Книга Мирдада. Необыкновенная история монастыря, который когда-то назывался Ковчегом - Найми Михаил - Страница 28

МИРДАД: Если раскрытье Бога в Человеке — это магия, тогда Мирдад, конечно, чародей. Желаешь доказательство тому? Тогда смотри!

Я есть доказательство тому.

Начинай же. Сделай то, за чем пришел.

Принц: Совершенно верно ты угадал, у меня есть и другое дело, кроме как выслушивать твои небылицы. Ведь принц Бетара тоже чародей, но только другого рода, и ты увидишь сейчас его умение.

(Своим солдатам) Принесите оковы для этого Бога-Человека или Человека-Бога, и наденьте их на его ноги и руки, покажите ему и всем присутствующим, как вы умеете колдовать.

Как стервятники на добычу, налетели солдаты на Мастера и принялись заковывать его в кандалы. Какое-то время Семеро сидели, не в силах пошевелиться, не зная, как воспринимать происходящее, в шутку или всерьез. Майкайон и Цамора быстрее остальных осознали, что происходит, и кинулись на солдат, как два разъяренных тигра. Они уже было выиграли сражение, но тут раздался спокойный голос Мастера.

МИРДАД: Пусть вершат они свое, стремительный Майкайон. Пусть будет, как они хотят, добрый Цамора. Эти кандалы Мирдаду не страшнее Черной пропасти. Пусть Шамадам возрадуется, что залатал он власть свою с помощью правителя Бетара. Со временем заплата оторвется вместе с ними.

Майкайон: Разве можем мы спокойно наблюдать, как нашего Мастера заковывают в кандалы, как будто он преступник?

МИРДАД: Не беспокойтесь обо мне и пребывайте в Мире и покое. Ведь однажды они и с вами поступят точно так же, но лишь себя поранят, а не вас.

Принц: Так будет с каждым жуликом и шарлатаном, который посмеет насмехаться над установленным порядком и властями.

Этот святой человек (указывая на Шамадама) — законный предводитель Братства, а слово его — закон для всех. Этот священный Ковчег, чьим изобилием вы наслаждаетесь, находится под моей защитой. Я наблюдаю за его судьбой, я охраняю его кров и имущество, мой меч отрубит ту руку, что дотронется до него со злым умыслом. Пусть все знают и помнят о том.

(Обращаясь к солдатам) Выведите этого негодяя вон. Его опасные идеи да не разрушат наш Ковчег. Если следовать его пагубным идеалам, вскоре разорится наше королевство, и наша земля падет. Пусть же отныне он вещает угрюмым стенам подземелья в Бетаре. Уберите его отсюда.

Солдаты вывели Мастера наружу, принц и Шамадам последовали за ними, раздувшись от гордости. Семеро шли позади этой зловещей процессии. Глазами они провожали Мастера, их губы пересохли от горя, а сердца разрывались от страданий.

Мастер шел уверенно, высоко подняв голову. Пройдя некоторое расстояние, он повернулся к нам и сказал:

— Не волнуйтесь за Мирдада. Я не покину вас, пока не выполню работу, пока я не спущу на воду Ковчег и вас не сделаю его командой.

Долго еще слова эти эхом отдавались в наших ушах вместе с металлическим лязгом цепей.

Один день сменял другой, и каждый из них был короче предыдущего. Все отчетливей ощущалось в воздухе дыхание приближающейся зимы. И вот выпал первый снег.

Притихшие, стояли горы, с головой укрытые роскошным белым покрывалом. Лишь далеко внизу, в долине, виднелись островки сухой травы, между которых стлались серебряные ленты рек, неторопливо несущих свои воды к морю. Казалось, вся природа замерла в каком-то сладостном умиротворении, избавленная от хлопот и волнений.

Но в наших сердцах не было того покоя, который обычно приходит с наступлением холодов. Семеро пребывали в смятении. Стоило блеснуть лучу надежды, как тут же нас охватывали сомнения, и надежда сменялась отчаянием. Майкайон, Микастер и Цамора склонялись к тому, что Мастер обязательно вернется, как обещал. Беннун, Химбал и Абимар не разделяли их мнения. Но все ощущали мучительную пустоту и тщетность бытия.

Ковчег возвышался холодный и угрюмый, неприветливо взирая на спящую природу. Морозная тишина стояла в его залах, несмотря на неустанные попытки Шамадама привнести уют и тепло. С тех пор, как увели Мирдада, Шамадам старательно окружал нас заботой. Он предлагал нам лучшую еду и вино. Но пища не придавала нам сил, а вино не оживляло нас. Он без конца подбрасывал в очаг дрова, но огонь не согревал нас. Он был в высшей степени вежлив и выказывал явное расположение. Но его вежливость и обходительность лишь отдаляли нас от него все больше и больше. Долгое время он не вспоминал о Мастере. Но однажды он раскрыл нам свое сердце.

Шамадам. Братья, вы неверно понимаете меня, если полагаете, что я ненавижу Мирдада. Мне жаль его всем сердцем.

Возможно, Мирдад не злодей, но он опасный фантазер. Учение, которое он проповедует, абсолютно непрактично и ложно, его суть трудна для понимания. Оно не применимо к нашей жизни. И самому Мирдад у, и тем, кто последует за ним, не миновать беды, как только они столкнутся с жестокой реальностью. Я в этом убежден, поэтому и хочу спасти вас.

Вне всякого сомнения, язык Мирдада остер, поскольку его отточило безрассудство юности, но сердце его слепо, упрямо и нечестиво. Мое же сердце трепещет перед ликом Бога Истинного, а опыт прожитых лет придает моим словам силу.

Кто мог бы управлять Ковчегом лучше, чем я? Разве мы не живем долгие годы вместе, и разве я все это время не был вам отцом и братом? Разве наши мысли не осенены покоем, а руки не полны изобилием? Так зачем же разрушать все то, что так долго строили, и сеять недоверие и вражду там, где так долго царили вера и уважение?

Бессмысленно отказываться от одной птицы в руках ради десятка птиц, сидящих на дереве. Мирдад хотел бы, чтоб вы отреклись от Ковчега, который служил вам приютом и помогал быть ближе к Богу, давал вам все, что может пожелать смертный, и при этом охранял от мирской суеты. И что же он обещал взамен? Сердечную боль, разочарование, непрестанную борьбу и нищету!

Небесный Ковчег в безбрежной пустоте — это нелепые мечты. Только ребенок выдумывает себе такую манящую невероятность. Разве ваш Мирдад мудрее самого Ноя, основателя Ковчега? Мне больно сознавать, что вы приняли его бред так близко к сердцу.

Возможно, я согрешил перед Ковчегом, когда обошел его святые традиции и прибегнул к помощи правителя Бетара. Но я сделал это лишь затем, чтоб помешать Мирдаду совершить безумство. Лишь о вас печется мое сердце, и это служит оправданием моему поступку. Я хотел спасти вас и наш Ковчег пока не поздно. И Бог помог мне — вы спасены.

Возрадуйтесь же, о братья, и возблагодарите Бога за то, что вам не пришлось стать свидетелями бесславной гибели Ковчега. Я, например, не смог бы вынести такого позора.

Ныне я вновь посвящаю себя служению Богу Ноя, Ковчегу и вам, о мои возлюбленные братья. Будьте же счастливы, как раньше, ведь ваше счастье — мое счастье.

Произнеся все это, Шамадам разрыдался. Но его рыдания не нашли поддержки ни в глазах, ни в сердцах наших.

Однажды утром, когда по горным вершинам, после долгих мрачных дней, наконец, скользнули первые лучи солнца, Цамора взял в руки арфу и начал петь:

— Замерла песнь на замерзших устах

Моей арфы.

Скована льдами навеки мечта Моей арфы.

Где же дыханье, что песню вдохнет

В мою арфу? Где же ладонь, что согреет мечту

Моей арфы? В мрачной темнице томится она,

В мрачной темнице Бетара.

Будь же просителем, ветер, моим,

Выпроси песнь для меня

У цепей

В мрачной темнице Бетара.

Будь похитителем, солнечный луч,

Мечту для меня укради

У цепей В мрачной темнице Бетара.

В небе царил я могучим орлом,

Был королем я. Правит сова нынче небом моим,

И сирота я,

Крылья обрезали птице моей

В мрачной темнице Бетара.

Слеза выкатилась из глаз Цаморы, руки его бессильно опустились, голова задрожала и склонилась низко-низко над арфой. Его слезы дали выход нашему горю, так долго сдерживаемому, и оно вырвалось на свободу.