Неподдельная любовь - Картленд Барбара - Страница 13

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая

– Верно, – кивнула она.

– Тогда я счастлив с вами познакомиться.

Меня зовут Ян Нийстед, и я хорошо знал барона.

Лила приветливо улыбнулась.

– По правде говоря, – продолжал мистер Нийстед, – я торгую картинами и продал несколько его полотен – не копии, а оригинальные произведения.

– Как интересно! – сказала Лила.

Но про себя подумала, было бы предпочтительнее, чтобы незнакомец ушел и не мешал ей писать.

– Я вижу, у вас немалый опыт, мисс Кавендиш, – говорил тем временем мистер Нийстед на прекрасном английском.

– Мне бы хотелось так думать, – ответила Лила. – Я училась во Флоренции, а эту копию делаю для моей тети.

– Вы знаете, что ваша тетя больна? – спросил мистер Нийстед. – Чтобы сохранить ей жизнь, нужна операция!

Лила изумленно уставилась на него.

Она не подозревала, что о состоянии тетушки известно всем окружающим. Но она тут же напомнила себе, если мистер Нийстед – близкий друг семьи, то он не может не знать, что ее тетя прикована к постели.

Мистер Нийстед внезапно понизил голос, хотя рядом с ними никого не было и подслушать их разговор никто не мог.

– А еще я знаю, что ваша тетя не может оплатить услуги лучшего хирурга Амстердама.

Вот почему, мисс Кавендиш, я хочу сделать вам одно предложение.

Лила смотрела на него все с тем же выражением на лице, но он, ничуть не смутившись, спокойно объяснил:

– Так как я много лет был близким другом барона, то знаю – ему бы не хотелось, чтоб его сын Никлас, настоящий шалопай, распродал картины, которые он с таким трудом собирал.

– Конечно, – согласилась Лила. – Я как раз думала, не следует ли мне написать старшему пасынку моей тетушки, Иоганну, обо всем, что здесь происходит.

– Поскольку письмо до Явы будет идти очень долго, а потом так же долго будет плестись ответ, я хочу предложить вам нечто иное, – заявил мистер Нийстед.

Не представляя, что он может ей предложить, Лила неохотно отложила палитру и кисти и приготовилась слушать.

– Сюда из Англии приехал некий аристократ, – сообщил мистер Нийстед, – которому хочется приобрести несколько лучших полотен голландских живописцев.

Лила уже решила, будто он собирается попросить, чтобы она передала ему для продажи картину из коллекции барона, и напряженно выпрямилась.

Однако ее новый знакомый сказал:

– По вашей работе я вижу, что вы обладаете редкими способностями и навыками, к тому же используете соответствующий холст и краски. Поэтому мне хотелось бы предложить написанную вами копию этому англичанину.

Лила взглянула на него в полном недоумении.

– Но… вы же не хотите… предложить, чтобы… – растерянно пролепетала она, переводя взгляд со своей копии на изображение девушки на стене напротив.

– Я предполагаю, мисс Кавендиш, что ваш портрет, написанный на холсте семнадцатого века красками семнадцатого века, вполне может считаться первым наброском Вермера к портрету, на который мы с вами сейчас смотрим!

Лила тихо ахнула, а потом возмущенно воскликнула:

– Вы предлагаете мне намеренно лгать и ввести в заблуждение этого человека?!

Мистер Нийстед весьма красноречиво взмахнул рукой.

– А какова альтернатива, мисс Кавендиш?

Дать вашей тете умереть? Сумма, которую вы получите за эту картину в том случае, если английский аристократ примет ее за набросок к портрету кисти Вермера, даст вам возможность оплатить операцию, а она, быть может, продлит вашей тете жизнь еще на двадцать лет!

Лила недовольно отвернулась.

– Это… совершенно невозможно? – молвила она. – И… мне не о чем… с вами говорить!

Но мистер Нийстед и не думал сдаваться.

– Меня удивляет, – укоризненно покачал он головой, – что вы так мало любите свою тетю. А ведь ваш приезд оказался для нее как нельзя более своевременным: она была так подавлена и одинока!

Помолчав несколько секунд, он прибавил:

– Жаль, что вы не знали ее в те времена, когда был жив барон! До чего же она была хороша собой, счастлива, жизнерадостна и остроумна! Вся Гаага была в нее влюблена!

Лила пыталась его не слушать, но он не замолкал.

– Барон часто говорил мне, каким успехом она пользовалась за границей, когда он пребывал на дипломатической службе. Она совершенно не походила на ту печальную женщину, которую вы видите сегодня!

Он умолк, и Лила, почувствовав, что своим молчанием он принуждает ее к ответу и не отступится, пока она не подтвердит свое решение, сказала:

– Моя тетя не одобрила бы…; если б я стала… обманывать кого-нибудь!

– Если б вы прямо спросили ее об этом, конечно, она сказала бы «нет», – согласился мистер Нийстед. – Но, насколько я знаю, без операции она очень скоро умрет. Опухоль, от которой она страдает, растет с каждым днем все быстрее – и с каждым днем ее шансы на выздоровление уменьшаются.

Лиле хотелось закричать, чтобы он ушел, чтобы перестал терзать ее вкрадчивыми словами, полными дьявольского соблазна.

А мистер Нийстед все говорил и говорил:

– Но ведь цель должна оправдывать средства: неужели грешно взять немного денег у очень богатого джентльмена, чтобы спасти жизнь чудеснейшей женщины?

– Но как я могу… сделать… такое? – совсем отчаялась Лила.

Она ужасно испугалась, поняв, что если мистер Нийстед не замолчит, то ей трудно будет не согласиться на его возмутительное предложение.

Благодаря четкой организации дел маркиз уже к полудню следующего дня был в Гринвиче.

Накануне он успел написать очень убедительные, на его взгляд, письма друзьям вроде Уилли, в которых сообщал, что ему стало известно о скором проведении в Амстердаме продажи картин с аукциона, который он счел невозможным пропустить. Он писал:

«Недавно король привлек мое внимание к тому, что в моей галерее мало картин голландских живописцев. Это, безусловно, серьезное препятствие для того, чтобы мое собрание могло считаться самой богатой частной коллекцией живописи в Англии. Поэтому вы должны понять: узнав об этом аукционе, я не нашел иного выхода, кроме как немедленно отправиться в Голландию…»

Утром он послал в Амстердам телеграмму, а затем пересек Ла-Манш.

Он убегал, он собирался прятаться – в данных обстоятельствах он не мог придумать ничего другого.

Его новая яхта «Цапля» пересекла пролив за рекордно короткое время и вскоре уже входила в Нордзе-канал. Это был самый широкий и глубокий канал в мире, с самыми большими шлюзами, так что в него могли входить даже крупные морские суда.

Его открыли в 1876 году, чтобы кораблям, направлявшимся в огромную гавань Амстердама, не приходилось огибать большой мыс, идя по морю.

Длина Нордзе-канала составляла пятнадцать миль – он стал триумфом голландских инженеров и строителей.

В соответствии с распоряжением маркиза «Цапля» пересекла оживленный порт, чтобы войти в Херенграхт-канал. Название этого полукруглого канала, построенного много веков назад, можно было перевести как «Канал джентльмена».

По обе его стороны стояли красивейшие здания семнадцатого века – дома миллионеров-торговцев, чьи корабли приплывали домой с востока через Зейдезе.

Яхта ошвартовалась у берега ближе к полуночи, и маркиз сразу же отправился спать.

На следующее утро он завтракал в салоне, когда на борт яхты поднялся граф Ганс Рейдаль. Этот приятный молодой голландец был ровесником маркиза, и они дружили уже много лет.

– Меня очень удивила твоя телеграмма, Кэрью, – заявил граф, – но я был весьма рад узнать, что ты собираешься приехать!

Они обменялись рукопожатием, и граф сел за стол.

– Ну так в чем же причина столь неожиданного визита? Только не надо говорить мне, будто тебе вдруг нестерпимо захотелось увидеться со мной!

Граф захохотал, а маркиз не моргнув глазом ответил:

– Я приехал купить несколько полотен голландских мастеров и пополнить мою картинную галерею. Его Величество указал мне на то, что у меня слишком мало хороших голландцев!

• Предыдущая
• 13/31
• Следующая