Огонь желаний - Картленд Барбара - Страница 9

• Предыдущая
• 9/41
• Следующая

— Ну и ничего страшного, — ответила девушка, — мы позволим себе все остальное. Мне, например, очень хочется попасть на самую вершину Эйфелевой башни.

— Когда я здесь была в последний раз, ее еще строили.

— Я знаю, — ответила Вада. — Ее открытие приурочили ко Всемирной выставке в 1889 году. В путеводителях по Парижу пишут, что она символизирует творческую мощь и великолепные возможности зодчих и инженеров Франции; ее высота — 984 фута.

— Может быть, и так, — серьезно произнесла Чэрити. — Раньше здания строили не такими высокими.

Вада рассмеялась и одновременно с легкой печалью подумала, как ей будет не хватать Нэнси Спарлинг.

Чэрити была совершенно уверена, что только в Америке все самое лучшее, и Вада прекрасно понимала, что Чэрити не та спутница, которая может вдохновить на знакомство с Парижем.

Но она не огорчалась. В конце концов счастье уже в том, что не надо сидеть у постели Нэнси, а можно свободно ходить, куда пожелаешь. Правда, кое-какие опасения у нее все-таки были.

А что, если люди начнут ей себя навязывать, узнав, что она Эммелин Хольц?

Испугавшись самой этой мысли, Вада почувствовала легкую внутреннюю дрожь. Она понимала, что решимость ее матери держать дочь подальше от любопытных глаз публики, несмотря на некоторые пренебрежительные замечания Нэнси Спарлинг, имеет большой здравый смысл.

Она видела, как репортеры преследовали других богатых наследниц. Однажды в театре Вада наблюдала, какой ажиотаж вызвало появление в зрительном зале одной из них, недавно объявившей о своей помолвке.

Во время представления репортеры пробивались к ней, чтобы взять интервью, фотографы сновали с камерами, а девушка, по-видимому, уже ничего не видела и не слышала из того, что происходило на сцене.

«Мне бы это было противно». От воспоминаний Вада внезапно оробела.

Если бы Нэнси Спарлинг была рядом, девушка не придавала бы этому значения, но от необходимости противостоять в одиночку все внутри у нее сжалось от страха.

Она открыла сумочку, достала несколько писем, которые ей дала Нэнси, и билеты на поезд.

Одно из писем Вада прочитала. Оно было отправлено из отеля «Мерис»и адресовано ее матери в Нью-Йорк.

В нем по-французски, с нарочитой пышностью говорилось:

«Имеем честь сообщить вам, что номер, который вы заказали для вашей дочери, мисс Эммелин Хольц, и для мисс Нэнси Спарлинг, самый лучший и самый роскошный в нашем отеле…»

Далее следовало описание всех удобств, которые были к услугам тех, кто останавливается в «Мерисе».

Вада внимательно прочитала письмо. Затем обратилась к Чэрити.

— У меня есть идея.

— Какая, мисс Вада?

— Мама заранее заказала для нас номер в гостинице, но, естественно, у них нет сведений о наших внешних данных — моих и мисс Спарлинг.

— К чему это? — удивилась Чэрити.

— К тому, что они не знают, как мы выглядим.

— Вам понадобится только сообщить, кто мы.

— Да, — согласилась девушка, — но я знаю, что Нэнси Спарлинг никогда не останавливалась в «Мерисе». Это мама выбрала для нас отель. Нэнси говорила, что она обычно жила в «Бристоле», который, между прочим, предпочитает и принц Уэльский.

— Я уверена, что в «Мерисе» нам будет очень удобно, мисс Вада. В последний раз, когда мы с вашей матушкой были в Париже, то жили в «Риволи», но нам там не понравилось, поэтому миссис Хольц решила отдать предпочтение «Мерису».

— Значит, они тебя тоже не знают, — тихо заключила Вада.

Чэрити взглянула на нее с недоумением, а девушка продолжила:

— Мне не хотелось бы говорить, кто я такая. Как ты думаешь, мне не сложно будет выдать себя за мисс Спарлинг?

— Почему вы хотите это сделать, мисс Вада? — с удивлением спросила Чэрити.

— На случай, если там окажутся журналисты. Предположим, они напишут во французских газетах, что я вместе с тобой остановилась в «Мерисе»; это сообщение может перепечатать «Нью-Йорк геральд», и мама таким образом все про нас узнает.

— О, мне бы это никогда не пришло в голову! — воскликнула служанка. — Конечно, ей все это не понравится. Говорю вам, мисс Вала, она это не одобрит!

— Знаю, — согласилась Вада, — поэтому, думаю, у меня неплохая идея: когда мы приедем в отель, я скажу, что мисс Эммелин Хольц задерживается и прибудет позднее и что я — мисс Нэнси Спарлинг, ее спутница. Разве это не здорово!

Чэрити обдумывала то, что предложила Вада.

— Ну что вам сказать… Я не вижу в этом ничего плохого. Мне, конечно, не хотелось бы, чтобы ваша мать узнала о том, что вы затеяли. Лично я все это не одобряю. Мисс Спарлинг не следовало бы предлагать вам ехать сюда одной. Она меня просто удивляет! Это совершенно невообразимо!

— Поэтому, Чэрити, будет намного лучше, если никто не узнает, кто я.

— Но я могу забыть и не назвать вас «мисс Спарлинг»!

— Не думаю, чтобы кто-нибудь услышал, как мы разговариваем, — улыбнулась Вада. — Но если кто-то и услышит, мы объясним, что «Вада»— прозвище, а это так и есть!

Девушка увидела, что Чэрити обеспокоена, и продолжила:

— Ну кто будет задавать вопросы? Мы никого в Париже не знаем. Мисс Спарлинг сказала, что не собирается давать мне никаких рекомендательных писем: она считает, что французы вряд ли поверят, как и моя мама, что я живу в гостинице одна и меня никто не сопровождает.

— Со мной вы будете в полной безопасности, мисс Вада, — заверила Чэрити.

Путешествие поездом оказалось долгим и утомительным. Далеко за полночь они наконец приехали в Париж.

Город еще не спал. Впечатление было такое, что в ночном отдыхе здесь никто не нуждается.

От вокзала они ехали в экипаже, и Вада зачарованно смотрела в окно. Они проезжали мимо высоких серых домов с деревянными ставнями на окнах — их-то Вада как раз ожидала увидеть, но бульвары ее заворожили и оказались намного оживленнее, чем она представляла.

Из окна экипажа девушка видела прогуливающихся парижан, которые казались совершенно беззаботными, и кафе со столиками, выставленными прямо на улицы. У столиков сидели посетители, оживленно беседуя за стаканчиком вина, и вино от необычно яркого освещения витрин и фасадов играло всеми цветами — янтарным, зеленым, желтым, розовато-лиловым.

Экипаж свернул на площадь Оперы.

«Гранд Опера»— нарядное, великолепное здание Гарнье, отделанное золотом и мрамором, было похоже на романтический сказочный замок.

Вада спрашивала Нэнси Спарлинг об оперном театре.

— Это нечто грандиозное: роскошное, немного пошловатое, веселое, таинственное и впечатляющее зрелище, — ответила она.

Девушка знала, что в этом театре была самая большая сцена в мире.

Они ехали теперь по улице Мира, центру парижской изысканности и изящества. В этот час ночи знаменитая улица была почти безлюдна.

Затем экипаж въехал на Вандомскую площадь. Над зданием министерства юстиции и домом, где жил Шопен, уходила ввысь огромная белая колонна Траяна1, водруженная здесь в честь Наполеона Бонапарта.

— Все это просто великолепно! — восхищалась Вада.

В отеле «Мерис» она заметила, что никого особенно не интересует ее объяснение, что мисс Хольц приедет позже.

Поверив на слово, что Вада и есть мисс Спарлинг, ее и Чэрити проводили в очень просторный и тщательно убранный номер.

Девушка невольно подумала, что только такие апартаменты и могла выбрать для нее ее мать.

Толстые пушистые ковры устилали комнаты, а бахрома с кисточками украшала тяжелые бархатные портьеры.

Все мягкие, обитые дамастом стулья оказались в чехлах, но в этих комнатах было больше света, чем в каких-либо других, где Ваде приходилось бывать прежде.

По обеим сторонам гостиной, расположенной в центре номера, находились две большие спальни и одна поменьше, видимо, предназначенная для служанки. Кроме того, в номере было несколько ванных комнат и множество шкафов, буфетов, антресолей — при виде их Вада подумала, что ее багаж слишком мал для отведенного ему места.

• Предыдущая
• 9/41
• Следующая