Ночные грезы - Картленд Барбара - Страница 30

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая

«Я должна молиться, чтобы бог послал ему много детей и хорошую девушку в жены, способную их вырастить и воспитать», — безуспешно настраивала себя Алинда. Но чем больше она рассуждала о том, как граф Кэлвидон устроит свое счастье в будущем, тем сильнее ей хотелось плакать.

И вот уже слезы потекли по ее щекам, глаза наполнились влагой, и за туманной пеленой не видно уже сияющих бликов на воде.

— Неужели вы плачете, Алинда? — прозвучал голос совсем рядом.

Алинда вскочила. Слезы мешали ей видеть того, кто подобрался так незаметно и позвал ее, но этот голос она не могла не узнать.

Все поплыло перед ее взором, и будто стена сплошного света отделила ее от остального пространства. И в этот замкнутый светлый круг шагнул тот, кого она не осмеливалась ждать. Свет был теплым, почти горячим и вмиг осушил ее слезы. Лишь соленый след от них остался на ее губах, которые он поцеловал.

Одним этим поцелуем Роджер Кэлвидон уничтожил все ее страхи, все то, что делало ее такой несчастной.

Он обнимал Алинду, и она чувствовала себя в безопасности. Ей было хорошо и уютно в его объятиях.

Неизвестно, сколько времени длился их поцелуй и был ли он один или они поцеловались несколько раз, но настал момент, когда им пришлось перевести дух.

— Милая моя, любимая, дорогая! Как я тосковал по тебе! — Его ласковый голос дрогнул от волнения. Чувствовалось, как он волнуется.

А ей вообще было трудно произнести хоть слово. Только последующий поцелуй чуть ободрил ее.

— Я думала, что вы никогда не придете, — прошептала Алинда. — Я думала… что больше вам не нужна.

Волна жалости обрушилась на него, когда он услышал ее тихий голосок.

— Не нужна? Как ты могла вообразить такое?

— У вас теперь есть все…

— Все, кроме тебя. Ты — мое счастье, тебе давно пора это знать.

— Откуда?.. Как?.. — растерянно спрашивала Алинда.

— А как же твой инстинкт? Где он, куда подевался? Тот самый инстинкт, что помогал мне, вдохнул в меня веру, что я на что-то способен?

— Это сделала я? — спросила Алинда, зная заранее, какой будет ответ.

— Конечно. Ты и твой удивительный инстинкт. Но я все равно не могу обойтись без тебя.

Роджер вновь потянулся к ней, она к нему, и они опять поцеловались. Потом они сели рядышком на поваленное дерево.

— Я не мог приехать раньше, — объяснил граф. — Столько родственников прибыло на похороны, и мне надо было достойно проводить матушку в последний путь.

После короткой паузы он ответил на не заданный Алиндой вопрос, понимая, что обязан все рассказать ей.

— Моя мать уже давно страдала сердечной болезнью. Доктор предупреждал, что ей нельзя сильно волноваться. Он лечил ее много лет и знал, как опасно для нее впадать в гнев.

— А вы не знали об этом? Роджер покачал головой.

— Мать избегала разговоров о своем здоровье. Она боялась, что ее тогда сочтут старой. К тому же, как ты знаешь, я отсутствовал два года.

По его голосу легко было догадаться, что он укоряет себя, и Алинда сказала поспешно:

— Ничего хорошего ваше преждевременное возвращение бы не принесло. Миледи уже сделала свой выбор. Мне кажется, что ваша мать хотела уйти из жизни, пока сохранилась ее красота. Не вините себя. Все, что случилось, хоть и трагично, но имеет положительные стороны. Ваш отец там, за гробом, мучился бы от того, что сын его отторгнут от родительского наследия.

— Да, бесполезно теперь сожалеть о том, чего не изменишь. Ты должна помочь мне в будущих заботах, Алинда.

— Вы знаете, что я готова, — мягко произнесла девушка.

— Но все-таки я возлагаю на себя, хоть и частично, вину за кончину матери. Поэтому в том, что касается Феликса Хэнсона, я решил быть великодушным.

Алинда удивленно вскинула брови.

— Моя мать выписала ему чек на восемь тысяч фунтов. Он сознался, что она собиралась аннулировать его, но я разрешил Хэнсону получить эти деньги.

— Я рада, что вы так поступили, — сказала Алинда.

— Я позволил ему забрать и автомобиль, который ему купила мать. — Роджер усмехнулся и добавил:

— Это уже не было проявлением щедрости с моей стороны. Вонючая машина вызывает у меня раздражение. Я предпочитаю лошадей.

— Я тоже, — кивнула Алинда.

— Они ждут тебя в любой момент.

Счастье Алинды было безмерным, она уткнулась лицом в его плечо.

— Нам столько предстоит сделать вместе, — продолжал Роджер, гладя ее волосы. — Но если б ты знала, как мне не хватает наших бесед. Надеюсь, что мы не соскучимся, если даже проведем большую часть жизни в Кэлвидоне.

— Как раз об этом я и мечтала!

— Ты говоришь это искренне или только чтобы доставить мне удовольствие?

Роджер ласково взял Алинду за подбородок, приподнял, повернул ее личико к себе, желая заглянуть в глаза.

— Тебе не приходило в голову, что я ни разу не видел тебя при свете дня?

— Я как раз думала об этом, — кивнула Алинда. — Мы всегда встречались в сумерках.

— Ночная греза! — произнес он с нежностью. — Но ты еще прекраснее, когда солнечные лучи касаются твоих волос, зажигают свет в твоих глазах.

Он так испытующе вглядывался в нее, что девушка покраснела.

— Ты смущаешь меня.

— Я обожаю, когда ты смущаешься. Мне повезло, что я встретил не воинственную амазонку, не Жанну д'Арк, не Афину Палладу, а просто юную и очень милую девушку, которая краснеет от любой похвалы, что в наше время большая редкость.

Алинда что-то невнятно пробормотала и попыталась отстраниться, но Роджер склонился к ее лицу и запечатлел на ее полураскрывшихся губах сладкий поцелуй. И снова она оказалась в плену.

Вдруг он отодвинулся от нее и пристально всмотрелся в ее лицо.

— Я кое-что вспомнил.

— Что? — насторожилась Алинда.

— Когда я увидел тебя в сумрачной спальне Мазарини, какое-то неясное воспоминание шевельнулось во мне. Кого-то ты мне напомнила, но я не сразу догадался.

— Кого же? — с робостью спросила Алинда.

— Пресвятую Деву с картины Леонардо да Винчи. На ней изображено Благовещенье — архангел Гавриил является к Марии в сумерках. Вечерняя синева придает реальности призрачный характер, а волосы Девы излучают золотое сияние, отгоняя ночные тени. Он поцеловал прядь волос Алинды.

— Я вглядывался в эту картину в Лувре столь часто, что как бы сжился с нею. Что-то подсказывало мне, что это не случайно. И вот я встретил тебя!

Алинда от смущения вновь спрятала свое лицо у него на плече.

— Я так рада, что ты такого мнения обо мне, — пробормотала она. — Я опасалась…

— Чего же?

— Что ты сочтешь меня ветреной и бесстыдной, потому что я позволила поцеловать себя.

— Разве мог я подумать про тебя такое? Роджер поочередно поцеловал ее глаза. Пушистые ресницы щекотали ему губы.

— Я предвкушаю, сколько еще достоинств найду в тебе.

— Боюсь, что ты во мне разочаруешься.

— Никогда, — заверил он. — Ведь ты сама утверждала, что истинная любовь задевает и сердце, и ум, и душу.

Роджер ждал, что она на это скажет, но едва ее ротик раскрылся, он прильнул к нему в упоительном поцелуе.

Возможность говорить Алинда приобрела несколько позже.

— Я настолько самоуверен, дорогая, что осмелюсь утверждать, что могу завоевать твое сердце, — сказал он.

— Оно уже твое, — прошептала Алинда.

— А твой ум просто восхищает меня. Жаль, что многое, чему я учился, забыто. Слишком весело я проводил время в Париже.

— Я уверена, что ты так же умен, как твой отец, возразила Алинда. — Я читала о нем. Его все очень уважали.

— Если мы такая умная пара, то какими же гениальными будут наши дети? — улыбнулся Роджер.

— Я хочу, чтобы они были похожи на тебя, — произнесла Алинда и тотчас зарделась румянцем.

— А я надеюсь, что они унаследуют материнский характер и, конечно, ее красоту. Ты сама не знаешь, как ты красива.

Алинда, неожиданно для себя, осмелилась попросить;

— Пожалуйста, повтори. Мне никто не говорил ничего подобного.

— Я буду повторять это без устали, пока не заставлю тебя поверить, что ты самая красивая девушка на свете. Но я еще не закончил. Третья составляющая любви — душа.

• Предыдущая
• 30/31
• Следующая