красоте цветы из сада Хендерсонов. Сиянием только что распустившихся орхидей был как бы освещен весь лес.

Некоторые деревья были почти сплошь скрыты под поселившимися на них прекрасными цветами, окутавшими их целой радугой красок – от бледно-желтой до густо-фиолетовой.

С ветвей свешивались гирлянды орхидей длиной не меньше ярда, а земля была покрыта ковром крошечных и хрупких растений, тоже похожих на орхидеи.

Бертилла надеялась увидеть малайского медведя – единственное опасное животное в Сараваке, или же крошечного оленя канчиля, о котором сложено множество сказок и легенд.

Но вынуждена была довольствоваться только созерцанием королевского фазана.

Особенно старательно искала она глазами птицу-носорога – одну из самых необычайных в мире птиц, с огромным желтым клювом и странным наростом ярко-красного цвета у его основания.

Некоторые из них, как читала Бертилла, достигали размеров индюка, но те, которых она заметила здесь на деревьях, были поменьше.

Птицы были восхитительны, но бабочки – еще восхитительнее и прекраснее.

У Бертиллы перехватывало дыхание от восторга, когда она видела, как они, сверкая всеми цветами радуги, порхают по лесу.

Глядя по сторонам, девушка на время позабыла о своей несносной и противной тетке.

– Ах, как красиво! – воскликнула она. – Просто невероятно!

Сварливый голос тетки вернул Бертиллу к реальности:

– Двигайся поживее! Сейчас не время для прогулок, ты и так отняла у меня чуть не целый день!

Они прошагали еще с полмили; Бертилле стало очень жарко, но тут дорога кончилась, и девушка увидела дом миссии.

Дом был деревянный, низкий и длинный. Он мог бы выглядеть так же привлекательно, как и туземные домики, которые Бертилла видела по берегам реки, но на самом деле казался уродливым и неприветливым.

Все пространство перед домом было вытоптано – ни травинки, ни единого цветочка, которых было так много повсюду, только твердая глинистая площадка.

Три молодые женщины в бесформенных ситцевых платьях, надетых прямо на голое тело, судя по всему, должны были присматривать за множеством малых ребятишек.

Но до появления Агаты Элвинстон женщины сидели в удобных и свободных позах и улыбались каким-то своим тайным мыслям.

А ребятишки тем временем вертелись, катались, носились по площадке, причем многие из них были совершенно голые.

Едва показались Бертилла и ее тетка, картина переменилась точно по волшебству.

Женщины вскочили на ноги и принялись кричать на детей и гоняться за ними.

Смеха как не бывало, дети перестали играть – стояли и смотрели испуганными глазенками.

Как только мисс Элвинстон подошла на расстояние окрика, она начала бранить женщин на непонятном Бертилле языке, однако ошибиться в общем смысле ее слов было невозможно.

Она не просто бранила их, как решила девушка, но и угрожала им.

Женщины ни слова не отвечали тетке, а лишь смотрели на нее бархатными карими глазами, похожими на анютины глазки, до тех пор пока она не замолчала и не повернула к дому.

Грубо сколоченное здание миссии – Бертилла разглядела его – почти не отличалось от большой хижины по своей конструкции.

Внутри дом был разделен на одну большую комнату – очевидно, класс для занятий, и две поменьше, в одной из которых жила тетка, а другая, вероятно, предназначалась Бертилле.

Все было просто, даже аскетично, без малейшего намека на домашний уют.

Едва Бертилла вступила в это жилище, она поняла, что в доме не знали любви, что весь он пропитан недоброжелательством.

Но тут же сказала себе, что нельзя, попросту глупо судить по первоначальному впечатлению; она должна быть благодарна тетке, которая предоставила ей кров, когда все от нее отказались.

– Я решила, что ты будешь спать в этой комнате, – брюзгливо объявила Агата.

Она ввела племянницу в крохотную комнатенку, где только и помещалась туземная деревянная кровать, на которой лежал тощий, почти не заметный матрас.

– Я использовала эту комнату для больных, – продолжала Агата, – но больше мне нечего тебе предложить.

– Жаль, что я причиняю вам столько неудобств, тетя Агата.

– Иначе и быть не могло. Я так понимаю, что теперь, когда твоя тетя Маргарет умерла, мать от тебя отказалась. Она вечно увиливала от своих прямых обязанностей.

Тетка говорила о матери так пренебрежительно, что Бертилле захотелось ее защитить, но в глубине души она сама думала так же. Однако спорить с теткой было бессмысленно, и девушка промолчала.

Малайцы, тащившие чемоданы Бертиллы всю дорогу с самой пристани, внесли их в спальню.

– Может быть, вы им заплатите, тетя Агата? – спросила Бертилла. – Ведь у вас все мои деньги.

Тетка немедленно вступила, как догадалась племянница, в долгий и бурный спор по поводу оплаты носильщикам.

Бертилла хотела бы вознаградить их достойно – ведь дорога была долгая и утомительная, а чемоданы они тащили на спине.

• Предыдущая
• 26/33
• Следующая