Невольный обман - Картленд Барбара - Страница 19

• Предыдущая
• 19/34
• Следующая

Кэтрин не взяла тиару с собой, наверное, забыла. Но в любом случае Теола понимала, что на ней эта тиара будет смотреться слишком тяжелой и напыщенной.

Кружевная вуаль тоже не приводила ее в особый восторг. Кружево прекрасное, но почему-то оно показалось ей слишком плотным.

— У меня есть одна идея, Магара! — внезапно воскликнула Теола и выдвинула нижний ящик гардероба.

Руководствуясь своей обычной манией экономии, герцогиня включила в багаж Кэтрин несколько рулонов тканей для починки ее платьев.

— Учти, Теола, — говорила она, — когда шлейфы платьев Кэтрин порвутся или испачкаются, ты должна будешь по мере надобности пришивать к ним новые оборки, пока не придет пора их совсем выбросить.

— Хорошо, тетя Аделаида.

— Ты хорошо умеешь шить, когда захочешь, — резко добавила герцогиня, — поэтому я дам Кэтрин указания проследить, чтобы ты выполняла эту работу, как только в ней возникнет необходимость.

Тогда герцогиня и показала Теоле эти запасные рулоны ткани, несколько раз повторив, как тщательно она должна чинить платья Кэтрин.

Теперь Теола достала из ящика рулон тюля»и положила на кровать рядом с подвенечным платьем.

Надев это платье после того, как Магара подогнала его ей по фигуре, она едва узнала себя в зеркале.

Никогда раньше она не подозревала, какая у нее тонкая талия, насколько идеальна форма ее маленькой груди.

Шея и плечи Теолы сияли ослепительной белизной, и в подвенечном платье, без лишних цветов и сверкающих лент, она выглядела очень юной, невинной и чистой. Длинный шлейф струился за ее спиной, и она действительно была похожа на «нимфу, выходящую из пены». Вместо тяжелой вуали Магара по ее указанию сделала фату из тюля, крепившуюся к голове простым веночком из флердоранжа, с которого Теола убрала все блестки.

— Вы очень красивы, фрейлейн! — воскликнула Магара с оттенком благоговения в голосе, когда Теола была окончательно готова. — Вы похожи на невесту и в то же время на одну из статуй святых в соборе.

«Именно так я и хочу выглядеть», — подумала Теола, но не произнесла этого вслух.

Когда ей сообщили, что генерал ждет ее, она медленно прошла по широкому коридору, держа в руке маленький букетик белых роз, который в последний момент сунула ей Магара, и впервые в жизни слыша за спиной шелковый шелест шлейфа, волочившегося за ней по полу.

Она подошла к парадной лестнице и, протянув руку к перилам, увидела, что генерал Василас ожидает ее внизу в холле. Он был одет в зеленый мундир кавонийской армии, но теперь на его кителе появились эполеты и сбоку спускалась красная орденская лента.

Он не отрывал взгляда от Теолы, пока она спускалась по лестнице. Подойдя к нему и посмотрев в его глаза, Теола увидела в них то выражение, которое очень надеялась увидеть, и оно очень отличалось от презрения, сверкавшего когда-то в его взгляде.

Мгновение, показавшееся ей вечностью, генерал смотрел на нее, затем поднес к губам ее руку в белой перчатке.

— Вы выглядите точно так, как я и ожидал, — тихо произнес он, и Теоле оставалось надеяться, что он хотел назвать ее красивой.

Теола увидела, что у лестницы дворца их ждет открытая карета, украшенная цветами. У коней, запряженных в нее, на шее висели гирлянды цветов; сбруя тоже была украшена.

Они медленно ехали по длинной широкой дороге, ведущей на площадь.

На площади Теола увидела огромную толпу людей, теснящих друг друга, как это было во время приезда Кэтрин, но теперь толпа была в чем-то другой.

Сначала она не могла объяснить себе, в чем именно. Раздавались искренние приветствия, казалось, все улыбаются.

Она вышла из кареты и увидела, что в самом центре площади соорудили помост, на котором стоял мэр, облаченный в красные одежды и с золотой цепью на шее.

Между каретой и помостом тянулась короткая ковровая дорожка, постеленная прямо на мостовую, и, когда генерал подал Теоле руку, люди по обеим сторонам дорожки опустились на колени.

На какое-то мгновение Теола перестала верить в реальность происходящего. Но тут она поняла, чем отличаются сегодняшние приветствия в ее честь от тех, что раздавались в день приезда Кэтрин. В голосах людей звучало почтение, которого раньше не было.

Они подошли к помосту, и впервые с тех пор, как Теола покинула дворец, она вдруг заволновалась. Вероятно, ее рука дрогнула или генерал был достаточно проницательным, чтобы понять ее чувства, но он повернулся к ней и улыбнулся.

— Вы дарите моему народу веру и надежду, — тихо произнес он, так что слышала только она.

Он не мог произнести ничего лучше этих слов, чтобы ее нервозность тут же испарилась без следа, и теперь она думала уже не о себе, а об этих людях.

Они встали перед мэром, и тот приветствовал их краткой речью на кавонийском языке.

Обращаясь к генералу, мэр сказал, что народ ждет, когда он будет править страной так же, как правили много веков его предки, и что сердце каждого кавонийца с ним в этот самый счастливый день в его жизни.

Все время, пока мэр говорил, огромная толпа людей на площади стояла абсолютно тихо.

— Нам нужна ваша подпись, генерал, — обратился мэр к Алексису Василасу.

— Я думал, мы должны произнести перед вами слова клятвы, — ответил генерал.

— У меня для вас чудесная новость, — улыбнулся мэр. — Когда вы сегодня утром сообщили мне, что я буду совершать обряд бракосочетания, мы послали гонца в горный монастырь, и архиепископ вернулся в город! — Теола почувствовала, как замер генерал, и не успел мэр продолжить, как она поняла, что он собирается сказать. — Вас обвенчают в соборе. Теперь вас ждет архиепископ.

Теола почувствовала, что Алексис Василас окаменел, да и у нее самой перехватило дыхание.

Генерал машинально поставил свое имя в книге записи гражданских браков, а затем Теола негнущимися пальцами вывела свою подпись.

Мэр повернулся к молчаливой толпе.

— Дети мои, — произнес он, — Алексис Василас, который вернулся, чтобы править нами, и который только что вступил в брак по закону Кавонии, теперь обвенчается со своей невестой по обряду своей веры и веры наших предков. Наш возлюбленный архиепископ ожидает в соборе, и жених с невестой сейчас отправляются туда, чтобы господь благословил их союз.

Раздались такие громкие приветственные крики, что, казалось, само небо ответило эхом.

Затем генерал и Теола, держащаяся за его руку, двинулись к противоположной стороне платформы и дальше по ковру, тянущемуся до самого входа в собор, стоящий в дальнем конце площади.

Когда люди по обеим сторонам дорожки опять опустились на колени, генерал тихо сказал ей:

— Простите меня! Я этого не планировал, но в данный момент ничего не могу поделать.

— Конечно, не можете, — согласилась Теола.

Разговор продолжать было невозможно, и им лишь оставалось медленно и с достоинством идти сквозь приветствующую их толпу, пока они не добрались до собора, где их ждало множество священнослужителей.

Теола никогда не была внутри греческого православного собора, но ее отец описывал ей греческие церкви, и теперь свисающие с потолка серебряные лампады, множество свечей и аромат благовоний показались ей чем-то знакомыми.

Когда они двинулись по проходу, народ хлынул за ними внутрь собора, и Теола подумала, как это не похоже на то, что происходило бы здесь, если бы собор заполнили австрийские дамы в роскошных нарядах и придворные чиновники в красно-золотых мундирах, усыпанных сверкающими орденами.

Их ждал архиепископ в черных одеждах, чистые, красивые голоса певчих наполняли собор звуками песнопений.

Отдав букет одному из служек, Теола сняла перчатки.

Нервничая и боясь сделать что-то не так, она инстинктивно вложила руку в ладонь генерала, как это сделал бы ребенок. Он сжал ее пальцы, и почему-то это успокоило ее так же, как его руки в ту ночь, когда он нес ее наверх после нападения солдата.

Служба была очень красивой, а греческий язык, на котором она проходила, заставил Теолу вспомнить об отце и пожалеть, что его нет с ней рядом.

• Предыдущая
• 19/34
• Следующая