Опасная прогулка - Картленд Барбара - Страница 18

• Предыдущая
• 18/41
• Следующая

— И поэтому он стал служителем церкви?

— Настоящая причина крылась не в призвании, а в материальных обстоятельствах. Он хотел избавить свою и так многодетную и бедствующую семью от забот о судьбе одного из младших сыновей. Его родители и братья жили очень скудно в Нортамберленде, хотя вокруг них было много свободного пространства. И эта свобода и дикие пустоши как-то повлияли на характер моего отца. Вы знаете, он был отличным спортсменом! Его даже прозвали у нас в окрестностях Преподобный Охотник.

— И, значит, вас тоже приобщили к спорту? Вы тоже любите физические упражнения?

— Я всегда ездила на охоту с папой, пока мы имели возможность содержать лошадей. Кстати, папа основал крикетную команду в нашей деревне. Мы стали чемпионами в соревновании между несколькими графствами.

— Превосходно! Чем больше я узнаю про вас, тем больше преисполняюсь восхищения. Но, возвращаясь к началу нашего разговора, я хотел бы узнать, что еще ваш замечательный отец рассказывал о любви?

— Он обычно говорил, что если мужчина хороший спортсмен, к какому бы классу общества он ни принадлежал, то из него обязательно получится отличный муж.

— А если он никудышный спортсмен? — поинтересовался герцог, которого забавлял этот разговор.

— Тогда он сделает свою супругу несчастной, будет скучным занудой или, не дай бог, пьяницей и свое достояние пустит по ветру, потому что он прирожденный неудачник.

Герцога развеселило замечание Юделы.

— Как бы я хотел побеседовать с вашим покойным отцом, Юдела.

— Он был очень остроумным человеком и умел радоваться жизни… до тех пор, пока не скончалась моя матушка. С тех пор… многое изменилось.

Сдавленное рыдание послышалось в голосе Юделы. Герцог потянулся к ней, чтобы как-то нежно утешить ее, но тут дворецкий громогласно объявил, что обед подан, и интимность их беседы была нарушена.

За трапезой, боясь, что ее молчание будет тяготить герцога, Юдела неустанно восхваляла картины, украшавшие стены обеденного зала, лошадей, которых она украдкой разглядела через окна особняка, пока на нее примеряли наряды, а также книги, увиденные ею в библиотеке. Богатство этого собрания редких изданий привело ее в восторг.

— Вы много читаете, ваша светлость? — спросила она. — Для меня не было большего удовольствия в жизни, чем чтение книг.

— И чем же вы больше всего увлекались?

— Историей и поэзией. Папа вслух читал мне поэмы Пиндара на языке оригинала.

Брови герцога поползли вверх.

— На древнегреческом?

— Конечно, ведь Пиндар — греческий поэт.

— Да вы, как я вижу, весьма образованны.

— Я тоже так думала раньше, но чем больше читаешь, тем больше понимаешь, насколько знания неисчерпаемы. Есть область знания, в которой я абсолютно невежественна.

— Какая же?

— Ваш мир. Общество, в котором вы вращаетесь. Я, конечно, слышала кое-что о нравах в высшем свете и читала о нем в газетах и журналах. Этот мир кажется мне таким же нереальным, как простым людям Древнего Рима, наверное, казался мир сенаторов, полководцев и императоров.

— И вы сравниваете фривольность эпохи Регентства в нашем королевстве с оргиями и безнравственностью времени Тиберия Нерона?

Подобный вопрос он мог задать приятелям в Уайт-клабе после изысканного ужина и, несомненно, получил бы уклончивый или шутливый ответ.

Юдела, в противоположность его друзьям, была вполне серьезна:

— Я так думаю, что в каждый период истории человечества есть люди, которые имеют возможность наслаждаться жизнью и часто делают это даже во вред себе, и те, которые обречены на нищету и голод. Зависть порождает справедливую злобу, и наступает пора, когда верхи и низы меняются местами, но ведь от этого не происходит ничего хорошего, только проливается много крови. Так было, если мы вглядимся в прошлые века, и так, к сожалению, будет, если мы осмелимся заглянуть в будущее.

Герцог некоторое время молча обдумывал то, что услышал от Юделы, и пришел к заключению, что она права.

— Интересно, какой же приговор вынесет история нашему поколению?

— Я так считаю, что он будет справедлив. Время, когда одни богатые и влиятельные, а другие даже не знают, что такое радости жизни, должно кончиться очень скоро. Вспомните о тех, кто сейчас страдает от бедности, кто сражался на полях сражений, а теперь вернулся обратно домой без всякого вознаграждения и вынужден браться за любое дело, чтобы только избежать нищеты.

Герцогу, выслушавшему ее рассуждения, от удивления уже кусок не лез в горло.

— Таких взглядов придерживался ваш отец или это ваше личное мнение? — поинтересовался он.

— Я изложила вам свои мысли, но мы часто разговаривали с отцом на эти темы.

— Неужели такие взгляды на общественную жизнь появились у вас благодаря тому, что вы, Юдела, воспитывались в церковной среде?

— Нет, конечно, нет, — поспешила возразить Юдела. — Церковь служит правительству, а правительство служит вам. Церковь заботится о несчастных, обделенных судьбой гораздо в меньшей степени, чем о вас — баловнях удачи по рождению. Меня больше занимают не рассуждения о боге и милосердии, а действия, приносящие реальные результаты.

— Что вы подразумеваете под конструктивными действиями? — уже осторожно полюбопытствовал герцог.

Ему показалось весьма странным, что такое юное и очаровательное создание, как Юдела, рассуждает о предметах, ей явно недоступных, и повторяет выражения, которые он слышал только от ярых реформаторов вроде Вильдерфорса.

Ему не нравились люди, любящие все преувеличивать, громко кричать о социальном неравенстве и конфликтах, а особенно их фанатичное желание все переделать в такой удобной и приятной для него стране, как Англия.

Ну уж, конечно, никогда в жизни ему не приходилось беседовать на подобные темы с женщинами, которых он приглашал к себе на ужин.

Теперь, пока он ожидал ответа Юделы на заданный им довольно резким тоном вопрос, герцог подумал, что в какой-то степени не он хозяин положения, а она, вполне возможно, дурачит его.

Ее мягкий мелодичный голосок, ее наивная, трогательная внешность находились в резком противоречии с тем, что она произносила.

— Я считаю, что новые реформы, принятые парламентом, должны быть прежде всего направлены на то, чтобы деньги, выделяемые на социальные нужды, достались местным властям и попали в руки именно нуждающихся в них, а не жуликам и проходимцам различной масти, будь они даже благородного происхождения.

Она сделала паузу, ожидая от герцога ответа, но, так как он молчал, пребывая в полной растерянности, Юдела продолжила:

— Так называемые работные дома, размещенные по графствам, — это не что иное, как жуткие места, предназначенные для умерщвления слабых и больных мужчин и женщин, не способных самостоятельно заработать себе на жизнь. Их держат там в заключении, как преступников. Они не вольны уйти оттуда, а если б даже и убежали, то все равно им негде укрыться, и они вынуждены вернуться туда, откуда убежали. Их положение ничем не отличается от положения каторжников, приговоренных за убийство.

— Но все же там у них имеется крыша над головой и кусок хлеба, — попробовал возразить герцог.

Он не понимал, почему ему хочется спорить с нею, хотя в глубине души герцог сознавал ее правоту.

— Человеческому существу, в котором заронена искра божья, мало крыши над головой и жалкой пищи. Мы, люди, нуждаемся в понимании и любви.

— Вот наконец мы вернулись обратно к любви, — с облегчением вздохнул герцог. — Как вы собираетесь одарить любовью всех живущих в этом мире?

— Они сами себя обеспечат любовью, если у них будет на это возможность, — не замедлила с ответом Юдела. — Да будет вам известно, ваша светлость, что семьи по всей стране разрушаются потому, что нет средств, чтобы нормально кормить и содержать жену и детей. А когда кормилец получает увечье на работе или его забирают на войну, то тогда вообще для семьи наступает крах.

Молчание герцога она восприняла как согласие с ее более чем убедительными доводами.

• Предыдущая
• 18/41
• Следующая