Ола и морской волк - Картленд Барбара - Страница 11

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая

«У него, очевидно, много интересов», — подумала она и решила, что ей будет о чем говорить с ним за ужином, если к тому времени останется еще на яхте.

Сама мысль, что ей скоро придется покинуть яхту, вновь пробудила в ней тревоги и опасения, которые обуревали ее утром в каюте, пока она на время не отвлеклась от них, не в силах больше думать о неприятном.

«Я справлюсь, конечно, справлюсь, — уверяла она себя. — В конце концов я ведь была за границей раньше… хотя и не одна».

Она понимала, что совсем иное дело — путешествовать одной. Когда отец с матерью впервые повезли ее учиться в монастырь, они останавливались по пути у своих друзей в их величественных замках, что превращало путешествие в незабываемое приключение.

Когда она ехала в Англию с двумя девочками, тоже англичанками, их сопровождали две монахини и курьер, договаривавшийся о комнатах в гостиницах и распоряжавшийся их багажом.

«Теперь же я буду одна», — думала она и невольно поеживалась, чувствуя, что немного боится.

Ола была убеждена, что разумнее всего будет нанять почтовую карету. Но ей все-таки придется останавливаться по пути в гостиницах, и многим показалось бы странным, что леди, да еще такая молодая, путешествует одна.

Ей вспомнился один случай, вселивший в нее еще большую тревогу.

Когда она возвращалась в Англию с монахинями, они остановились в гостинице на главной дороге, соединявшей Париж с Кале. Она была небольшая и не столь приятная, как другие гостиницы, в которых они останавливались, но монахини объяснили, что эта наилучшая из близлежащих.

Когда они прибыли туда, оказалось, что им не хватает одной комнаты, и пока курьер объяснялся с хозяином гостиницы, к конторке подошла женщина, которая сильно заинтересовала Олу.

Она была француженка, довольно симпатичная и привлекательная, но лицо у нее казалось несколько странным, и Ола поняла, что женщина использовала чересчур много косметики.

Ее ресницы были накрашены тушью, губы обведены малиновой помадой, а на щеках лежал искусственный румянец.

Тем не менее она была в дорогом и очень элегантном платье и выглядела такой прелестной, что Ола никак не могла понять, почему, когда она спросила себе комнату, жена хозяина, которая занималась ею, пока был занят ее муж, грубым тоном поинтересовалась:

— Вы одна, мадам?

— Я ведь спросила только одну комнату, — ответила леди.

— Мы не сдаем комнат женщинам, путешествующим в одиночку, — отрезала жена владельца гостиницы. — Тот отель, который вам нужен, расположен дальше по улице!

Она говорила с таким пренебрежением и бестактностью, что Ола ждала, когда леди возмутится такой дерзостью.

К ее удивлению, та лишь пожала плечами и вышла из отеля.

Теперь Ола задумалась, не будут ли с ней обращаться так же, как с той одинокой женщиной.

Она вздохнула от грустной мысли, но затем подбодрила и успокоила себя тем, что есть же, наверное, отели, принимающие женщин, путешествующих в одиночку, и, может быть, они окажутся более спокойными и менее многолюдными.

Дорога до Парижа казалась уже более трудной, чем представлялась вначале, да еще ей нужно было столько всего Продумать и учесть, что Ола, найдя несколько заинтересовавших ее книг в собрании маркиза, незаметно уснула.

Маркиз провел пару приятных часов за наблюдением того, как яхта смело разрывает морские волны, а затем спустился вниз, узнав от капитана, что они не смогут повернуть к Гавру.

— Я могу лишь предложить, милорд, — сказал капитан, — повернуть обратно, когда ветер стихнет, однако это займет много времени, и в это время года нельзя заранее предугадать погодные условия.

— Нет, мы направимся в Бордо, как вы вначале предлагали, — сказал маркиз. — Я уверен, что мисс Милфорд, моя гостья, легко сможет добраться оттуда до Парижа.

— Надеюсь, молодая леди не путешествует все время одна, милорд? — спросил удивленно капитан.

Маркиз был раздражен тем, что заговорил об этом, и отошел, не ответив капитану.

«Я доставлю ее во Францию, как она просила, — говорил он себе, — в любом случае я не несу за нее никакой ответственности!»

Он вспоминал, как Сара вызвала первоначально его симпатию потому что казалась такой беспомощной и жалостной без мужа, который защищал бы ее и заботился о ней.

По его жилам, как яд, растекалась горечь обиды, и теперь он осознавал, что все это было подстроено так, чтобы заставить его почувствовать себя большим, сильным и покровительственным.

Он припоминал реплики Сары, на которые возможен был лишь один его очевидный ответ! Он слишком ясно видел теперь тот доверчивый ее взгляд, когда она говорила ему, что смущена, обеспокоена, озабочена или расстроена чем-либо. На что она ожидала неизбежный ответ, что он уладит все за нее!

«Простак! Простак!» — говорил он себе, и казалось, что ветер в снастях вторит ему.

«Это никогда больше не повторится», — клялся он.

Спускаясь вниз, он подбирал подходящие слова, чтобы объяснить девушке, что когда они достигнут Бордо, он за нее больше не отвечает.

«Доберется ли она до Парижа или куда-то еще, меня это совершенно не касается, и она, несомненно, найдет множество других мужчин, готовых помочь ей».

Он думал, сколько мужчин было в жизни Сары, кроме Антония.

Вряд ли он был единственным, были наверняка и другие мужчины и до того, как умер ее муж!

Она находила мужчин, с легкостью готовых покровительствовать и помогать женщине, во взгляде которой читалась мольба, а глаза были такими голубыми, как ясное летнее небо, но на самом деле темными от черного обмана, как глаза самого Сатаны.

С твердым взглядом и поджатыми губами маркиз вошел в салон.

В первый момент он подумал, что салон пуст и Ола вернулась в свою каюту. Но затем он увидел, что она спит, свернувшись на софе.

Маркиз декорировал салон в бледно-голубых тонах, под стать цвету морской волны.

В убранстве помещений судна это было смелое новшество, потому как мебель на большинстве яхт обтягивалась коричневой кожей, и стены кают обшивались модными дубовыми панелями.

Лучшего цветового фона для пламенно-рыжих волос Олы, чем этот, маркиз и найти не мог.

Приблизившись к ней, он увидел, как ее темные ресницы резко оттеняли ее щеки, все еще бледные от усталости, и во сне она выглядела действительно очень юной и беззащитной.

Он сел в кресло напротив нее и впервые задумался о том, что ее усталость вполне можно понять после столь драматических переживаний вчерашнего дня.

Побег из дома на рассвете — уже суровое испытание и может вызвать нервное потрясение. Да и намерения кузена явились для нее достаточно сильным шоком, а тут еще и внезапный ужас от крушения экипажа в тумане.

Маркиз повидал немало несчастных случаев с конными экипажами и понимал, что Ола уцелела чудом.

Ее кузен, управлявший лошадьми, очевидно, был сброшен на дорогу, и вряд ли, думал маркиз, рана от камня, на который он упал, была единственной травмой.

Обычно в таких авариях люди ломают конечности, а маркиз был свидетелем, как в некоторых случаях люди ломали шеи.

Он не знал, пострадали ли их лошади, но тут же одернул себя — это не его дело.

Бренди повинно в том, что он взялся решать проблемы Олы, и чем скорее он избавится от нее, тем лучше.

Он смотрел на нее и не мог взять в толк, как она доберется до Парижа, когда он высадит ее на берег.

Нанять почтовую карету из Кале до Парижа не представило бы трудности, поскольку это был обычный маршрут путешественников, а французы с их изобретательностью по части добычи денег, организовали дело так, чтобы предусмотреть нужды (и толщину карманов) людей всех классов, посещавших их страну.

Но Бордо находился далеко от Парижа, и маркиз начал подумывать, что найти почтовую карету прямо до Парижа Ола вряд ли сумеет, даже при частой смене лошадей в пути.

«Меня это не должно заботить — не должно!» — твердо сказал он.

Еще он подумал, что она так молода и что она леди, поэтому привыкла к опеке слуг, родственников, учителей и гувернанток.

• Предыдущая
• 11/29
• Следующая